На дне Одессы - Лазарь Осипович Кармен

на источник наслаждения.

Нередко сюда являлась компания безусых юношей. Это были только что окончившие гимназисты, новоиспеченные студенты. Они заложили в ломбард свои медали и праздновали здесь свое вступление в храм науки. Являлись также почтенные мужи с "общественным положением", старцы, господа судейские и всякие кандидаты.

Надя не раз собиралась крикнуть им:

— Безбожники! Слепцы! У кого вы ищете ласк и наслаждений?! — и она с сожалением поглядывала на своих бедных товарок.

Несчастные! Бессонные ночи, табак, пьянство, исступленные пляски, унижения, вечная замкнутость в этом доме, разврат и редкое соприкосновение с солнцем и свежим воздухом разрушили их организм и каждая из них похожа была на руины.

У одной был порок сердца, у другой — катар кишок, у третьей — сахарная болезнь, у четвертой — чахотка. Иная еле держалась на ногах. Но они бодрились, и под слоем румян и белил казались бодрыми и жизнерадостными. И у них, у этих жалких и несчастных созданий, молодежь пила соки. И хоть бы один заглянул в их душу. В душу цыганки Розы, Кати или Нади?!

Им не было дела до их души. Им нужно было только тело…

Дни бежали за днями. Море не успокаивалось, продолжало бурлить я выбрасывать все новые и новые волны.

Волны плясали, кривлялись, и все больше и больше смыкались над головой Нади.

XXXI

ТАИНСТВЕННЫЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ

Вчера вдруг исчезла из дому Сима. А сегодня — Леля.

Когда пришел постоянный гость Симы Вавило Петрович Пыщик — делопроизводитель одного богоугодного заведения — и осведомился о ней, Антонина Ивановна с приятной улыбкой заявила ему:

— Уехала-с.

— Куда?

— На родину.

— Чего?

— По родным соскучилась.

— А скоро она дернется?

— Может быть, через неделю, а может быть, через месяц.

Точно такой же ответ был дан студенту юридического факультета Аполлону Ивановичу Узкобрюкову.

Вначале Надю поражали эти таинственные исчезновения. Сегодня исчезла одна, завтра — другая, послезавтра — третья. Но потом она перестала поражаться.

Эти исчезновения были весьма естественны.

Дураки-гости! Они верили выдумкам Антонины Ивановны.

Если бы они полюбопытствовали заглянуть на окраину города, в третье отделение городской больницы, где лежат женщины и лечатся от сифилиса и других болезней, то они увидали бы там своих знакомых — и Симу, и Лелю, и других. И какая девушка не побывала там? Все. Некоторые даже по два и по три раза, а Катя семь раз.

Нечего поэтому удивляться, что Катя была в совершенстве знакома с обстановкой и со всеми углами этого отделения, с его режимом, врачами и сестрицами. Она знала наизусть почти все тамошние песни и часто мурлыкала их под нос:

I

Вечер вечереет,

Пробочницы идут,

А мою Устю

У больницу везут.

II

А в больнице я лежу,

Головой качаю.

Приди милый, дорогой,

За тобой скучаю.

А в больнице я лежу

На железной койке,

Получаю я в неделю

Там по две наколки.

А в больнице две сестрицы,

У них — серы формы,

Ах, как надоели

Мне эти иодоформы.

А в больнице два врача,

У них черны брюки.

Ах, как мне надоели

Докторские руки.

А в больнице под окном

Выросла мята,

Саша — ципа, Саша — дура

Сама виновата.

А в больнице я лежу

На белой постели.

Выпишите меня, доктор,

Хоть на той неделе.

А в больнице под окном

Выросла вишня.

Милый ждет мой, не дождется.

Чтобы я вышла…

Надя, слушая эти песни, бледнела и спрашивала себя:

"А когда меня повезут туда? Неужели сегодня?" И она рисовала себе, как на другой день является ее частый гость Иван Николаевич Запупырин и спрашивает:

— Где Надя?

— На родину, паспорт выправить поехала, — отвечает Антонина Ивановна.

Ее занимал также вопрос — кто послужит причиной ее отъезда "на родину", и она вглядывалась в толпу беснующейся публики, и останавливалась то на студенте, то на прапорщике.

— Надя! Ступай сюда! — раздавался неожиданно голос Антонины Ивановны.

Надя вскакивала и сталкивалась лицом к лицу с каким-то субъектом. "Неужели он?" — и Надя вздрагивала и менялась в лице.

Боязнь "уехать на родину" до того обострилась у нее, что она осунулась до неузнаваемости. А между тем, болезни, пугавшие ее, как будто не замечали ее и проходили мимо. Они поражали то одну, то другую, а ее щадили. В течение короткого времени они поразили Розу, Ксюру, Тоску, Надежду Николаевну.

Дом на время пустел, но потом снова пополнялся.

Как в песочных часах песок переливается из одной клетки в другую, так девушки переливались из этого дома в III-е отделение и обратно. Они возвращались, плясали некоторое время и снова исчезали.

И вот, наконец, настала очередь Нади!

Однажды утром двери дома раскрылись и она вышла на улицу, вся в черном, в сопровождении Василисы. Василиса кликнула извозчика и они уселись в дрожки.

— Куда изволите? — спросил извозчик — хитрый орловец.

— В III-е отделение, — сказала Василиса. — Знаешь?

— Как не знать? — ухмыльнулся извозчик. — Да я — тутошний. Сколько народу возил туда. И вас, барышня, возил. Забыли? — он осклабился и дернул вожжи…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Всю эту историю, историю Нади с Днестра, я передаю с ее слов.

Я познакомился с нею в Массовском приюте.

Когда я познакомился с нею, в ней никто не узнал бы ту Надю, которая приехала в город на заработки — краснощекую и полную сил; ту красивую дикую утку, которая залетела к нам с Днестра, из плавень.

Город обломал ей крылья и выщипал у нее все перья. И передо мной сидела жалкая развалина.

Много еще интересного и ужасного рассказала она мне из своей дальнейшей жизни, но об остальном когда-нибудь в другой раз…