Воздушный казак Вердена - Юрий Гальперин

— Это явная ошибка, напутала агентура, господин полковник. Его обнаружили в Италии, потом в Париже, в Брюсселе, кочует туда-сюда, примкнул к левым эсерам-боевикам. У него подпольная кличка Виктор-военный, что-то он там у них, конечно, делает, юноша, безусловно, смелый, отчаянный даже, помните его побег из арестантского вагона?

— Да, да припоминаю. Тем более важно глаз с него не спускать.

— Наблюдают. Вот бумагу посылаем…

Полковник подвинул к себе принесенный на подпись документ: «Заведующему заграничной агентурой… Департамент полиции просит Ваше высокоблагородие уведомить, не имеется ли в вашем распоряжении более подробных сведений о Викторе-военном».

Полковник подписал письмо.

Наблюдение за Федоровым усилилось, он и не знает, что разветвленная агентура русской полиции, провокаторы, пробравшиеся в ряды политэмигрантов, так интересуются им.

Некий Воронин, проживающий в Париже, докладывает, что «под председательством Богораза, брата литератора Тан-Богораза, состоялось собрание революционеров, на коем выступил некто Федоров…» «По полученным полковником Эргардтом от агентуры сведениям, из Сан-Ремо в Италии приехал в Брюссель Виктор-военный (Федоров) и остановился в квартире Этера…

Федорова, по-видимому, вызвали Лебедев и другие сотрудники «Военного сборника» для участия в издании.

В Брюсселе состоялся вечер, сбор с коего был предназначен на издание этого сборника. Доходу получено 500 франков, что дает возможность приступить к изданию…»

Неведомо Федорову, что и кто сообщает о нем в Петербург, но, как и многие политэмигранты, он с удовольствием прочтет номер газеты «Будущее», выходящей на двух языках — русском и французском. Заметка называется: «Русская тайная полиция в Париже».

«На страницах «Будущего» мы не раз сообщали имена и адреса чинов русской тайной полиции в Париже.

Сообщаем фамилию и адрес главного заведующего политическим сыском: Вальден-Эргардт, 21, Рю-де-Марше…

Эргардт в России служил при жандармском управлении в Житомире, был на Кавказе, в Петербурге… Мы скоро сообщим о парижских успехах этого иуды над иудами и его товарищах по ремеслу».

— Ай да молодцы! — Виктор от удовольствия пристукнул кулаком по столу так, что подскочила чашечка с кофе. Проходивший мимо гарсон с удивлением посмотрел на развеселившегося посетителя, выкрикнувшего что-то на незнакомом языке.

Это маленькое событие несколько рассеяло настроение Федорова, озабоченного серьезными проблемами, прежде всего подысканием приличного заработка.

В мае 1910 года он вступил в брак с землячкой — Марией Андреевной Альбицкой. Теперь уже и дочка родилась, Галочка, а вот устроиться по-человечески трудно. Мечется Виктор из города в город, из страны в страну в поисках работы и надежного пристанища. Пока же они чаще живут с Марией врозь. Теперь не скажешь, как бывало: «Маман, дай рубль», самому нужно обеспечить семью. Тяжко жить в изгнании, а домой путь заказан. Дело не только в деньгах, хотя они, конечно, нужны. Дышится дома иначе: отец, мать, братья — всегда найдешь родную душу. Потом товарищи по подполью, серьезные, основательные люди были, а здесь все плетутся какие-то заговоры, только толку чуть. Сгоряча после побега ему казалось, что это и есть активная борьба, ради нее ничего не жалко. Все чаще задумывается Федоров о делах той части политэмиграции, с которой свела его судьба. Сейчас главная проблема — работа. Он уезжает в Бельгию, где ему пообещали приличное место. Ехать недолго — от Парижа до Брюсселя всего пять часов езды, а там рядом Антверпен, куда ему нужно. До поезда еще несколько часов… Экономя деньги, Федоров зашел в дешевую маленькую столовку на улице Гласьер, прозванную «эсеровской». Ее содержат на пожертвования эсеров — родственников владельцев известной русской фирмы «Чай Высоцкого».

Подкрепившись, Виктор пешком отправляется на Северный вокзал. Хотя идти довольно далеко, он с удовольствием совершает эту прогулку. На улице, смешавшись с толпой, Федоров чувствует себя как-то независимее и свободнее. Его никогда не раздражают роскошные витрины магазинов, не вызывают зависти хорошо одетые беспечные люди, сидящие за столиками кафе. Ему просто нравится город, а все это: витрины, реклама, люди, фиакры — входит составной частью в то, что называется Парижем. По Рю-де-Лафайет он выходит к вокзалу, забирает в багажной камере оставленный там небольшой чемодан и направляется к своему поезду.

В глаза бросилась реклама нордэкспресса: вагоны только первого класса в Берлин и Санкт-Петербург… Грустное напоминание… Позавчера он был в Италии, сейчас во Франции, ждет его Бельгия, Россия же недоступна…

В мае 1912 года чиновник особых поручений при министре внутренних дел, а точнее глава зарубежной охранки, сообщает из Парижа: «…По собранным сведениям, проживающий в Антверпене… Виктор-военный прописался при приезде в означенный город Федоровым… В Антверпен он прибыл 18 декабря 1911 года из Феццано, в Италии, где жил на вилле Пароди…

Свою корреспонденцию он получает обыкновенно не по своему местожительству, а по адресу: 15, Рю Бреда, где помещается его небольшая мастерская обработки алмазов, в которой вместе с ним работает пять или шесть рабочих».

— Ювелирную мастерскую открыл? Так разбогател? — вслух удивляется полковник Еремин, прочитав донесение.

— Я тоже был, как и вы, поражен, — улыбается помощник. — Но все разъяснили два письма, перехваченных нашими людьми. Весьма любопытно.

Письма эти очень хорошо показывают сложную жизнь молодой четы, метания Виктора: «Милый Виктор, пишу на всякий случай, хотя не уверена, что письмо тебя застанет, может, ты и умчался куда-нибудь. Твоего последнего письма не поняла совсем, могу только написать одно: устраивайся где можешь и где хочешь и на сколько времени хочешь, я тебе помехой не буду, ведь ты это знаешь. Пиши, где ты будешь. Если устроишься сносно, то приеду к тебе, а то устроюсь где-нибудь здесь в дешевом пансионе и перебьюсь до осени.

Пока прощай, пиши, как складываются дела, может, поищешь что-нибудь в Париже? Спроси в аптеке горечь для пальца, спроси непременно…»

Последняя фраза в письме о «горечи для пальца» подчеркнута полицией и поставлен внушительный знак вопроса. Уж не зашифрованное ли это сообщение?

На самом же деле у Виктора давно побаливает палец. Еще в самом первом объявлении о розыске Федорова среди особых примет есть и такая: «На указательном пальце правой руки испорченный ноготь».

Видимо, не очень внимательны ищейки к своим же собственным документам, если пытаются расшифровать ничего не значащую фразу.