Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская

21 мая 1961 г. министр внутренних дел Р. Батлер и министр иностранных дел Британии лорд Хьюм нанесли официальный визит Мадриду. Отклики британской прессы были не столько благожелательными, сколько подробными до деталей, что служба информации испанского МИД подготовила специальный обзор, куда вошли только наиболее лестные для страны посещения высказывания. «Изоляция Испании: Мистер Батлер сказал, что это — позор», — так озаглавила статью о визите газета «The Guardian». Орган лейбористов «Daily Herald» посвятил событию четыре колонки: «Батлер сказал Испании: «Запад в вас нуждается»». «The Times» от 24 мая приводит такие слова британского государственного деятеля: «Испания так же присутствует в международной жизни, как и большинство стран, и это хорошо… Нелогично, что Португалия входит в НАТО, а Испания — нет». Еженедельник «Daily Express» поместил на первой странице фотографию Кастиэльи и британского министра и полный отчет о визите. В редакционной статье говорилось: «Мистер Р. Батлер объявил, что Испания должна быть принята в западный альянс. Большинство британского населения согласно с ним. Франко может быть диктатором, но он никогда не наносил вред британским интересам, в отличие от некоторых стран, с которыми мы поддерживаем теперь хорошие отношения». И ссылается на Германию. 31 мая вся британская пресса поместила сообщение, что на второй день визита лорд Хьюм встретился с Франко. Переговоры длились 70 минут, и это, по мнению официальных кругов Испании, — хороший знак[430]. Следующий год был не менее благоприятным для европейской политики Испании.

4 июня 1962 г. Кастиэлья направил официальное послание М. Жюно, председателю комиссии по делам стран, не представленных в Совете Европы: «Согласно информации, полученной от посла Испании в Париже и консула в Страсбурге, мне стало известно, с какой энергией и объективностью Вы защищали дело Испании в Совете Европы. Выражаю мою благодарность Вам и всем, кто возвышает свой голос в организациях, определяющих будущее Европы»[431]. Но наиболее благожелательные известия для режима поступали из Парижа и Бонна.

23 октября 1962 г. Кастиэлья в письме послу Испании в Лондоне маркизу де Санта Крус сообщил самые обнадеживающие новости, которые стали известны от посла Швейцарии в Париже Солдата. На церемонии вручения верительных грамот де Голлю между послом и президентом Франции состоялась беседа. Зашла речь об Общем рынке и вступлении Англии в ЕЭС. Реакция генерала была очень живая: «Почему Англия? Скорее Испания. Преимущественное право за Испанией».

И вторая новость, сообщенная Кастиэльей: во время визита Лопеса Родо в Германию Эрхард заявил, что является противником выдвижения предварительных требований для вступления Испании в Общий рынок[432].

После визита Эйзенхауэра в Мадриде не сомневались в благожелательном отношении к Испании и Вашингтона. Для Франко то были дни триумфа. Коллективный пессимизм сменился эйфорией надежд на близкое свершение «испанского чуда». Перед ожидаемым «долларовым дождем» отступили на какое-то время даже извечные опасения, которые питал национальный сектор к конкуренции иностранных, в том числе американских капиталовложений. Особые надежды на дальнейшее укрепление испано-американских отношений порождал приход в Белый дом Д. Кеннеди — первого президента-католика в истории США. Но именно период администрации Кеннеди был отмечен весьма серьезными трениями в отношениях Мадрида и Вашингтона, но не потому, что Кеннеди был католиком, а потому, что он был либеральным католиком[433]. Д. Кеннеди, действительно, публично неоднократно выражал недовольство франкистским режимом.

Громкую известность получили в свое время его слова, сказанные во время приема в Белом доме совершавшего свадебное путешествие принца Хуана Карлоса и доньи Софии летом 1962 г., которые можно было истолковать как проявление заинтересованности в уходе Франко.

Это было частное турне, однако, как отмечает сопровождавший принца Кальво Серер, в предвидении того, что Хуан Карлос мог бы стать будущим лидером Испании, Кеннеди проявил к нему большое внимание.

Вполне естественно, что во время встречи в Белом доме испанским гостям также был задан вопрос о будущем Испании. Из ответа принца следовало, что после Франко будет король. На это, как свидетельствует Серер, Кеннеди, уже умудренный полуторагодичным опытом пребывания у власти, ответил быстро и метко: «Да, но вся трудность — в переходном периоде»[434].

Антифранкистские настроения в США все еще были весьма ощутимы, и недавно назначенный посол Испании в Вашингтоне А. Гарригес, пытаясь рассеять то негативное отношение, которое проявляли к порядкам Франко администрация и общественное мнение, неизменно прибегал к такому аргументу: «Испанский режим является не тоталитарным, а авторитарным, и находится в процессе эволюции к конституционной монархии»[435].

Убеждение в том, что источник напряженности в отношениях между Испанией и Западом следует искать в отсутствии существенных перемен во внутренней жизни страны, разделял и бывший посол в Мадриде в годы Второй мировой войны К. Хейс. Беседуя с Кальво Серером, он горячо советовал: «Пусть делают хоть что-то, пусть меняют что-либо, чтобы мы могли им помогать»[436].

Скептические высказывания Кеннеди о Франко породили у некоторых американских журналистов даже представление, что «меры по либерализации, начатые в 1962 г., были следствием давления администрации Кеннеди». И хотя Васкес Монталбан, анализируя эти представления, заметил, что «это так же возможно, как и недоказуемо», сам он, как и большинство исследователей Испании того периода в стране и за ее пределами, был убежден, что режим вступил на путь некоторых реформ под давлением прежде всего таких факторов, как возрожденное стачечное движение, начавшееся с массовых забастовок 1962 г. в Астурии, Стране Басков и Каталонии, движение солидарности всех сил оппозиции внутри страны и за рубежом со студенческим движением, жестоко подавляемым, но тем не менее все развивавшимся, что усиливало, в свою очередь, тенденцию к единению в действиях противников режима[437].

Подогреваемое Пентагоном «осознание» необходимости возобновления соглашений, срок которых истекал в 1963 г., заставило Кеннеди похоронить свою идею реформации Испании, если она у него и была. Эта же причина побудила администрацию Кеннеди примириться с той самостоятельной линией в отношении Кубы, которую позволил себе Мадрид, начиная с 60-х годов. Однако осознание необходимости закрыть глаза на тот поворот в испано-кубинских отношениях, который произошел близко к тому времени, когда Кеннеди счел возможным открыто высказаться против режима Франко в присутствии Хуана Карлоса, пришло к Белому дому не сразу.