Отторжение - Инна Тронина

Они остановились рядом со мной и трупом «замшевого». Сердце никак не желало успокаиваться, а дыхание — выравниваться. Но я уже знал, что выживу. В уходящем году точно не умру. Сейчас бы узнать, жив ли Маяцкий. Да и бандитов нужно проверить. Лучше, если они все окажутся «холодными».

Я приподнялся, опираясь руками на грязный, твёрдый песок. И увидел четыре пары тщательно вычищенных ботинок. Итак, на заброшенном берегу появились люди, которые, вероятно, и спасли меня. Тот, кто стоял ближе всех, носил обувь небольшого размера, на платформе, да с каблуком. Неужели?! Только сегодня о нём вспоминал…

— Андрей, с наступающим тебя!

Эфендиев говорил совершенно спокойно, будто мы встретились за новогодним столом.

— И вас также! — с чувством ответил я. — Спасибо за всё, Падчах. Теперь и за мою жизнь тоже.

Кто-то из охранников помог мне подняться. Падчах стоял неподвижно — в кожаном пальто, туго перетянутом поясом с бронзовой пряжкой. На голове у него была фетровая шляпа с маленькими полями, на шее — белое кашне. В левой руке Падчах держал пистолет с навинченным глушителем. Значит, его работа. Да, Падчах говорил, что владел обеими руками одинаково хорошо.

— Вы как здесь оказались? Ведь не может быть, что случайно…

Другой охранник подал мне платок, маленькое зеркало, гигиенические салфетки. Я вытер старую кровь с лица, а новой не было — свернулась. Надо бы, конечно, провериться — вдруг есть серьёзные повреждения.

— Вы искали меня?

— Искал.

Эфендиев по-чеченски переговорил со своими, и они стали осматривать трупы. Я попытался мизинцем хоть немного прочистить ухо, и вляпался в сукровицу. Портом потёр голову, в которой будто бы ревели десять самосвалов.

— У меня к тебе дело важное. Но давай сначала разберёмся с этими ребятами. Кто они?

— Вопрос, конечно, интересный, но сложный. Понятия не имею.

— Вот как? — Падчах поднял брови, ещё больше сморщив лоб.

Мне было очень стыдно стоять перед ним в таком замызганном виде. К тому же, контузия не сделала меня умнее.

— Они увязались за машиной моего сотрудника. Вот она стоит, пустая. — Я указал на «Мицубиси». — Он вёз ко мне в офис девушку…

— Эту? — Падчах указал на неподвижную Клару Шаманову.

— Да, её.

— Убита, — сказал один из охранников. — А парень с усиками живой, только плох очень. В больницу его надо отвезти.

Я смотрел, как играют блики на коже дорогого пальто Клары. Потом увидел её запрокинутое курносое лицо, локоны, втоптанные в грязь. Руки с густо-алыми пиками ногтей были сведены смертной судорогой. На трёх пальцах были золотые кольца.

— Три ранения у неё, — продолжал один из охранников. По Оксанкиным описаниям я узнал Махарби из Стамбула. — Одно — в плечо, два — в голову. Похоже, делали контрольный выстрел.

Значит, в тот момент, когда я открыл огонь, они хотели прикончить Володьку. Тогда я пас ему жизнь. Нельзя мешкать и теперь.

— Остальные как? — спросил Падчах. Пистолет он сунул в карман пальто.

А закуривал неловко — видимо, не привык ещё обходиться одной рукой. Я помог ему подержать зажигалку у трубки.

— «Двухсотые»* все. — Охранники, похоже, удивились.

— Это ты их всех обнулил, Андрей? В одиночку?

Эфендиев посмотрел на меня с уважением. Охранники — тоже.

— А кто же ещё? Я один из офиса сорвался. Мне от Владимира сигнал поступил, что их преследуют на джипе «Гранд-чероки». А вот насчёт красной «Мазды» он ничего не сказал. Не успел, видимо. Падчах, это мой друг. Как у вас говорят, кунак. Если он умрёт, то зря вы меня спасали…

Охрана Эфендиева стояла полукругом. На всех были куртки-«пилоты» из дорогих. Шеи обмотаны шарфами в полоску, головы не покрыты. И все, конечно, с оружием. А ведь сейчас их может задержать любой мент, если не побоится, конечно. Лица-то кавказской национальности — не шутка. Ещё немного — и аусвайсы* требовать начнут. А ведь именно они пришли мне на помощь. И Володьку, наверное, тоже они спасут.

Я содрогнулся, вспоминая, как мои глаза вылезали из орбит. Вон та куча в замше, что была моим противником, сдавливала шею стальной хваткой. И несчастному сердцу не хватало кислорода. Так и стучало оно — бедное, раненое. «Вот и всё… Вот и всё…» Вспыхнувшая стрельба не привлекла внимания публики. Все готовились пить и жрать, танцевать и крутить мимолётные романы. И, конечно, они провожали Старый год. Не оставаться же трезвыми до полуночи…

Но, действительно, кто это такие? Вероятно, они как-то причастны к смерти Антона Аверина. Вот ведь незадача — ещё раз меня едва не прикончили из-за этого придурка! Слишком уж честь для него большая, надо сказать. Почему-то именно в тех случаях, когда так или иначе имею с ним дело, веду себя глупо, прокалываюсь на мелочах. И в живых остаюсь лишь по счастливой случайности.

Скорее всего, бандиты не стали бы уничтожать Клару Шаманову и пытаться сделать это же с Маяцким, будь Аверин зарезан за долги. Жаль, что у Клары уже ничего не спросишь. Но Володька-то мог поговорить с ней в дороге. Он часто так поступал, чтобы не терять времени даром.

Я встал на колени рядом с Маяцким, заглянул в его лицо, забрызганное кровью и грязью. Пощупал сонные артерии, определил шок — частый слабый пульс, кожа белая, как бумага, очень холодная. Сознание полностью отсутствует. В темноте не видно, какая у Володьки кровопотеря. Но видно, что огромная. Четыре огнестрельные раны — две с дальнего расстояния, две — почти в упор. И очередь из автомата, которой я помешал, должна была стать контрольной.

А в новогоднюю ночь и хирурга не дождёшься! Нужно, так или иначе, подключать Горбовского с Петренко. Кстати, сюда скоро должна прибыть группа с Литейного. Я не перезвонил Светлане через час, и она, конечно, обратилась к бывшим моим начальникам. Только совсем не хочется, чтобы опера встретились тут с чеченцами.

Хотя бы капельницу Володьке нужно поставить, кровь перелить, или заменяющую её жидкость. Что же делать? Вызывать «скорую» прямо сюда? Огнестрельные ранения, пострадавший в травматическом шоке. Врачи так и так позвонят в милицию. Как бы передать им раненого, а самому не попасться? За такую стрельбу я вполне могу угодить под суд. Даже если выскочу, агентство придётся закрывать, а это мне не улыбается. Да и в камере не хочется Новый год встречать…

А ведь нужно обязательно найти Володькин диктофон. Он или в машине, или в кармане у кого-то из бандитов. Я расстегнул куртку Маяцкого из шелушащейся кожи — последний «писк» сезона. Такой материал ещё называли «крэком». Нащупал липкий от крови свитер, закусил губу. Потом обыскал карманы, но диктофона там не обнаружил. Теперь Маяцкого можно было везти в больницу, а самим продолжить поиски здесь.

Но кто повезёт Володьку? Кроме меня, это могут сделать охранники Падчаха. Конечно, им такая перспектива не улыбается. Федеральные войска штурмуют Грозный, там горят российские танки. И потому появление любого чеченца может повредить и ему самому, и Маяцкому. Я уже хотел робко попросить Эфендиева о помощи, но он заговорил первым.

— Андрей, давай так поступим. Время не терпит. Кстати, который час? Приподними мой рукав…

— Десять минут двенадцатого, — ответил я. — Вам теперь на правом запястье нужно часы носить…

— Ты прав. — Падчах улыбнулся совсем по-отечески. — Не знаешь, где здесь Новый год спокойно можно встретить? Не на улице же всю ночь болтаться. А два моих человека, тем временем, отвезут раненого в больницу. И сделают всё для того, чтобы он был срочно прооперирован.

Я понимал, что имеет в виду Падчах. Если нужно будет заплатить хирургу, принять ещё какие-то меры, его джигиты всё обеспечат.

— Хорошо, так и сделаем, — согласился я. — Вы, конечно, помните Сашу Николаева? Он недалеко отсюда живёт, тоже на Васильевском. Можно к нему успеть, а в Лахту долго ехать. Впрочем, решать вам.

— Сашу я помню. Но удобно ли будет вот так, без приглашения?

— Ничего, мы особенно не церемонимся. Лишь бы только у него там поменьше народу было. Но он женился недавно, так что вряд ли пригласит целый табор…

— Женился? Молодец! — одобрил Падчах. — Красивый парень. Жаль только, что глаз ему выбили. Но, как видно, это не помешало ему наладить жизнь. А сделаем мы вот что, Андрей. Махарби находится в Питере с чужими документами. Всё это между нами, конечно. Сейчас он имеет ксиву лояльного к властям дагестанца. Махарби знает аварский язык. Впрочем, вряд ли его станут проверять. Все кавказцы для русских одинаковы, и потому они вряд ли сразу опознают чеченца. Сейчас в ваш джип укладываем раненого, и Махарби везёт его в больницу. Только вот в какую? В Институт скорой помощи? Или в Военно-медицинскую академию?

— Лучше в Академию, конечно. Знаете, где она находится? — спросил я у охранника.

Тот, улыбнувшись, кивнул. Позже я узнал, что два года назад Махарби спасли там после почти безнадёжного ранения в голову. Сейчас я у него никаких отклонений от нормы не замечал.