Пламенем испепеленные сердца - Гиви Карбелашвили

— У младшего зубы режутся, так он всю грудь матери искусал… В вашем аквани уже не умещается… такой молодец растет! — Гио-бичи начал с младшего, ибо знал, что именно он был любимцем деда.

— Сколько зубов у него прорезалось?

— Четыре.

Теймураз потеплевшим взглядом окинул верного слугу.

— А Георгий и Ираклий?

— Отцу покоя не дают, деда требуют.

— А бабушку не требуют?

— Нет, больше по деду Теймуразу скучают.

Теймураз встал, подошел к Гио-бичи и поцеловал его в лоб, обняв по-отцовски за плечи.

— Письма я писать не буду, в нем нет нужды. Датуне передай, что я и сам готовлюсь… — Он заколебался, испытующе поглядел в глаза юноши и, будто еще раз убедившись в его сыновней привязанности и преданности родине, продолжал твердо и спокойно:

— Скоро наступит пора, я начну действовать, а пока нам надлежит хранить терпение. Поспешность скорее испортит дело, чем поможет ему. Пусть Датуна без меня ничего не предпринимает, пусть ждет моего знака. А теперь слушай внимательно, что я тебе еще скажу, и все до единого слова передай Датуне, до мельчайших подробностей. Ныне дела обстоят так: вероотступник Ростом призвал из Персии множество грузин-кизилбашей и роздал им земли их предков, земли, которые давно были распределены между картлийскими князьями и дворянами. Даянием этим он притеснил нынешних владельцев этих земель, а потому-то снискал много тайных врагов среди картлийских дидебулов. Правление его пугает в первую очередь его самого. Ом восстановил Горийскую крепость и по ночам устраивает там оргии, от страха сам не спит и другим спать не дает, как это свойственно трусливым детям, хотя моим отпрыскам он неведом. После того как он вынудил шаха Сефи убрать Ростом-хана Саакадзе, — а он, этот Саакадзе, надо отдать ему должное, недурно встряхнул некоторых зарвавшихся тавадов, — этот страх у него удесятерился, ибо назначенный вместо Ростом-хана в кешики ширванский бегларбег не грузин, Грузии не знает, поэтому защищать Ростома ему будет трудно.

— Что значит «в кешики», государь? — спросил Гио-бичи, весь обратившись во внимание.

— Это значит — в охрану высокопоставленного лица персидского двора… Итак, охваченный страхом Ростом, желая породниться с Леваном Дадиани, берет в жены его сестру, ибо владетель Мегрели — Леван не ладит с моими, имеретинскими родичами. Знает старый исфаганский хитрец и то, что расправы ему не избежать, а в этой расправе мне должны помочь именно Георгий и Александр. Родниться с врагом моих друзей на руку Ростому… — Теймураз малость запнулся, ибо в голове мелькнула тень сомнения — не слишком ли доверяет он этому пареньку? Однако, взглянув в правдивые и преданные глаза его, он вспомнил упрек, который высказал ему молодой Датуна через Гио-бичи в связи с поспешной свадьбой сестры. Мгновенно подумал царь также и о том, что лучшего гонца, чем Гио-бичи, у него, притаившегося в Имерети царя, не будет; не держать же в курсе дела Датуну — единственного наследника — значило бы пренебрегать государственными интересами. Датуна должен знать о всех делах отца. Взвесив все в одно мгновение, Теймураз решительно продолжал: — Так вот, мегрельский мтавари почуял запах добычи и решил, что с помощью Ростома и шаха вырвет что-нибудь у Имерети, потому-то он так быстро дал согласие на брак и тотчас получил щедрые дары. До меня дошли слухи, что местом обручения и свадьбы, к которой обе стороны усиленно готовились, назначили Багдати, во владениях Чхеидзе, так что, минуя Имерети, друг с другом встретиться они не могли…

Царь Ростом медлил, боялся меня и моих родичей, Дадиани же явился в Сачхеидзо и стал ждать старого пса, который из Сурами со своим войском пошел не через Лихский хребет, а в обход через Самцхе. Мы, узнав об этом, подошли к Багдати, чтобы следить за князем Дадиани, явившимся с большим войском. Царь Георгий совсем обессилел от старости, ему трудно было ехать на лошади, мы даже не хотели его брать, но он настоял на своем и поехал на муле… Мы разведали все, что было нужно, и уже возвращались назад, чтобы готовиться к походу… Леван Дадиани привел в Багдати огромное войско… Кто-то нас предал, и Леван снарядил за нами погоню… Старый царь Георгий отстал и попал в плен. Теперь этот алчный злодей, привыкший продавать грузин османам, потребует большой выкуп за царя… Нам ничего другого не оставалось, как провозгласить царем Александра, чтобы злодей умерил свой аппетит и не надеялся на большой выкуп: одно дело — царь, а совсем другое — бывший царь…

— Да-а, трудное дело, государь, — робко заметил ошеломленный всем услышанным юноша.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Теймураз.

— А то, что живой царь трона лишился.

— Эх, сынок, жизнь есть нескончаемая битва, в которой смекалка порой оказывается важнее самой острой сабли. Во-первых, мы приняли такое решение ради блага самого Георгия, во-вторых, Георгий тайно от Дадиани сообщил нам о своем согласии, ибо он уже стар и не может управлять царством. Так что не насильно, против его воли, а с его одобрения свершили дело это. Запомните вы оба — и ты, и Датуна — когда я состарюсь и не смогу лошадь оседлать и женщиной овладеть, — при этих словах Теймураз, как отец сыну, улыбнулся юноше, — тотчас передам венец и престол Датуне. Царь Георгий еще раньше завещал престол Александру, о чем хорошо знал его младший брат царевич Мамука, потому-то он первый настаивал на том, чтобы престол занял Александр, исходя из пользы и выгоды царства, родины, а я первую очередь — родного отца.

Если мы сейчас вступим в Картли и Кахети, коварный Ростом сообщит об этом Левану Дадиани, а тот может повредить царю Георгию. Пока мы ведем переговоры и приглядываемся, как Дадиани себя поведет, Ростом спокоен, если же он заупрямится, то возможно, что до Картли и Кахети мы вынуждены будем вторгнуться во владения Дадиани, ибо нехристь Ростом без разрешения шаха через Лихский хребет переступить не посмеет, да и вообще этому вовсе не бывать… После освобождения Георгия из плена Дадиани дорога в Кахети будет для нас открыта. Может случиться, что мы не будем дожидаться вестей от Георгия, а сделаем наоборот — подавив злодея Ростома, сломим Дадиани без боя, духовно.

— Но ведь все картлийские дидебулы признали власть Ростома, — печально заметил Гио-бичи.

— Это только с первого взгляда так кажется. Картли легко не покорится иноверцу. Картли была и будет столпом совести и чести Грузии. И признание власти, в этом я не сомневаюсь, не что иное, как притворство перед старым шакалом. — Царь в задумчивости провел пальцем по лбу и после небольшой заминки продолжал: — Если же в Картли все-таки возьмут верх вероотступники, тогда мы позаботимся о нашей родной Кахети и со стороны будем наблюдать, как долго продержится этот бездетный старик на картлийском престоле.

— Истину молвишь, государь, — вставил свое слова Гио-бичи, — Датуна ничего не потеряет, если временно откажется от Картли… хотя он ведь по матери — наследник картлийского престола…

— Это и бесит Ростома: сам бездетный, он боится Датуны, потому ты особенно должен беречь царевича… От твоих глаз и ушей многое зависит, ибо в твоих руках будущее родины. Ты сам знаешь, как нужно охранять наследника двух престолов… Береги его, как зеницу ока своего. Пусть Датуна без меня ничего не предпринимает, я обо всем буду сообщать ему. Если дело затянется, я заберу сюда его жену Елену и всех троих внуков. Ждите моего слова… А теперь ступай отдохни, чтобы чуть свет отправиться в обратный путь… Да, во дворце не знают, кто ты?

— Я никому ничего не говорил.

— И не говори, врагов и здесь много. Теперь ступай и отдохни.

— Мне нечего отдыхать. Накормлю коня, и мы отправимся в путь.

— Тебе все-таки надо вздремнуть. Хорешан позаботится о тебе.

…Теймураз не стал тянуть. Зять и тесть решили, что походом на Кахети они и Ростома сломят, и Дадиани сделают более сговорчивым, и царице Мариам не позволят одурачивать картлийцев при поддержке двуличного и лживого мужа. Александр сказал, выразив и мнение тестя, — муж с женой «Картлис цховреба» переписывают, а жизнь в Картли на кизилбашский лад переиначивают. И шаха обманывают, и над Грузией измываются с помощью самих же грузин.

Теймураз взял с собой Иотама Амилахори, во главе имеретинского войска поставил царевича Мамуку и, перейдя через Рачинские горы, миновав Цхинвали, вышел к Захори, спустился в ущелье Лехуры и остановился со свитой во владениях Амилахори, предусмотрительно оставив войско в лесу принадлежавшей азнаурам Коринтэли.

Поглощенный предстоящей операцией, отклонил радушное приглашение хозяина подняться в крепость Схвило, хотя сердце сильно тянуло туда, — там в затворничестве жила избранница души его.

Ночь царь провел в Квемо-чала, в башне Амилахори, утром же поднялся вместе с войском на гору, пересек Пантиани и бросил затуманенный грустью взор на крепость Схвило, сверкавшую в лучах утреннего солнца…