Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская

Подогреваемое Пентагоном «осознание» необходимости возобновления соглашений, срок которых истекал в 1963 г., заставило Кеннеди похоронить свою идею реформации Испании, если она у него и была. Эта же причина побудила администрацию Кеннеди примириться с той самостоятельной линией в отношении Кубы, которую позволил себе Мадрид, начиная с 60-х годов. Однако осознание необходимости закрыть глаза на тот поворот в испано-кубинских отношениях, который произошел близко к тому времени, когда Кеннеди счел возможным открыто высказаться против режима Франко в присутствии Хуана Карлоса, пришло к Белому дому не сразу.

Испано-кубинские отношения развивались весьма неравномерно. Франко никогда не скрывал своего расположения к диктатору Батисте. На Кубе даже было весьма широко распространено убеждение, что Испания оказала ему помощь «живой силой и техникой» в борьбе с оппозицией, что и определило особую остроту в отношениях между двумя странами после свержения на Кубе режима диктатуры. В декабре 1959 г. Фидель Кастро страстно протестовал против визита Эйзенхауэра в Мадрид[438]

Отношение Испании к новой Кубе не было однозначным. В том же декабре 1959 г. эмиссар революционного кубинского правительства А. Нуньес Хименес предпринял поездку в Западную Европу, пытаясь получить заем в 100.млн долларов и договориться о мерах, которые могли бы нейтрализовать или хотя бы ослабить экономическую блокаду Вашингтона. Он встретился с Франко и поставил его в известность, что Соединенные Штаты оказывают давление на новое кубинское правительство, требуя от него компенсации за конфискованные крупные земельные участки, принадлежавшие до того североамериканцам.

Реакция Франко была весьма своеобразна: «Не платите им ни сентимо, ни сентимо», — повторял диктатор. В связи с этим еженедельник «New York Times Magazine» от 13 ноября 1979 г. заметил, «что многие испанцы надеялись, что Фидель наставит изрядный нос дяде Сэму». Речь шла о тех, кто подобно Франко пережил горечь поражения в 1898 г., когда Испания утратила Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины, а потому были склонны смотреть на Кастро как на мстителя за те давние унижения[439]. Об устойчивости воспоминаний подобного рода, все еще сохранявших силу над чувствами людей определенного возраста, свидетельствуют и слова Муньоса Грандеса, бывшего командира «голубой дивизии»: «Мое поколение выросло в ненависти к вашей стране. Вы нанесли нам поражение в 1898 г. и унизили нас»[440], — сказал он во время визита в США.

Но всякий раз, когда действительность напоминала о революционном характере нового кубинского правительства, наступало охлаждение, а порой и обострение отношений между Испанией и Кубой. Особой напряженности испано-кубинские отношения достигли в январе 1960 г., когда испанскому послу в Гаване Пабло де Лохендио маркизу Вельиска было предложено в 24 часа покинуть страну. Изгнание посла последовало после инцидента, неизвестного до того в истории дипломатии, на телестудии Гаваны 21 января 1960 г.

В этот день Ф. Кастро, выступая по телевидению, заявил, что Лохендио руководит действиями кубинской контрреволюции. Испанский посол явился в студию, прервал выступление Ф. Кастро, публично обвинив его в «клевете» на Испанию. Произошла потасовка, но силы были неравны. Лохендио покинул Гавану, а кубинский посол в Мадриде Хосе Кардона был отозван для «консультаций»[441]. Франко был доволен поведением Лохендио и отблагодарил его, назначив послом в Швецию.

7 августа 1960 г. во всех католических соборах Кубы было оглашено пастырское послание, подписанное архиепископом Гаваны Мануэлем Артеагой и другими архиепископами и епископами Кубы, в котором выражалась озабоченность католической церкви в связи с «возрастающим наступлением коммунизма в стране». Особую тревогу, как видно из текста послания, у кубинской церковной иерархии вызывало «установление тесных отношений с коммунистическими странами, особенно с Советским Союзом»[442]. 1 1 августа во время телевизионного выступления Фидель Кастро заявил, что систематические провокации «фашистских священников» подстрекаются посольством Соединенных Штатов и режимом генерала Франко в Испании.

Франко был возмущен. 14 августа испанское правительство направило ноту протеста против нападок на Иоданию и ее главу, указав при этом на «особую дружбу» к кубинскому народу и неуклонное следование «политике невмешательства во внутренние дела других стран»[443].

Не только администрация Кеннеди, но и кубинская эмигрантская пресса никак не желали смириться с торговлей Испании с Кубой Фиделя Кастро, что, по ее убеждению, «благоприятствовало этой форме коммунистического режима и этому диктатору». Франко спокойно воспринял эти упреки.

21 января 1965 г. в беседе с Салгадо он сказал: «У нас слишком большие материальные и моральные интересы в этой стране, чтобы отказаться от них, не учитывая последствий и страданий, которые могут коснуться наших соотечественников. Здесь живет очень много испанских семей и тех, кто не будучи уроженцами нашей Родины, являются детьми или потомками испанцев. Наша моральная обязанность — не оставлять их беззащитными… Весь мир знает, что испанское правительство является открыто антикоммунистическим»[444].

Но соображения взаимовыгодной торговли заставили идти на компромисс: для индустриализировавшейся Испании проблема экспорта стояла не намного менее остро, чем проблема импорта для подвергавшейся экономической блокаде Кубы.

В Вашингтоне надеялись, что на пути развития торговли между Испанией и Кубой непреодолимым препятствием встанет Директива президента Кеннеди от 9 февраля 1963 г., подтвержденная затем соответствующей резолюцией конгресса США, запрещавшая предоставление помощи любому государству, которое в течение 60 дней не примет меры для прекращения доставки грузов с Кубы и на Кубу на своих судах и самолетах. Официальная просьба испанского правительства не распространять эту директиву на торговлю Испании с Кубой была отклонена администрацией Кеннеди.

И негативное отношение к Франко, проявленное американским президентом во время визита Хуана Карлоса, имело своим источником, по-видимому, не только «либеральные» воззрения Кеннеди, но желание предостеречь Мадрид от опасной дружбы.

В установленное протоколом время начались переговоры о продлении испано-американских соглашений о базах.

Официально американскую сторону на переговорах представлял госсекретарь Д. Раек. Испанская дипломатия рассматривала как свое большое достижение повышение уровня представительства по сравнению с 1953 г. Но, как и в 1953 г., на всех стадиях переговоров решающее слово оставалось за военными. Пентагон и его шеф были остро заинтересованы в сохранении баз в Испании, и в намеченный заранее срок, 26 сентября 1963 г., в Нью-Йорке Д. Раек и Кастиэлья поставили свои подписи под документом, который предусматривал продление на пять лет срока действия испано-американских соглашений. В полной мере о содержании соглашений 1963 г., равно как и 1953 г., можно будет судить тогда, когда будут опубликованы секретные статьи этого документа, которые до сих пор никогда не были преданы гласности. Но и тот текст соглашений, который был опубликован, дал основание зарубежной и испанской историографии придти к обоснованному выводу, что новое соглашение не являлось автоматическим продлением прежних военно-экономических соглашений 1953 г.[445]