Происхождение личности и интеллекта человека - Александр Невзоров

Не вполне академично, но nihilominus точно охарактеризовал странности глаза человека Т Пэм (Австралийский нац. унив., Центр по совершенствованию наук о зрении): «Фактически, если бы глаз со всеми его недостатками спроектировали инженеры, они были бы уволены» (Пэм Т. Эволюция глаза //ВМН, 2012).

Напомню, что когда наш объект рассмотрения еще был «личиком» хвостатого четырехмесячного эмбриона, то волоски на нем располагались группками по «три» и по «пять», что в точности соответствует расположению чешуек у рептилий каменноугольного периода, а еще чуть раньше кожа на нем была совершенно прозрачна, так как состояла из двух слоев клеток (кубических и плоских), как у низших жаберных позвоночных ордовика (илл. 62).

Таких «печатей», repeto, множество, наличие их давно является locus communis, но мы вспомнили о них только в контексте поиска доказательств наличия сознания, памяти, «разума», «личности» у тех существ, что населяли землю в докортикальный период.

Илл. 62. Схема расположения зачатков волос на коже туловища человеческого зародыша: реконструкция чешуевидного характера поверхности кожного покрова четырехмесячного человеческого плода. Видны группы по три и пять волосков (по Штёру)

Каким образом может быть взаимоувязано проявление предковых черт у homo и наличие сознания, памяти и разума у существ силура и ордовика?

Самым прямым.

Puto, рудименты и атавизмы — это прежде всего напоминание о биологической успешности тех видов, родов и семейств, что были сильны и долгожительны настолько, что смогли транслировать свои черты в организмы даже самых далеких потомков.

А сила, успешность, долгожительность вида (рода или семейства) — это прежде всего свидетельство его способности выстроить точное поведение в ответ на все «вызовы» среды и практиковать его в течение нескольких миллионов лет, через благополучие

вида, рода или семейства не просто закрепляя свои морфологические особенности, но и делая их «неизбежными» для всей последующей эволюционной цепочки.

Излишне говорить, что такое поведение невозможно без точной и адекватной оценки реальности, которая, в свою очередь, невозможна при отсутствии памяти, полноценного сознания и того, что называется «разумом».

Мы уже говорили об «обязательности» сознания для всякого живого существа и о том, что качество этого сознания зависит исключительно от развитости рецепторов и проекционных зон (глава VIII).

Нет никаких оснований предполагать, что для организмов палеозоя этот принцип недействителен.

Более того, при желании мы можем обратиться к классике и получить весомые подтверждения справедливости его применения, основанные на долгой и ответственной экспериментальной работе с низшими позвоночными. Рыбы: А. Карамян (1956, 1970), Ю. Фролов (1926), Н. Сихарулидзе (1967), Ю. Холодов (1963); амфибии: И. Бериташвили (1929), К.Леутский (1929), Н. Бебуришвили, Н. Чичинадзе (1936), В. Би- анчи (1967); рептилии: К. Поляков (1930), Н. Wagner (1933), Е. Diebschlag (1934), А. Эльдаров (1968). Puto, что наиболее точными и лаконичными являются выводы И. С. Бериташвили: «У низших позвоночных сенсорные элементы в головном мозгу, несомненно, имеются. Они производят ощущения внешнего мира, воспринятого через рецепторы. У них также имеются интегрирующие нейроны, которые объединяют эти сенсорные элементы и тем самым производят восприятие конкретных объектов. При этом мы все хорошо знаем, что эти животные — рыбы, амфибии, рептилии и птицы — не только воспринимают внешние объекты, но и правильно проецируют их во внешней среде, и это дает им возможность развивать адекватную двигательную активность в отношении воспринятых объектов...» (Бериташвили И. С. Память позвоночных животных, ее характеристика и происхождение, 1974).

Теперь рассмотрим память.

Когда мы упоминаем о ней применительно к организмам кембрия, ордовика, силура, девона и карбона, то не возникает особых противоречий с каноническими представлениями об эволюционной последовательности цереброгенеза и об изначальном распределении функций в структурах мозга.

Данное утверждение легко иллюстрировать стадиями развития гиппокампа, остающегося и по сей день основным обеспечителем такого важного фактора, как память.

Зачатки гиппокампальных структур определяются уже у миксин (мощными слоями пирамидных клеток) и становятся вполне зримыми у челюстных поперечноротых; а открыв мозг амфибии сперва на уровне прекомиссуральной области переднего мозга, а затем на уровне интервентрикулярных форамин, мы отчетливо увидим и пирамидки primordium hippocampi, и кривые пластиночки fibrae hippocampi externae.

У рептилий картина анатомического оформления гиппокампальных структур становится еще ярче. Ее превосходно описал Е. Сепп:

«Область, которая у лягушки была представлена малодифференцированным primordium hippocampi, у ящерицы дифференцирована на слой пирамид аммонова рога и зернистый слой — fascia dentata» (Сепп Е. История развития нервной системы позвоночных, 1959).

Впрочем, наличие образной памяти у амфибий и рептилий никогда и не являлось дискутивным вопросом.

вРептилии, как существа более тонко и сложно организованные, чем амфибии, демонстрируют уже не только образную, но и эмоциональную память, причем частичная децеребрация подтверждает «гиппокампальную версию» ее «обитания». «Итак, у ящериц без переднего мозга совершенно исчезала как образная память, так и эмоциональная память страха» (Бериташвили И. С. Память позвоночных животных, ее характеристика и происхождение, 1974).

Ad verbum напомню, что именно «у рептилий впервые в ряду позвоночных оказывается возможным образование временных связей типа ассоциации» (Карамян А. Функциональная эволюция мозга позвоночных, 1970).

Как вы помните, третья позиция, которую мы применили для характеристики организмов докортикальной эры, был т. н. «разум».

Кавычки, вероятно, можно снять, так как мы употребляем это понятие не в его литературном, а строго в нейрофизиологическом смысле, определяя с помощью данного термина способность мозга к совершению правильной оценки предложенных реальностью обстоятельств.

Мы уже говорили о разуме в главе X как об операции сопоставления данных сознания и данных памяти. Результатом этого молниеносного сопоставления является точность поведенческого акта. (Применительно к предмету нашего обсуждения больше подходит определение «чистый разум», несмотря на некоторую использован- ность этого словосочетания еще в 1781 году.)

Alias, «чистый» разум — это не «роскошь» мозга, а весьма тривиальный продукт его самых древних механизмов; ведь точность поведения, которую способны обеспечить только оценочные возможности разума — это вопрос элементарного выживания, т.е. самым простым доказательством наличия разума служит факт сохранности и благополучия организма и, соответственно, вида (рода, семейства).

Вероятно, принцип «чистого» разума неизменен со времен раннего кембрия и является идентичным у всех организмов.

Secundum naturam, за сотни миллионов лет по мере развития рецепторов совершенствуется сознание, а развитие гиппокампальных, лимбических, корковых формаций, скорость кортикопетальных и кортикофугальных связей расширяет базы памяти и ускоряет к ним доступ.

Совокупность этих обстоятельств, разумеется, развивает разум, который есть обязательный результат взаимодействия всех этих структур.

В данном контексте знаменитый «шокирующий тезис» И. П. Павлова, озвученный им на XIV международном физиологическом конгрессе (Рим, 1932), получает, вероятно, свое объяснение. Напомню: «В окончательном варианте большими полушариями собаки постоянно производится в разнообразнейших степенях как анализирование, так и синтезирование падающих на них раздражений, что можно и должно назвать элементарным, конкретным мышлением».

Здесь следует обратить внимание на следующие важные нюансы:

Данный постулат является не просто следствием тридцатилетней экспериментальной работы И. П. Павлова, но и тем итоговым выводом, что прямо противоречит его же теории «второй сигнальной системы у человека».

Этот тезис И. П. Павлова лишний раз указывает на важность соблюдения терминологической аккуратности. Примерно представляя механизмы «внутренней речи» (мышления) и ее происхождение, гораздо точнее было бы употребить вместо термина «мышление» понятие «разум», как обозначитель естественного, а не искусственного, «запускаемого» только внешним специальным научением процесса. И. М. Сеченов не без гордости и достаточно категорично подчеркивал: «Мы — не философы», тем самым отказывая нейрофизиологии в праве на малейшую неточность или расплывчатость формулировок.

Fortasse, ad interim данное понятие (разум) уместнее всего применять только к животным, так как у современного homo он настолько растворен в мышлении и интеллекте, что практически не поддается отпрепаровке от этих двух сложных и эффектных продуктов работы мозга. (Разумеется, он может быть отчетливо наблюдаем и у человека, но лишь в тех редких случаях, когда тот вырастает в полной изоляции от речи, ритуалов, игр, мифологии и прочей социальной атрибутики homo).