Многоярусный мир: Создатель Вселенной. Врата мироздания. - Филип Фармер

Теотормон ухмыльнулся, легко плывя против течения.

— Чего ради мне вам помогать? Ведь вам плевать на меня, вас «тошнит от одного моего вида», разве не так?

— Ты никогда не был мне безразличен, — возразил Вольф. — И я никогда не говорил, что меня тошнит от твоего вида. Именно я настоял на том, чтобы ты отправился с нами. Потому что предвидел день, когда мы будем нуждаться в твоей помощи. Взгляни на свое тело: ты сможешь делать многое, что нам не под силу. По иронии судьбы, Уризен, устроивший эту ловушку, видно, не учел того, что сам превратил тебя в морское чудовище, способное выжить при таких обстоятельствах. Поступив неразумно, он предоставил нам в твоем лице средство к спасению.

Учитывая ситуацию, речь была длинновата, и Вольф задыхался. Тем не менее следовало похвалить Теотормона, ведь тому ничего не стоит бросить их умирать да еще посмеяться, когда они будут идти ко дну.

Теотормон задумчиво произнес:

— Ты хочешь сказать, что Уризен перехитрил сам себя?

Вольф кивнул.

— И как же я могу вам помочь? — поинтересовался Теотормон.

— В воде ты быстрый и сильный, как тюлень. Ты можешь разогнаться так, чтобы выскочить на берег. И можешь вытолкнуть на сушу нас — одного за другим. Я знаю, ты сможешь это сделать.

Теотормон хитро усмехнулся.

— Чего ради мне выталкивать вас в безопасное место?

— Если ты этого не сделаешь, то останешься один в этом странном мире, — сказал Вольф. — Может быть, ты и выживешь, но будешь одинок. Сомневаюсь, что здесь найдется хоть одна живая душа. Тебе не с кем будет перемолвиться словом. Кроме того, нужно будет разыскать Врата, которые выводят из этого мира. Сможешь ли ты найти их один? Как только ты ступишь на землю, тебе понадобятся товарищи.

— К черту всех! — крикнул Теотгормон и, не добавив ни слова, скрылся под водой.

— Теотормон! — воскликнул Вольф.

Братья принялись звать беглеца. Но тщетно приподнимались они над водой и оглядывали поверхность реки, с отчаянием кидая взгляды друг на друга. Тот не появлялся. На их лицах теперь не осталось и следа от былого высокомерия.

Неожиданно Вала вскрикнула и, всплеснув руками, исчезла под водой. Она скрылась так быстро, словно ее потащили вниз.

Прошло несколько секунд. Наконец над поверхностью показалась маслянистая темно-синяя голова Теотормона и мгновение спустя рыжие волосы Валы. Длинные пальцы брата запутались в ее волосах, голову сестры он поддерживал ногой.

— Скажи, что сожалеешь! Скажи, что я не отвратительная медуза! Скажи, что я красивый! Обещай любить меня, как ты любила на острове Паламброна!

Вала рванулась, оставив между пальцами Теотормона темно-рыжие пряди, и воскликнула:

— Я убью тебя, жалкий прыщ! Я еще далека от смерти. Но даже если бы я умирала, то уж лучше это, чем лебезить перед тобой!

Глаза Теотормона расширились. Шлепая по воде ластами, он отплыл от Валы и повернулся к Вольфу.

— Вот видишь! Так чего ради мне спасать ее или кого- нибудь из вас? Все равно вы будете ненавидеть меня, а я вас.

Паламброн завопил, яростно разбрызгивая воду:

— Спаси меня, Теотормон! Я больше не выдержу! У меня нет сил! Я умираю!

— Помни, что я говорил об одиночестве, — тяжело дыша произнес Вольф.

Теотормон усмехнулся и нырнул, а вскоре уже толкал перед собой Паламброна, упершись головой в ягодицы брата и загребая воду ластами. Паламброн выскользнул из воды на стекловидный берег на расстоянии примерно в два его роста. Там он и остался лежать, дыша, как загнанная лошадь; с одежды капала вода, изо рта стекала струйка слюны.

Одного за другим Теотормон вытолкнул на берег всех, где они и остались лежать чуть живые. Только Вала отказалась от его помощи. Собрав все свои силы, она продолжала плыть. Вольф только подивился ее мужеству. Приблизившись к берегу, она послала свое тело вперед и, медленно отталкиваясь локтями, поползла по покатому склону. Достигнув, наконец, ровного места, она осторожно приняла сидячее положение. Затем окинула остальных презрительным взглядом.

— И это мои братья? Всемогущие властелины Вселенных? Кучка тонущих крыс, вот вы кто! Лизоблюды морского слизня, выклянчившие свои жалкие жизни!

Теотормон мощным толчком вытолкнул себя на берег и прошел мимо спасенных. На Валу он даже не взглянул. Постепенно сила возвращалась к ним, и дыхание становилось ровным. Вид у них был жалкий, так как почти все посбрасывали с себя в воде одежду и оружие. Только Вольф и Вала были одеты. Но и Вольф лишился всего оружия, кроме лучемета. Да еще у Валы сохранился меч. Если не считать мокрых волос, не верилось, что девушка побывала в реке: ее платье было сшито из водоотталкивающей ткани.

Лувах дважды пытался идти и оба раза шлепался на землю. Наконец он добрался до Вольфа ползком. Лицо его вновь порозовело, и веснушки уже не были так заметны.

Он сказал:

— Отец поймал нас как детей, играющих в прятки. Только из детей мы превратились в младенцев. Мы даже не можем ходить, только ползать. Как ты думаешь, что он еще задумал?

— Не знаю, — пожал плечами Вольф. — Уверен я только в том, что Уризен долго вынашивал свой план. И теперь мне начинает казаться, что он создал все планеты, которые вращаются вокруг Аппирманзума только для того, чтобы мучить и испытывать нас.

Лувах безрадостно рассмеялся.

— И какая же награда ждет нас в конце всех мук и испытаний?

— Мы получим шанс пасть от руки отца или убить его.

— Неужели ты действительно веришь, что он поступит честно? Что он не сделает свою крепость абсолютно неприступной? Не думаю, что отец способен на такое.

— Честно? А что такое «честно»? Согласно неписаному закону предполагается, что каждый Всевышний оставляет в своей обороне лазейку, какой-либо дефект, которым может воспользоваться лишь исключительно искусный и умный противник. Не знаю, многие ли следуют этому правилу. Но Всевышних убивают и лишают собственности. Всевышних, убежденных в своей безопасности, уверенных в том, что их защитные сооружения оградят их от атак более могущественных и умных соперников. Не думаю, чтобы победителям везло из-за слабых мест в системах защиты. Оборона оказывается уязвимой по другой причине.

Причина эта заключается в том, что мы наследуем оружие. Больше его взять неоткуда: либо получить в наследство, либо отобрать у кого-нибудь другого. Наша раса растеряла древнюю мудрость. Мы стали лишь потребителями и расточителями. Поэтому каждый из нас вынужден пользоваться тем, что имеет, а если он не в состоянии предусмотреть все непредвиденные обстоятельства, то в любой обороне волей-неволей оказываются лазейки и тогда к нему действительно можно пробиться.