Соломон Кейн и другие герои - Роберт Ирвин Говард

оспорить, — сказал Конрад. — Легенды вполне определенно говорят об уродствах и не вполне человеческой внешности данных персонажей. В пиктах же не было ничего такого, что вызвало бы ужас и неприятие со стороны арийских народов. Вот если предположить, что средиземноморцам предшествовали какие-то монголоиды, стоявшие на очень низкой ступени развития, — все обретает смысл…

— Совершенно верно, — вмешался Кироуэн. — Только, на мой взгляд, едва ли они проникли в Британию раньше субъектов, которых вам угодно называть пиктами. Легенды о троллях и гномах имеют хождение по всему континенту, и я склонен предполагать, что к нам их с материка занесли как арийцы, так и средиземноморцы. Еще следует предположить, что эти ранние монголоиды если и напоминали людей, то весьма отдаленно…

— По крайней мере, — сказал Конрад, — вот вам каменный топор, который нашел в холмах Уэльса и передал мне один шахтер. Эта находка так и не получила внятного объяснения. Артефакт никак не назовешь типичным неолитическим изделием. Начнем с того, что по сравнению со сходными инструментами каменного века он удивительно мал. По виду — чуть ли не детская игрушка, но на удивление увесистая. Это оружие, вполне способное нанести смертельный удар. Я сам приделал к нему деревянную рукоять… Кто бы знал, до чего трудно оказалось подобрать форму и размер топорища, добиваясь гармонии и баланса с головкой!

Мы долго разглядывали топор. Вещицу отличала искусная обработка, она была гладко отполирована, как и другие известные мне неолитические изделия… но, как и обещал Конрад, разительно отличалась от всех виденных мной. Скромные размеры топорика вселяли смутное беспокойство, ибо ничем иным, кроме размеров, детскую игрушку он не напоминал. Наоборот, весь облик его дышал чем-то смутно зловещим — примерно как жертвенный ацтекский кинжал. Конрад с немалым искусством вырезал дубовое топорище и, прилаживая его к каменной головке, сумел сохранить присущую ей ауру неестественности. Он даже воспроизвел приемы соединения деталей, использовавшиеся первобытными мастерами: головка топора, зажатая в расщепе рукояти, удерживалась полосками сыромятной кожи.

— Бог ты мой!.. — Тэверел неуклюже замахнулся топориком на воображаемого врага и едва не раскрошил драгоценную вазу династии Шань. — Как сбалансирована эта штука? Где у нее вообще центр? Чтобы с ней управляться, лично мне бы потребовалось пересмотреть все понятия о равновесии и механике движений…

— Дай-ка сюда… — Кетрик потянулся к топорику и стал вертеть его в руках, пытаясь примериться. В конце концов, в явном раздражении, он размахнулся и с силой ударил по старинному щиту, висевшему поблизости на стене. Случилось так, что я стоял рядом; я своими глазами увидел, как проклятый топорик вертанулся у него в руке, словно живая змея, и увел ее далеко от намеченной траектории. Я еще успел услышать чей-то предупреждающий вскрик… а потом топорик соприкоснулся с моей головой, и перед глазами взорвалась тьма.

Я медленно выплывал из ниоткуда, возвращаясь к реальности… Сперва пришло тупое ощущение слепоты и полное непонимание того, кто я и что я такое. Потом — смутное осознание существования и жизни… и еще — чего-то твердого, упиравшегося мне в ребра. И наконец туман, окутавший разум, рассеялся, и я пришел в себя полностью.

Я лежал на спине, половину тела прикрывали какие-то кусты, а в голове пульсировала свирепая боль. Мои волосы свалялись и слиплись от крови, потому что кожа на голове была располосована. Скосив глаза, я оглядел свое тело… Я лежал почти обнаженным, если не считать набедренной повязки из выделанной оленьей кожи и сандалий из того же материала. Еще я увидел, что других ран на мне не было. А предмет, доставивший столько неудобств моим ребрам, оказался моим собственным топором, на который меня угораздило свалиться.

В это время моего слуха коснулось какое-то ужасающее бормотание, и от этого звука сознание прояснилось окончательно. Бормотание определенно содержало смысл, но очень мало напоминало язык в том смысле, в каком привыкли понимать его люди. Гораздо больше оно было похоже на шепелявую перекличку множества огромных змей.

Я присмотрелся… Я лежал в глубине огромного, угрюмого леса. В лощине царила тень, здесь и среди бела дня было довольно-таки темно. Да, этот лес следовало назвать воистину темным — холодным, молчаливым, громадные деревья казались зловещими. Я вгляделся в сумрак лощины…

Передо мной было побоище. На земле неподвижно лежало пять человек… верней, то, что осталось от пяти человек. При виде жутких увечий, нанесенных обезображенным телам, моя душа содрогнулась. А кругом толпились… эти. Твари. В какой-то мере — люди, хотя все во мне противилось и не желало признавать их человеческими существами. Это были коренастые коротышки, с головами, слишком крупными для тощих костлявых тел. Сальные косицы волос, широкие квадратные рожи с плоскими носами, раскосыми щелями глаз и узкими прорезями ртов… Довершали облик остроконечные уши. Существа были одеты в звериные шкуры, как и я сам, только шкуры, служившие им одеждой, едва изведали обработку. Твари держали в руках маленькие луки и стрелы с кремневыми головками, дубинки и каменные ножи. И они переговаривались на языке, столь же уродливом, как и они сами. Звук их шипящей, змеиной речи наполнил меня ужасом и отвращением…

О да! Лежа там, я испытывал жгучую ненависть. Мой мозг пламенел добела раскаленной яростью. К тому же и память вполне вернулась ко мне. Мы отправились на охоту — мы, шестеро юношей из племени Меча. И далеко забрели в этот сумрачный лес, который люди нашего народа имели обыкновение избегать. Утомленные погоней, мы расположились на отдых, и мне досталась самая первая стража, — ибо в те дни ложиться спать, не выставив дозорного, было небезопасно. И теперь все мое существо корчилось от стыда, ибо я задремал и тем предал своих товарищей. Они лежали истерзанные, жутко изуродованные — их прикончили, покуда я спал. И сделали это никчемные существа, никогда не дерзнувшие бы встать против них в равном бою. И всему виной был я, Ариара, не сумевший исполнить свой долг!

Да, теперь я все вспомнил… Я спал, мне снилась охота, и прямо посреди этого сна в моей голове полыхнули огненные искры — и я провалился в еще более глубокую черноту, где уже не было никаких сновидений. А теперь я принимал кару за это. Тот, кто подкрался ко мне в лесной темноте и оглушил ударом по голове, отчего-то не задержался, чтобы растерзать мое тело. Меня бросили, посчитав мертвым, — и поспешили к своей кровавой отвратительной трапезе. Возможно, обо мне на какое-то время просто забыли. Я сидел чуть в стороне от своих товарищей, а когда меня ударили — закатился под эти кусты.