Тайны гор, которых не было на карте... - Анастасия Вихарева

По серьезному обставили дело: сначала клятву давали над парнишкой, которого он видел раньше — жили с ним неподалеку. Никогда бы не подумал, что и он проклятый, вроде не болел, и не сказать, что неудачник, в одно время и сам был бы рад оказаться на его месте, весь мир успел посмотреть. Над парнишкой клялись быстро, и когда на третий день ничего в его чувствах не изменилось, клятвы решили повторить.

Выбор отца упал на некую Маньку. Заманили ее на шахту всякими обещаниями приставить к ответственной работе за хороший заработок.

Символизировала она белый свет, от которого клялся он перед Богом беречь свою душу. И как птица Сирин прокричала жена клятву верности и клятву любви, пожелав стать его душою. Проклятую то приводили в чувство, то снова убивали до бессознательности, объясняя как всему миру, что грязная она и убогая, и клялся он, что не стал бы тела ее искать, даже если бы искали его самого, и денег ему предлагали, а она ползала перед всеми, молилась, унижалась. Конечно, не стал бы! Стыда не оберешься, до сего дня он чувствовал одну только неприязнь, как в тот раз, будто кто ножом у горла водил. До того времени они не встречались, но сразу понял, что самая что ни на есть проклятая — постыдно валялась перед всеми не то пьяная, не то убитая. И все пыталась встать, через силу, внезапно пробуждаясь, скрежеща зубами, порой поднимая четверых, которые в это время держали ее.

На сей раз, клятвы его были искренними. Буквально на третий день он вдруг понял, что не врал отец невесты, теперь уже жены, Бог действительно соединял людей в одну плоть. Словно родился заново, ушли сомнения, ушла боль, ушли в прошлое многие обиды. Принял Спаситель, или Отец Его клятвы и открыл их друг другу, кем они были на самом деле. Он знал о жене столько, сколько она о нем, читали друг друга на расстоянии. День ли, ночь ли, все мысли были о ней, и о том, как стать ей милым. Не было дня, что бы он забыл сделать ей подарок. Жена означала для него и свет, и жизнь, и все, чем он мог стать и стал. Он не верил, что мог жить иначе, прошлое стало чужим. И проклинал всякого, кто не имел представления, как соединялись души. Там, в его жене билось его сердце, его ум, его плоть. С ума сходил, когда думал о ней. Ее тело отныне было для него свято, и сама она была для него святой. Пришли такие чувства, о которых только в книжках читал и представлял иногда. Зажили душа в душу, никогда не вспоминая, что жена его вампир и сам он почти вампир. А кроме того, все произошло в точности, как рассказал ему ее отец — он стал избранным. Не успел подумать, как желания исполнялись, вернулось здоровье, люди стали относиться к нему по-другому.

Но пришлось принять и то, что любила жена кровь, которую он доставал ей правдами и неправдами, выманивая у человека и выменивая у разбойников на дороге. Но чего не сделал бы ради души своей?

Жили богато. Да разве можно жить с душою по-другому? Все, чего бы не пожелала, давалось ему добыть легко. От шахты отца поднимались на царство по ступеням, перешагивая их через две, а то и три. Помогали всем, чем могли родственники. Связей было немало, сказалась древность и его рода, и дядьки Упыря, который жену любил, пожалуй, больше, чем любил бы родной отец. Вампиры видели в нем своего вожака, а кто сомневался, исчезал быстро и незаметно. Так хотела его жена, так решили драконы, которые взяли ее в свою кормилицу, в ответ на какие-то заслуги ее матери. Вампиры от огня их горели не хуже простого человека, который не имел представлений о вампирах, и о том, что на самом деле творилось в государстве. Перед драконами даже самые ретивые становились покорными, склонив головы. А когда на трон взошел, достался ему меч, старинный, переходивший как скипетр — и тут уж он сам выбирал, кого карать, а кого миловать.

Сомнения закралось, когда однажды застал жену с другим. По секрету подсказали… И было бы с кем…

Свидетеля того он отучил свидетельствовать против жены, но жене даже сказать не посмел, что видел ее в объятиях друга. И ревновать стал, когда жена его, душа его, проводила время не с ним. Готов был у ног валяться, землю грызть, лишь бы остановилось время, и не ушла бы она к другому. И чем дальше, тем больше находил различия между собой и ею, не смея поверить в увиденное и услышанное. Попробовал изменять сам — но чувствовал вину, и любил так, что огнем пылало все его тело. А она, если и любила, то совсем не так, как представлялось ему — холодно, сдержанно, капризно…

И понял, не так все просто, как вампиры малюют.

Начал искать ответы, и натолкнулся на сведения, что проклятые — самые настоящие проклятые, которых проклинают, чтобы избавиться…

Сначала испугался, потом вздохнул с облегчением. От той проклятой, которая унесла его клятву — избавится не грех. Расстраивать Ее Величество своими знаниями не стал, но теперь потерять ее боялся пуще прежнего. И сразу же встал вопрос: а как влюбился безоглядно, с первого взгляда?! Если не душа, если не та самая половинка?! Выходило. Не он ее, а она первой приметила, и правда, что на ушко нашептали, как когда сам шептал, когда приглашали посаженым на обряд посвящения… А как она обратила внимание, если не кость от кости, не плоть от плоти?

Неужели все-таки Бог миловал, открыв ему душу, и отвел глаза от него?

А не избавлялась ли, как все вампиры избавляются от своей души, чтобы обрести свободу?

Сомневался он и не мог понять, откуда приходят к нему такие мысли, ибо сознание не сомневалось, что все так же чиста жена его, как в первую их встречу. И те же глаза, которые искал бы по белу свету, если бы не встретил — добрую красавицу, легонькую, как пушинка. И тот же голос, который снился по ночам. И руки, нежные — стоило глаза закрыть, как чувствовал, будто рядом стоит. И так же готов за ней в огонь и в воду, лишь бы боль и тоска отступили. Но действительность порой была далека от желаемого, от чувств, от того, что он знал. Хорошо ему было рядом, но заметил, душа огнем горит, а живыми глазами видит холод, как будто любовь осталась там, в сердце его, и он тоже там, а жена в будущем — и есть, и пьет, и думает о чем-то о своем, и не скажет, так и не догадаешься. Стоило подумать, что разлюбила, боль в сердце становилась такой сильной, что иногда казалось, проще умереть. Разве не дорог ему каждый миг их встречи, которыми и поныне он не может насытиться, целиком отдавая себя? Пусть бы выпила без остатка, но не мучила. Прощал, старался лишний раз не мозолить глаза, чтобы окончательно не надоел бы, а в последнее время бессильным стал, смотрел и умилялся до слез, а до дела дошло, муть какая-то, пустота, да так что страшно вспоминать.

Возможно, запутались в паутине доносов, государственных дел и заботах о благополучии, совершенно не думая о чувствах, давно не говорили по душам, накопили каждый свое и не разобрались… Но как, если стоит начать разговор, как тут же приходится проходит обряд очищения, как будто нет места другим мыслям, как только тем, что радуют жену, способствующие укреплению их брака? А он и не знает, какие клятвы произносит она, когда он соглашается умереть в очередной раз. И уже приходится скрывать сомнения и внезапную тоску. Ни один вампир не истязал себя так. Если на себя насылала, где оно — Проклятие? А если на проклятую, где обещанный покой и уверенность? Ясно же — магия не работала…