Ведьма - Симона Вилар

— Да, ты сможешь. Тебе без Малфриды и свет не мил. Это хорошо. Хорошо для нее, а вот для тебя… Ну уж ладно.

И она поведала Малку, как прекратить волховство чародейки. Малк некоторое время молчал, а потом его щеки стали краснеть от прихлынувшей крови. Стыдливо потупил глаза.

— Я в чистоте свою жизнь провел, духам и богам ее посвятил, так что не знаю…

— Зато я знаю! — твердо прервала его Баба Яга.

Встала стремительно, словно еще недавно не валялась на полу, лишенная сил.

— Чистоту хранил… Гм. Да ты еще сосунок, мальчишка, жизни не знаешь, — бормотала, доставая из ларчика пузырек с каким-то снадобьем. — Да и откуда тебе было ее знать, людскую жизнь-то, живя среди старцев-ведунов. Но Ярила не зря столько силы людям дал, в этом-то он постарался. А теперь, парень, скидывай одежду. Вот возьми эту мазь да натри ею все тело. Сразу поймешь, что к чему.

Она только хмыкнула, когда Малк смущенно попросил ее не глядеть. Вышла наружу, свистнула, и тотчас из чащи выплыла по воздуху ее ступа, по второму знаку со стрехи крыши подлетела метла. Ведьма вскочила в ступу, помахала помелом, словно пробуя силы, сделала пару кругов по поляне и, зависнув в воздухе против входа в избушку, окликнула:

— Долго ли там копошиться будешь? Помни, битва на болоте уже началась и важна каждая минута.

Малк вскоре вышел, на ходу затягивая шнурок гашника на штанах, стал застегивать полушубок. Волосы его были растрепаны, лицо сосредоточенно, на щеках полыхал румянец. Когда взглянул на Ягу, та захихикала — так горели очи молодого волхва.

— Ну что, служитель, чуешь силушку-то молодецкую? Теперь тебе никакие увечья да порезы, никакой страх не помешают выполнить задуманное. Аида ко мне в ступу! Она хоть и старая, но двоих донесет.

И уже когда плыли-летели между корявых стволов, напомнила:

— Учти, как справишься, уводи сразу девку с болот. Это будет уже не так и сложно. Ну а нежити к тому времени не до вас будет.

Глава 6

— Не отступать, порази вас Перун! — кричал Свенельд, заметив, как его люди начинают пятиться от появляющихся из болот страшилищ. — Не отступать! Назад все одно хода нет!

Он не ошибся. Деревья в лесу смыкались, не давая людям уйти с болота, выталкивая суковатыми лапами на болотные кочки. А навстречу уже спешили целые полчища нежити. Было слышно, как впереди хлюпала жижа, что-то отвратительно шелестело, хрустело, сопело, хрюкало и шлепало. Воинов коснулась волна отвратительной вони. Полчища нелюдей монотонно выли, поскрипывали, возникая из зарослей сухого камыша, выныривая из трясин.

Воинам некуда было деться, они хватались за оружие, вступали в схватку. Да и дружинные волхвы-кудесники не дремали, творили свои заклинания, некоторые пускали потоки силы с ладоней, чудища опрокидывались, но вновь начинали натужно подниматься, вновь шли.

Дружинники Свенельда сперва, как и обучали их, выстроились строем, закрывшись щитами и выставив вперед оружие. Стрелки стали выпускать одну за другой стрелы, впрочем, особого проку от них не было, и если чудища и замедляли движение, то, вырывая из груди или из морды стрелу, опять медленно и упорно напирали на дружинников. Их натиск было не сдержать, и вскоре строй войска прорвался, люди начали сражаться отдельными группами. Рубились каждый с несколькими нежитями, разили булатом.

На стороне людей было их воинское умение биться и быстрая реакция. Опытный кметь успевал несколько раз рубануть, ударить и отскочить, прежде чем нежить с подвыванием наносила хотя бы один удар. Но нежить брала численностью. На каждого из дружинников приходилось более дюжины, а то и больше опасных обитателей болот, за павшими тут же вставали новые. Тянули корявые лапы топляки, разрывали, валили в заводи. Трудно приходилось и тем, кого окружили упыри. Несмотря на всю медлительность их движений, они были неуязвимы своей мертвенностью. Уже умерших, их приходилось кромсать едва ли не на куски, иначе конечности упырей норовили срастись, отрубленные руки по-паучьи карабкались по телам людей, пытались вцепиться в глаза.

— На куски их, разбрасывать! — криком подсказывали волхвы. Их магия недолго помогала, и они стали поднимать у павших воинов оружие, выставив вперед пики, сами шли на врага.

Коста одним из первых вспомнил воинскую выучку и так орудовал копьем с длинным наконечником, что отбросил не одного длиннорукого лохматого оборотня, а они все лезли и лезли, поблескивая зеленоватыми глазами на лохматых мордах, наваливаясь скопом, пока не оттеснили волхва к трясине, стали топить. Косту выручил ярл Торбьорн, оказавшийся рядом. Он так бросился на них, замахав огромной секирой, что только ошметки полетели от лохматых.

Вытаскивая волхва из трясины, ярл даже успел вытереть лоб под рогатым шлемом.

— Тьма их, не спорю, однако не воины они, клянусь всеми богами Асгарда[84]!..

И вновь рубанул подступившего топляка, корявого, огромного, похожего на разбухший от влаги древесный ствол.

Топляки оказались самыми настырными — скрипели, стонали, наступали. Некоторых воинов просто задавливали своей массой, только мучительные крики раздавались. На других кметей наваливались, будто не замечая их рубящих тесаков, опрокидывали в трясины, обрушиваясь сверху всей тяжестью. Из-под нее было уже не выбраться, а тут еще и кто-то из сражающихся сверху наступал, не замечая ни потонувшего товарища, ни порывающегося встать, хватающего за ноги топляка.

Самыми быстрыми из нежитей были жабы-кровососки. Они налетали тучей, противно квакали, облепляя тело, приникая растопыренными пастями. Если вцеплялись в доспехи, еще можно было их оторвать и отшвырнуть прочь, а если в лицо или повисали на руке, присосавшись к вене подле кольчужной рукавицы, то было уже совсем худо. Воины орали не своим голосом, стремясь отодрать их, пока не слабели от изнеможения и падали, затихая под урчащей голодной массой кровососок.

Свенельд, размахивая мечом налево и направо, кричал, чтобы воины помогали себе, стараясь использовать чародейские источники. Их и впрямь оказалось много, и, если вырвешься из окружения, приникнуть к такой воде было не трудно, пока нежить соображала, что к чему. Однако среди всеобщей сумятицы волхвы почти не успевали произносить положенные заклинания, вода гасла в руках воинов, становясь обычной болотной жижей. А нежить уже напирала, визжали кикиморы — маленькие и верткие, они вгрызались острыми длинными зубами, рвали кожаные доспехи, сдирали нашитые железные пластины, добираясь до тела.

Многие из нежити старались во что бы то ни стало отнять у дружинников щиты. Целыми гроздьями они висли на щитах, кусали обитое кожей с заклепками дерево. Тут и тесаком приходилось работать, и кулаком бить, а то и просто бросать щиты, благо что неразумные твари продолжали терзать доски с обивкой и можно было рубить их сверху, ничего не видевших в слепом остервенении.