Не мир принес - Юрий Манов

— Просто суперлюди какие-то, — пробормотал Корич.

— Единственная известная слабость: очень плохо переносят торки, моральные страдания у них часто сопровождаются с физическими — сильные головные боли. Некоторые сходят с ума. Добавлю, что при всех своих выгодных качествах по сравнению с людьми особи данного вида не являются общественными.

— В смысле?

— У них нет потребности к общению, чаще всего они замыкаются в себе без всякого желания общаться с внешним миром. Только книги, компьютер…

— Так это не «чудаки», это хакеры, — предположил Корич, — у меня сосед такой же, целыми днями и ночами сидит перед компом.

— Они равнодушны к материальным благам, к своему общественному статусу, — глянул на прапорщика с укоризной инструктор.

— Не, тогда не, мой сосед к материальным ценностям очень даже…

— А как насчет общения с себе подобными? — спросил Васинцов.

— Никакого интереса. Мы как-то поселили двух таких в одной комнате на месяц, они за все время от силы полчаса поговорили.

— И что, это все? А зачем мы пристегивались? — спросил Корич.

— Надо, значит. Во время инструктажа вот этот излучатель посылал запись волн различных частот, испускаемых разными видами зверей. У вас нормальная реакция, а то некоторые впадают в панику или сознание теряют. А сейчас наденьте шлемы, да-да, эти, упритесь затылками в подголовники, положите руки на подлокотники (Васинцов услышал, как щелкнули браслеты на запястьях), теперь держитесь, включаю вой стаи волчаров. Не очень приятная процедура, но что поделать. Внимание, загрузка!

Сначала завыл один волк, тоненько, прерывисто, словно и не завыл, а заскулил, жалуясь на голод, его подхватил голос более мощный, раскатистый — вожак. Вой вожака был иного характера, тот сулил славную охоту и богатую поживу. Тут же присоединился вой на тон ниже, видимо, главная самка. Через минуту к волчьей песне присоединилась и остальная стая.

…Васинцов стоял в степи, в холодной заснеженной степи. Ему было холодно и страшно. Ноги его глубоко проваливались в снег при каждом шаге, корка наста не выдерживала его копыт. Да, ноги его заканчивались копытами, он был коровой, заблудившейся коровой. И бубенчик на шее уже не радовал, хозяин не услышит его, вряд ли он осмелится выйти в степь в такую пургу. А волки осмелятся, они уже совсем рядом. Их лапы не проваливаются в наст, их вой слышен все ближе и ближе. Тоскливо, ужасно тоскливо стало Васинцову, какое-то безразличие ко всему овладело его членами. Нет, не надо было ему уходить с хутора вслед за санями, на которых увезли его теленка, такого маленького, большелобого, с рожками и смешной кисточкой на хвосте. Надо было оставаться в стойле и жевать, жевать, жевать это восхитительно пахнущее сено. Ведь его было так много и в кормушке, и на сеновале, и на чердаке овина. А вечером хозяйка сварила бы вкусную похлебку из муки и жмыха. Теперь все, не будет больше ни похлебки, ни сена… Спасаться бегством бесполезно, он и так уже выбился из сил. Сейчас его съедят, сейчас острые крепкие зубы вцепятся в его полное теплой крови тело, и добрая рука хозяйки никогда больше не выдоит из его набухшего вымени жирное молоко. Васинцов повел рогатой головой, холодно, морозный ветер пронизывает насквозь. Упасть, что ли, в сугроб? Пусть снег занесет его… Нет, надо идти, из последних сил идти, а появятся волки, что ж, у него есть рога, острые рога, есть копыта, он будет биться до конца…

Но что это? Неужели колокольчик? Да, так звенит колокольчик на дуге, в которую впрягает лошадку хозяин. Все ближе и ближе. Васинцов поднял морду и радостно замычал…

Заснеженная степь мигнула и исчезла с экрана, Васинцов сидел в том же кабинете №18.

— Уф-ф-ф, ну и вой, — сказал Корич, утирая пот со лба. — Мне, командир, такое сейчас привиделось…

— Будто конь мой вороной… — хихикнул инструктор, записывая что-то в толстую тетрадь на столе.

— А при чем здесь конь?

— Так, из песни это, не обращайте внимания. В общем, реакции нормальные, сейчас чикатил попробуем. Товарищ прапорщик, будьте добры, пристегните руку, вы же на инструктаже. Внимание, загрузка!

…Васинцов торопливо шел по ночному переулку, прижимая сумочку к груди. Какой он дурак, что остался перепечатывать этот доклад до поздней ночи, никуда бы он не делся, этот чертов доклад. Ведь можно было часов в девять встать, сказать, что ребенок дома голодный, и уйти. И этот козел-начальник тоже хорош, продержал до полуночи, буркнул «спасибо» и все. Хоть бы догадался подвезти предложить. Ну ладно, не хочет на своем «ауди», за чехлы новые переживает, дал бы денег на такси, так ведь только махнул рукой на прощание. Козел и есть козел, хоть и фамилия у него Баранов.

Васинцов глянул на дешевенькие часики на запястье, ну вот, без пяти час, лифт дома точно отключили. Он свернул с освещенной фонарями улицы в темный переулок, высокие каблучки звонко зацокали по покрытому трещинами асфальту. Ну за что ему, Васинцову, такие мучения, ну что за гребаная жизнь! Любовник — жмот, на именины колготки подарил да набор теней дешевенький, а не увидел на праздничном столе любимого коньяка — надулся. А откуда у бедной секретарши деньги на коньяк. Муж бывший — скотина, уехал на Север, и ни слуху ни духу. А обещал алименты день в день выплачивать. Сын — оболтус, двоечник, читать не хочет, учиться не хочет, ничего не хочет. Лапа растет, никаких кроссовок не укупишь. Ой, и каблук, кажется, сломался…

Васинцов запрыгал на одной ноге, снимая туфлю. Точно сломался! Ну что за беды ему такие! Последние «выходные» туфли!

— Эй, красотка, что скачешь козочкой? — раздался хриплый голос.

Васинцов обернулся. Из переулка показалась высокая фигура. Внутри у Васинцова похолодело.

А фигура подошла уже совсем близко, мужчина в длинном темном плаще, лица в темноте не видно.

— Каблук сломался? Вот беда! Может, на руках тебя донести, я смогу, я сильный.

Васинцов лихорадочно рылся в сумочке: помада, косметичка, кошелек, пачка салфеток, ключи, все не то, где же он… Баллончик с красным перцем на боку, купленный по случаю на рынке. А мужик уже протягивал к Васинцову руки, одна легла на талию, вторая вцепилась в его высокую грудь.

— Позабавимся, красотка, — и чикатил, а это был, без сомнения, чикатил, точно такой, как показывали по телевизору, изобразил лицом ужасную гримасу. Изо рта его исходило жуткое зловоние, да и от остального тела омерзительно пахло, запах звериного пота. От страха у Васинцова задрожали ноги, мелко так, противно, сердце, казалось, ухнуло из привычного места в груди куда-то вниз живота, а лапа, когтистая лапа уже разрывала тоненькую блузку.

Васинцов неожиданно для себя громко заорал и нажал на клапан баллончика. Струя ударила прямо в глаза зверю, прямо в его пасть. Зверь ослабил хватку и стал широко разевать пасть, ловя воздух. Васинцов еще успел разглядеть огромные клыки зверя перед тем, как припустить по переулку со всех ног, благо, что вторую туфлю удалось скинуть на бегу.