Блуждающие огни - Чарльз Линт

- Как дела, Ширли? - спросила я и бухнулась рядом с ней на ступеньку.

Фрэнк выгнула спину, когда я проходила мимо, но снизошла до того, что принюхалась к моему рюкзаку и поняла, что, кроме учебников, там ничего нет. Во взгляде, которым она одарила меня, снова устраиваясь на ступеньке, не было и тени уважения.

Ширли откинулась на верхнюю ступеньку. Она засунула руки в карманы, раздался знакомый перестук «диккери-диккери-дин», шапка сдвинулась со лба. Запаху шиповника и лакрицы пришлось побороться с надоедливым ароматом герани, но все-таки он был слышен.

- Когда-нибудь задумывалась, зачем нужна эта луна? - спросила Ширли, голос был сонный и звучал словно издалека.

Я проследила за ее взглядом и посмотрела туда, где в небе над домами на противоположной стороне улицы балансировал в небе жирный круглый шар. Здесь он выглядел иначе, чем в Катакомбах, может быть, казался безопаснее, как вообще выглядело здесь все. Сегодня второй день полнолуния, и мне пришло в голову, что, может быть, привидения сродни оборотням, которых притягивает лунный свет, но просто никто еще об этом не догадался. По крайней мере, ни Голливуд, ни авторы романов ужасов.

Я решила не делиться своими мыслями с Ширли. Я хорошо ее знала, но можно ли предугадать, что оскорбит привидение? Да она и не дала мне ответить.

- Луна для того, чтобы напоминать нам о Тайне, - сказала Ширли. - И поэтому она сразу и Дар, и Проклятие.

Ширли изъяснялась, как Винни-Пух в книгах Милна, подчеркивая интонацией большие буквы в начале некоторых слов. Я никогда не могла понять, как ей это удается. И никак не могла постичь, откуда она столько знает о книгах, ведь когда мы были вместе, я ни разу не видела, чтобы она читала хотя бы газету.

- Как это? - спросила я.

- Раскрой глаза, - ответила она. - Ты когда-нибудь видела что-нибудь столь же таинственно-прекрасное? Ведь при одном взгляде на нее, при внимательном ее рассматривании самая пресыщенная душа преисполняется благоговением и страхом.

Я подумала, что производить такое впечатление и призракам удается как нельзя лучше. Но сказала только:

- Ну а проклятие?

- Мы все знаем, что это просто огромный по своим размерам булыжник, висящий высоко в небе. Мы посылали туда людей, они обошли его, оставили мусор на его поверхности, сфотографировали этот булыжник и начертили его карту. Мы знаем, сколько он весит, знаем его размеры, его гравитацию. Мы высосали из него всю Тайну, но он все равно владеет нашим воображением. И как бы мы ни отрицали, там зарождаются и поэзия, и безумие.

Я так и не поняла, при чем тут проклятие, но Ширли уже переключилась на другую тему. Я просто видела, как в ее мозгу - в мозгу призрака - разворачивается карта и на нее наносится новое направление нашего разговора. Ширли посмотрела на меня.

- Что важнее, - спросила она, - быть счастливой или приносить счастье другим?

- Ну, я как-то всегда считала, что то и другое идут рука об руку, - сказала я. - И одного без другого не бывает.

- Тогда о чем ты забыла?

Вот еще одна характерная черта Ширли, которая мне запомнилась. Есть у нее такая привычка: она задает вам вроде бы простейший вопрос, а он делается все сложнее и сложнее по мере того, как вы его обдумываете, но если вы будете без конца обсасывать его со всех сторон подобно тому, как Рэк-си не может оторваться от старого шлепанца, этот вопрос снова станет простым. Однако для такого результата вам придется продираться сквозь целый лес слов и мнений, которые могут оказаться глубокими, слишком глубокими, как философия дзен, и сбивающими с толку, особенно если вы устали и ваши мозги бездействуют, как у меня сегодня.

- Это что, часть загадки, о которой ты говорила вчера ночью? - спросила я.

Ширли вроде бы улыбнулась, вокруг глаз появились морщинки, пальцы заиграли пуговицами в карманах - «диккери-диккери-дин». В воздухе ощущалось что-то странное, как и вчера перед исчезновением Ширли, но на этот раз я не отворачивалась. Я слышала, как в наш квартал въехала какая-то машина, огни ее фар скользнули по нашим фигурам, вспыхнул яркий свет, потом снова наступила темнота, и опять яркая вспышка, так что мои глаза не успели приспособиться к смене освещения.

А когда я снова стала ясно видеть, Ширли, разумеется, уже исчезла. И на ступеньках сидели только мы с Фрэнк. На мгновение я забыла, каковы наши с ней отношения, и протянула руку, чтобы приласкать ее. Я просто попыталась вернуться к реальности, но кошка-то этого не понимала. Она только что не зашипела, встала и спрыгнула на тротуар.

Я смотрела, как она важно шествует по улице, потом вгляделась в опустевший тротуар, поднялась и вошла в дом.

4

Когда я появилась в конторе на Грассо-стрит, у Анжелы сделалось настороженное лицо. Я знала этот взгляд. Я как-то спросила ее, почему она на меня так смотрит, и она вежливо и откровенно объяснила:

- Знаешь, Мэйзи, как только ты переступаешь мой порог, все сразу осложняется.

Я ждала совсем не этого.

Контора Анжелы на Грассо-стрит состоит из одной благородно обшарпанной комнаты со входом прямо с тротуара. Вдоль одной стены тянутся каталожные ящики, у окна-фонаря стоят потрепанная кушетка и такое же кресло, рядом красуется выброшенный каким-то административным управлением стол - этакое массивное дубовое сооружение, испещренное не меньше чем десятью миллионами царапин и вмятин. За столом - вращающийся стул, а по бокам еще два стула, только дубовых и с прямыми спинками. Помню, мне показалось, что эти стулья выглядят как те, которые я несколько лет назад продала старику Кемпсу, а потом оказалось, что там же Анжела и купила их.

На маленьком столике возле каталожных ящиков стояли электроплитка, чайник, несколько разномастных кружек, заварочный чайник и все, что требуется для приготовления кофе, горячего шоколада и чая. На стенах висели яркие постеры - один, из бюро путешествий, изображал уличную сцену в Новом Орлеане во время карнавала, на другом, рекламирующем шоу Джилли Копперкорн, - маленькие изящные феи цветов порхают над свалкой.

Мне больше всего нравится постер с портретом Барта Симпсона* [Симпсон Барт - персонаж мультипликационного сериала «Семейка Симпсонов».]. Я никогда не видела этого сериала, но думаю, можно понять, о чем там идет речь.

Самое приятное в конторе - это вход и ступеньки, ведущие к тротуару. Отличное место, с которого удобно наблюдать за проезжающим мимо транспортом и за пешеходами. Или просто проводить время. Нет, не это здесь самое приятное. Самое приятное здесь сама Анжела.