В море погасли огни - Петр Капица

Хранитель коллекции масличных культур ученый Щукин, в ведении которого находились десятки килограммов арахисовых орешков, семян подсолнечника, льна, мака, скончался от истощения в своем служебном кабинете.

Я иду по весенним улицам города и присматриваюсь к ленинградцам. Еще нет настоящего тепла, в тени цепко держится холод, но многие обитатели промерзших домов уже выбрались на улицу. Они вынесли стулья, кресла, раскладушки - греются на солнышке. Ослабевшие сидели и лежали, подставив лица теплым лучам, а те, кто имел силы двигаться, копошились рядом: скалывали лед, разваливали ноздреватые сугробы, грузили снежные глыбы на фанеру, на саночки, впрягались по несколько человек, отвозили к чугунным решеткам и сбрасывали в каналы. Делали все замедленными движениями, часто отдыхали, утирая обильный пот.

Золотистый солнечный свет беспощадно обнажал худобу жилистых шей, бледность опухших лиц, мешки и провалы под глазами. Создавалось впечатление, что население города, переболев тяжелой, изнурительной болезнью, впервые выбралось на улицу подышать свежим воздухом. Но скучно стоять и сидеть под солнышком без дела. И ленинградцы счищают со своих улиц скопившийся за зиму грязный снег, сгребают щебень и мусор разрушенных домов, увозят на свалки нечистоты. Они не дадут задушить себя зловонию и эпидемиям.

23 марта. Потепление вызвало туманы. Они наползают с моря. Все тонет в молоке, даже не видно Петропавловской крепости. По толстому стеклу иллюминатора змейками стекают тоненькие струйки.

Гитлеровцы, полагая, что в тумане наши наблюдатели не увидят вспышек, открыли сильный артиллерийский огонь по Балтийскому заводу и кораблям, стоящим рядом на Неве. Два тяжелых снаряда угодили в линкор "Октябрьская революция". Корабль был не виден, а в него все же попали. Значит, противник пристрелялся. Нашим кораблям грозит серьезная опасность. Правда, повреждения на линкоре невелики. Он не выведен из строя, может стрелять и плавать. Только придется склепать новую радиорубку и кое - что залатать на палубе.

26 марта. Сегодня был обстрелян наш самый крупный минный заградитель. Ни один снаряд не попал в корабль, но несколько разорвались рядом. Осколками посечен борт. Хорошо, что нет пробоин в подводной части, не придется расшивать листы и заново ремонтировать.

Теперь нет никаких сомнений, что гитлеровцам хорошо известны стоянки кораблей. Скорей бы вскрылась Нева! Пора уходить с насиженных мест.

31 марта. Целые дни ленинградские женщины копошатся на улицах и во дворах, убирая побуревший грязный снег. Погода стала переменчивой, то светит солнце, то налетает пурга, то оттепель. У многих насморк и кашель. Не началась ли эпидемия гриппа?

Из Москвы прибыл в Ленинград начальник Главного политического управления Военно-Морского Флота армейский комиссар второго ранга Рогов. Он собрал писателей - балтийцев и поинтересовался, чем мы дышим.

Вишневский доложил о деятельности своей группы при Пубалте, а об одиночках, работающих в боевых частях, ничего не сказал. Пришлось мне вспомнить, как трудились мы - редакторы многотиражек. Рогову мое выступление понравилось.

В перерыве ко мне подошел полковой комиссар из Главного политуправления и сказал:

- Готовьтесь к отъезду в Москву. Забираем в отдел печати. Будете передавать свой опыт многотиражкам всех флотов.

Это меня ошеломило. Я не собирался покидать Ленинград.

- А, нельзя ли обойтись без меня? Мне хочется пробыть на Балтике до конца блокады.

- Не желаете в Москву? - удивился полковник. - Думаете, что мы там баклуши бьем?

- Этого я не думаю, но писателю важней остаться здесь...

- Ничего не выйдет, - ответил москвич, - приказ армейского комиссара. А на флоте, как вы знаете, приказы не обсуждаются, а выполняются.

4 апреля. Прошло три дня. Я уже решил, что про меня забыли и оставят в покое. Но не тут - то было. Секретарь политотдела принес телефонограмму. Мне предписано немедля явиться в отдел кадров Пубалта к батальонному комиссару Ракову.

С большой неохотой пошел в Пубалт. Там меня встретил сухой и строгий батальонный комиссар.

- Вы почему не являетесь за предписанием? - грозно спросил он. Особого приглашения ждете?

- Меня никто не вызывал.

- Но вас же предупредили?

- Это был ни к чему не обязывающий разговор.

- Запомните: разговор старшего всегда обязывает, никто вторично напоминать не будет.

Протянув заготовленную бумагу, он сказал:

- Отбыть немедля.

- На чем же я выеду из Ленинграда?

- Не знаю, транспортом не занимаюсь. Но если вовремя не явитесь, пеняйте на себя, - предупредил Раков.

Так он сумел превратить выдвижение в наказание. Водятся у нас еще такие службисты.

Весь день я бегал по флотским учреждениям, прося

помочь отбыть в Москву, но никого мои заботы не трогают. Я уже отрезанный ломоть. Единственное, что мне удалось сделать, - это вызвать с моими вещами и аттестатами из Кронштадта Клецко.

5 апреля. Вчера я распрощался со всеми на "Урале", но едва спустился с трапа, как заверещали звонки громкого боя и раздался сигнал воздушной тревоги.

Был седьмой час вечера. Я перебежал к решетке Летнего сада и стал смотреть: откуда появятся самолеты?

Справа затарахтели зенитки. И я увидел тучу "юнкерсов". Они летели с востока вдоль Невы. Создавалось впечатление, что с огромной горы словно на салазках скатываются вниз бомбардировщики. Да не просто, а нацелясь на определенные .корабли.

Послышался холодящий кровь отвратительный вой падающих бомб. Подо мной дрогнула земля и затряслась. На Неве стогами вспучивался лед и высоко вверх взлетали голубые задымленные фонтаны.

У всех мостов - и на кораблях закашляли и заливчато залаяли зенитки, сливаясь в дружный хор. Они испятнали комками разрывов все небо. Казалось, что не осталось просветов, в которые могли бы проскочить бомбардировщики, а "юнкерсы" все же прорывали огневую завесу и устремлялись к кораблям, мостам и заводам.

Такого большого налета на Ленинград давно не было. Прижавшись к именному столбу ворот, задыхаясь от волнения, я наблюдал, как сваливаются в пике и взмывают "юнкерсы" над теми участками Невы, где стоял линкор, крейсеры, миноносцы. Как рвутся бомбы около "Полярной звезды" и выводком ее стальных птенцов - подводных лодок, жавшихся к гранитной стенке.

Я ждал, что сейчас полетят в стороны черные обломки и запылают пожары. Но ни один корабль еще не тонул. С зенитных площадок, окутанных пороховым дымом, комендоры яростно отбивались.

К вою бомб вдруг присоединился хлесткий свист тяжелых снарядов, падавших в тех же направлениях, что и бомбы. Гитлеровцы, видимо, спешили воспользоваться