Оставьте тело вне войны - Сергей Шемякин

— А что были и такие?

— У нас не было, бойцам заранее рассказали, что немцы своими сиренами стараются напугать красноармейца, чтобы у него дрожали от страха руки, и он никуда не попал, или вообще бросил винтовку. А вообще это дело не зазорно, хоть усрись, но если ты стреляешь по врагу, то молодец! После боя из штанов выгребешь! Это надо политработников проинструктировать, чтобы готовили личный состав к нападению немецкой авиации. Бомбёжки — это всегда страшно, даже если человек их уже десяток пережил. И вообще солдат надо учить конкретно, что надо делать при артиллерийском обстреле, миномётном обстреле, налёте авиации. Когда он в строю, в обороне, в наступлении, когда попал под пулемётный огонь. Сделайте памятку, если её нет, где доходчиво всё распишите, в том числе и по отражению танковой атаки. Солдаты в боевой обстановке быстро учатся.

Так что передать комбату насчёт пленного?

— Летчика пусть допросят и передадут НКВД. Если появятся ценные сведения, то прошу поставить меня в известность.

— Я понял, Ефим Григорьевич. А как обстановка в дивизии?

— Авиация немецкая летала, но нас не обнаружила. Сидим тихо, ждём приказа на выдвижение. Выловили группу диверсантов. Секреты то мы по вашему совету выставили по всему лесному массиву. Спокойно всех перестреляли, заполучив целую рацию и радиста.

— С радистом лучше не играться. У них может быть предусмотрены специальные знаки при передаче. Поставит точку после сообщения, а она означает, что группа захвачена. А так пропала группа при боевых действиях и концы в воду. Немцы ведь сами не знают, где на данный момент их диверсанты. Связываются максимум два раза в сутки. А так у них широкое поле различных вариантов, то ли рация сломалась, то ли радиста подстрелили, то ли просто на связь в данный момент выйти не могут. А вот включить захваченную радиостанцию на приём, да посадить около неё человека, который немецкий язык знает, будет правильно. Возможно, удастся вскрыть замыслы и поступившие приказы. Поскольку у нас службы радиоразведки как таковой нет, то немцы пока в разговорах не шифруются.

— Вот в том, что у нас такой службы нет, то вы ошибаетесь, уважаемый Хранитель. Командарм её уже создал. Слабенькая пока, но уже есть. Работают. Информация по немцам идёт.

— А вот в этом молодцы! Был я утром на границе. Капитан Телегин с расчётом уничтожил две вражеских батареи и до батальона фашистов. Метко стреляли! Но половины боезапаса уж нет. Подвозить думаете?

— Да, ночью попытаемся. Начальник артиллерии полковник Матыш, уже распорядился. УРы пока держатся. Немцы навели три моста в разных местах, и ещё два тянут. В Перемышле стратегический мост наши взорвали. На десять часов особых успехов у них на участках пятой и шестой армии нет.

" А в десять часов группа Клейста начала уже двигаться к границе к точке прорыва", — вспомнил сержант. "Надо будет проверить!" Он распрощался в командиром дивизии, поблагодарив за информацию, и занялся делами в батальоне.

В первую очередь надо было допросить немца. Ногу ему уже перебинтовали. Кутагин стрелял осторожно. Если первая пуля уложила бортстрелка с пулемётом наповал, в голову, то лейтенанту Гюнтеру Рейнеру пуля пробила голень, не задев кость.

— Не ври мне, — сказал Глеб, надавив ментально на пилота "Штуки", — Говори только правду!

Глеб задавал вопросы, Борис записывал их и переведённые Ткачёвым показания. Выяснилось следующее. В полосе Центрального фронта немцев действовал 2-й воздушный флот с целью поддержки танковой группы Гудериана. В состав этого флота входило три эскадры пикирующих бомбардировщиков Ю-87 — 1-я, 2-я, 77-я. Каждая эскадра имела по три группы численностью по сорок самолётов. В первой эскадре была и четвёртая группа, переброшенная для действий на севере в Норвегию, она вошла в подчинение 5-го воздушного флота. В ночь на двадцать первое июня их группу перебросили подо Львов, для поддержки прорыва танковой группы Клейста. Перебросили ориентировочно на три дня, с возвращением дальше обратно в состав 2-го флота. Возглавляет 1-ю группу 77-й эскадры полковник Шварцкопф. Сорок самолётов. Технический состав не полный, приблизительно одна треть. Их штафель, — пометь в скобках (эскадрилья), — сказал Глеб комбату, — двенадцать самолётов наносил удары по Львову с пяти утра. Вылет второй. Всем командирам кете (звена) задачу ставил командир штафеля. Имелся план размещения места дислокации дивизии. Склады было приказано не бомбить. На плане им эти склады показали, даже места закопанных цистерн с топливом. Задание это не основное, они ждут удара немецких танковых колонн. Аэродром расположен рядом с границей, два километра южнее Томашува. Из ПВО имеется две автоматические 20 миллиметровые зенитные установки Эрликон со спаренными стволами. Самолёты укрыты на лесной опушке.

— Пожалуй, для военных информации хватит, если что-то надо, пусть чекисты сами опрашивают, — сказал Глеб, заканчивая допрос. Пленного увели.

Сержант связался ментально с Поршнёвым. Тот отозвался с задержкой, оказывается, ранен при бомбёжке.

— Я сейчас буду, — сказал ему Глеб. Настроился на знакомое лицо, и перенёсся к капитану. Тот лежал в лазарете с перебинтованной грудью, был в сознании, но состояние его Глебу не понравилось. Капитан мог запросто распрощаться с жизнью. Лицо осунулось, нос заострился, дышал тяжело с хрипами. Разбираться, что там у него за рана, сержант не стал. Положил ему руки на грудь и подержал минут пять, напитывая тело энергией. Затем перекрестил. Грудь капитана засветилась, как засветился и крест над его кроватью. Глаза раненого прояснились, он заворочался на койке.

— Вставай, хватит прикидываться, работы полно! — сказал он ему мысленно.

Поршнёв недоверчиво покрутил головой, осторожно вздохнул, ожидая нарваться на боль, подтянул ноги и сел на кровати. Неверяще, погладил себя по груди, легонько постучал кулаком, пробуя, будет ли больно, и сказал:

— Спасибо, Хранитель. Век помнить буду!

— Тебя как зовут, капитан? А то я всё по фамилии, да званию.

— Егором меня зовут, Тимофеевич по батюшке.

— Так вот, Егор Тимофеевич, я, что тебя потревожил. Наш батальон сбил сегодня два немецких самолёта и взял пленного лётчика. Мы его по-быстрому допросили, и командир дивизии приказал сдать пленного НКВД. Второе, этот пилот посадил свой самолёт на вынужденную, на соседней улице, на Стрыйской. Если не считать дырок от наших пулемётов, то самолёт относительно целый. Пикировщик Ю-87, это те, что Львов сегодня бомбили. Его, я считаю, надо в Москву переправить, для изучения. Самолёт модернизирован, у него новый двигатель, высокая механизация крыла, есть тормозной щиток для снижения скорости пикирования, автомат для выведения, и так далее. Пусть наши конструктора в Москве посмотрят, может, что полезное для себя увидят. Если самолет не нужен, то взорвем прямо на месте. У него на крыльях бомбы остались. Как с ними лётчик сел, не представляю, но сел, деваться ему было некуда. Сможешь эти два вопроса решить?