Мы из Кронштадта. Встреча - Николай Берг

лежит — полеживает. И если этот Иркин хахаль не врет, то все очень легко можно увязать в одну версию. Даже не стопроцентно если все докажут — все равно вполне хватит — вот оружие с трупа, вот сам упокоенный труп уже в виде морфа с разбитой недавно башкой — и дырой в груди, от которой он и зомбанулся. Витя настолько-то разбирался в этом деле и считал, что и сам прижизненную рану от посмертной отличит без особого напряга. Все там просто — прижизненная вызывает кровотечение, а после смерти — и у зомбаков — кровища уже не течет, черт их знает, как они «живут» и активно двигаются — но вот кровотечения у них нет.

Апокалипсис, анархия, слом всех систем и воздух свободы, стреляй кого хочешь, бери, что понравилось!

А потом лбом об закон и порядок...

И ведь что странно — у тех самых дизайнеров, у которых он сам ваганумом на шпагу взял деревушку с жителями — ровно так же вышло. Только для них, диких беспредельщиков — он, Виктор, как раз оказался тем самым Законом и Порядком. А потом с ним же сыграли в ту же игру газовщики. У кого стволов и людей больше — у того и порядок лучше. Потому как кучу народа можно держать в узде только таким макаром. И что совсем смешно — людишки хапнувшие безграничной свободы очень быстро убеждаются, что это в мечтах своих они супергерои, а на деле их очень быстро и очень больно обижает любой павиан посильнее.

И это трезвит лучше ведра холодной воды, вылитой утром на голову. Глядишь, уже и не охота ломать системы. Особенно канализационную и водопроводную. И человечишко радостно меняет свою свободу огрести люлей от первого встречного на спокойный быт и размеренное житие. Пока не вырастут новые, с не выбитыми зубами и не трепанной волосней. Которые тоже гордо захотят беспределить и курощать окружающих, а когда дело дойдет до выполнения желаний — жизнь их бестрепетно утопит.

По старому и простому рецепту.

Одно ведро — восемь котят.

Виктору оставалось только тяжело вздохнуть. Получалось как в старом анекдоте, когда на утреннем пляже полицейский находит у моря совершенно растрепанную и очумелую обнаженную женщину.

— Мадам, что с вами случилось?

— Вы мне не поверите, но я вчера купалась вечером и нашла кувшин. Открыла — а оттуда вылетел джинн. Он и сказал мне, что провел в кувшине три тысячи лет и выполнит три желания!

— Простите, мадам, мое любопытство — а какие желания вы ему заказали?

— Да при чем здесь МОИ желания??? Он СВОИ желания исполнил!!!

Мигом все это в голове пронеслось.

Потому топорщиться — как сделал бы это и совсем недавно, пока еще был не прошкурен вживую и не таскал пулю в ляжке — не стал. Не интересно лбом стенку прошибать.

Сказал только, что ментов во время Беды много погибло и за всех он не ответчик. Если ментам живым охота разбираться с каждым погибшим — это их дело. А к Ирке, раз она так вопрос ставит — он и близко не подойдет, так что можете быть спокойны. Живите счастливо, добра наживайте и что там еще положено говорить новобрачным?

Мужичок внешне никак не отреагировал, но своим обостренным за последнее время чутьем Витя усек, что мужичка попустило. И вот промолчать бы, да идти своей дорогой, ан на секунду вылез прежний Виктор и съязвил:

— Ты вот намеки строил про того морфа-Гайца. А чего мне это толковал, а не пошел сразу в кабинет и не изложил там? Тебе глядишь усиленный паек, а меня взашей при любом раскладе — даже если и не пи делах вовсе и ничего не доказано и мент левый. И хлопот нету никаких.

— Паек не дадут — горестно покивал головой мужичок. Не стал вскипать или злиться, нет, вполне поддержал ернический разговор.

— А ну тогда ясно. Гляжу, ты вполне себе гибкий в вопросах морали — опять ляпнул тот, прежний Виктор, а нынешний только и удивился, откуда что лезет.

И опять мужичок не обиделся, а весело осклабился этакой неприятной усмешкой и кинул подтверждая:

— Ага, я такой. Когда Беда пошла вразнос перед нами задачка встала — решить, что с арестантами в СИЗО делать. Начальства нет, а арестанты воют — и делать что-то надо. Вот мы тогда и решили — одних пристрелить для собственного блага, а других выпустить, так и сделали. И я, знаешь ли, одних педофилов и насильников своими руками на волю отпустил, а другие там остались. Мне, понимаешь ли, по этим статьям решать пришлось — другим-то попроще было — убийцы там, грабители и прочие уркаганы и мошенники...

— А чего проще-то? — оторопело спросил Витя.

— Конечно — проще. Мошенников всех пристрелили — потому как когда вокруг такая чертовщина, доверие и слово должно быть железным. А жулик привык на доверии облапошивать. В спокойное время это еще куда ни шло, хоть с моей кочки зрения гробовые у старухи обманом выманивать — все же некрасиво, а когда полная Жопа вокруг такой обман и счастье за чужой счет и вовсе кровью пахнет. А когда речь идет о твой собственной кровушке — так и думать долго не станешь.

С убийцами тоже просто — этот троих завалил, которые его грабить пришли — свободен, а этот по пьяне троих порезал насмерть незнакомых прохожих — лежи в камере. Потому как критерий простой — я ж грабить не пойду, а вот оказаться прохожим таким обидно. Этот мудак опять же напьется и опять все по новой.

— Ишь оно как! А что с педофилами? — удивился Витя.

— Тебе до визита в кабинет, сколько еще времени осталось? Минут восемь?

Витя глянул на часы. Получалось, что 14 минут еще есть. И почему-то захотелось узнать — как оно тут в городе было в те дни, что он в лесу с лосем мудохался и солонину варил. Идиллия там была, у него, получается. Практически райский сад Адама и Евы, хотя тяжеленная и грязная работа даже и сейчас вспоминалась не очень приятно. Но все в сравнении хорошо, да и тушенка лосиная просто спасла потом. А тут вон как: судьи и палачи в одном лице. Представил мрачную темную тюрьму с длиннющими коридорами и сотни дверей камер, а по коридору идет несколько таких мужичков и походя решают — кому жить, а