Граненое время - Борис Сергеевич Бурлак

— Пожалуйста, как хочешь.

Он сел у открытого окна. Снова подул ветер, и на этот раз ему неохотно поклонились простенькие, в ярком наряде мальвы. Он отвернулся от них, стал закуривать.

— Я сейчас, — сказала Наталья и пошла было на кухню.

— Ничего не надо. Я только на минутку.

— Что с тобой?...

Он тщательно размял сигарету, поискал мундштук в карманах, щелкнул зажигалкой, стал прикуривать — огонек не разгорался, чуть не потух вовсе. Наконец Витковский жадно затянулся, поднял голову и нечаянно встретился глазами с лейтенантом, весело наблюдающим за ним с простенка, еще не затемненного сумерками.

Наталья перехватила его взгляд.

— Да что с тобой, в самом деле, Павел?

— Произошла трагическая ошибка... — начал он и остановился. Но тут же больно подстегнул себя: трус! — В сорок третьем году, под Харьковом, я застрелил на поле боя офицера. Это был твой муж...

Наталья наугад сделала шаг к нему.

— Опомнись, Павел, что ты говоришь?! Ты, ты застрелил Михаила?.. — уже тихо спросила она, оглушенная собственными словами. И вдруг вскрикнула: — Неправда!.. Михаил пал смертью храбрых, мне писали... — Она метнулась к туалетному столику, где хранилась похоронная.

— Я принял его за беглеца.

Наталья остановилась, выпрямилась. Медленно повернувшись к окну, она посмотрела поверх Витковского, туда, в степь, над которой свесились белые пряди ближней тучки, — ветер спешил унести ее подальше от грозового ливня, что шел, высвеченный молниями, под частые удары громовых литавр.

— Рассказывай, — твердо произнесла она, подходя к столу. И не в силах больше сдерживать себя, упала грудью на стол, заплакала горько, безутешно, как плачут вдовы.

Витковский не мог смотреть на нее, не мог смотреть и прямо перед собой, чтобы не встретиться глазами с лейтенантом, который по-прежнему наблюдал за ним с высоты своего простенка, то и дело освещаемого пронзительными вспышками молний.

— Говорите, я слушаю.

Он обернулся: в глазах Натальи было столько горячечной боли, что он откинулся на спинку стула, в тень.

Рассказывая, он сперва пытался смягчить свою вину, вспоминая детали боя, которые, пусть в ничтожной степени, могли бы оправдать тот выстрел. Но, приблизившись к развязке, он понял, что снисхождения не будет: полковник Синев незримо присутствовал здесь и готов был уличить его во лжи. Тогда он не стал больше цепляться за соломинки.

Уже все сказав, добавил:

— Твой муж служил в дивизионе Синева.

— Миша служил у Василия Александровича?.. — Наталья встала. — Но почему же Василий Александрович молчал до сих пор? Почему? Ах, да, он не знал, что я и что Миша... Откуда ему было знать... — Она медленно ходила по комнате, рассуждая сама с собой и совершенно не замечая Витковского. — А если бы здесь не было Василия Александровича?..

Он не мог больше оставаться в ее доме и не мог уйти отсюда.

— За что? За что карает меня судьба двойной карой? Значит, все-таки это правда? — полушепотом спросила она его.

Витковский отвел глаза в сторону.

— Боже мой, так можно сойти с ума... И вы еще жили на свете после этого?

Он дрогнул, тяжело поднялся.

— Прощай, Наташа. Я сказал все.

И вышел из ее дома, который со всех сторон обступили сумерки. Наталья не отозвалась. Она поняла, что его нет, только тогда, когда под окнами вспыхнул свет и вдоль улицы легли на мокрую землю длинные режущие лучи автомобильных фар.

Она подбежала к раскрытому окну. Но, испугавшись своего поступка, отпрянула назад...

Утром Наталья не могла идти на работу. Главный геолог прислал уборщицу узнать, что с ней. Потом явился врач экспедиции, пожилой добродушный человек. Он долго выслушивал ее сердце, измерял кровяное давление и все удивлялся, как это она, Наталья Сергеевна Журина, такая энергичная женщина, начинает сдавать свои  п о з и ц и и.

— Не хотелось бы заводить историю болезни, да придется, — говорил он, принимаясь за рецепты.

К Наталье каждый вечер приходили Ольга Яновна и Надя. Ольга знала все, ни о чем не спрашивала. Надя же в первый день ничего не знала и тоже, как и врач, пыталась шутить, подбадривать свою милую Наталью Сергеевну. Но потом, когда Ольга рассказала ей правду о Витковском, Надя всплакнула и притихла. Все трое понимали теперь друг друга с полуслова. Дробное эхо войны, докатившееся через восемнадцать лет, едва не стоило Наталье жизни, и это эхо, отраженное, усиленное ее бедой, потрясло всех знавших ее женщин.

У Натальи был еще бюллетень, когда она поднялась с постели и попросила Надю проводить ее в степь, подышать свежим воздухом. Надя обрадовалась, хотела помочь одеться.

— Мне лучше, не беспокойся, — сказала она, посмотрев в зеркало из-за Надиного плеча: Надя пыталась загородить собой старенький трельяж.

Всю неделю шли дожди. Они начались с той буйной ночной грозы, которая заключила счет летним дням, и продолжались с небольшими перерывами, тихие, безветренные, обложные. (Осень что-то очень рано постучалась в дверь.) Но вчера небо прояснилось, подул южный ветер, и земля робко зазеленела.

Наступила вторая молодость степи. Без подснежников, без тюльпанов, без костров цветущей по суходолью чилиги, — короткая и скромная вторая молодость.

Наталья остановилась на холме, неподалеку от буровой вышки. Внизу, огибая валуны, бежал по лощинке заброшенный проселок, даже колеи его давно заросли подорожником. Над лощиной плавно кружил, то снижаясь, то взмывая в вышину, одинокий беркут. Наталья долго наблюдала за ним, пока он камнем не упал в ковыль и не скрылся на низовом лету в овраге. Она вспомнила, что это здесь, на этом проселке, убил Витковский в прошлом году подорлика.

— Идем отсюда, — сказала она Наде и пошла по каменистому распадку, чисто вымытому сентябрьскими дождями.

— Странно, куда ты заспешила? Побудем еще немного, такой прекрасный день!

— Нет-нет, идем, идем...

У ворот их встретила соседка.

— А к вам, Сергеевна, приезжал из района капитан. Молоденький такой красавчик. Все жалел, что не застал дома, — с обычной своей ухмылкой заговорила тетя Бибиси. — Вот повестку для вас оставил.

— Спасибо, — сказала Наталья и вошла во двор. Оказывается, ей предлагали явиться в райвоенкомат.

Ни она сама, ни Надя совершенно не понимали, зачем это вызывают женщину, никогда не состоявшую на воинском учете.

29

Вспаханная степь отдыхала, набиралась сил.

А Захару было не до отдыха. События развивались быстро: в понедельник Витковский сказал ему, по какой причине должен уехать из совхоза, во вторник было получено решение обкома — «освободить Витковского по личной просьбе», — а в среду он уже сдал совхоз новому директору — Сергею Вострикову.

Со стороны казалось, что Витковский сделал свое дело и ушел: расчистил, наконец, дорогу молодому талантливому человеку, которому можно спокойно передать бразды правления. Случилось так,