Не пытайтесь это повторить - Надежда Первухина

– Где я могу найти отца Емельяна? – спросила я у проходящей мимо бабульки.

– Так в сторожке он, чай пьет. Туда вон иди, милая, иди.

И я пошла.

В сторожке было хорошо натоплено. Отец Емельян, тот самый священник, которого я встретила на кладбище в день своих похорон, сидел за накрытым клеенкой столом и пил чай. Я почувствовала, какая исходит от него благодатная сила. Меня бросило в жар…

– Отец Емельян, – тихо позвала я.

Он взглянул на меня и отставил кружку.

– Здравствуй, милая, – сказал он мягко.

– Вы, наверное, меня не помните, – слабея, заговорила я.

– Почему же, помню, – просто сказал священник. – Невмоготу стало, дочка?

– Невмоготу, – опустила голову я. – Я прошу вас отпеть меня. Как положено. Если нужны деньги…

– Не нужны деньги, – сказал отец Емельян и легко, словно молодой, поднялся из-за стола. – Что ж, идем в храм.

Храм был пуст, если не считать старенькой монахини, протиравшей иконы вышитым полотенцем.

– Мать Херувима, – обратился к ней батюшка, – вот, отпевание совершить надо. Ты уж побудь клирицей.

– Как благословите, батюшка, – поклонилась монашка.

Отец Емельян протянул мне зажженную свечу:

– Стой, милая, и молись Богу.

Я взяла свечу и замерла, сосредоточив взгляд на ее ровном желтоватом пламени. И в душу мою полились слова:

– «Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола упразднивый, и живот миру Твоему даровавый, Сам, Господи, покой душу усопшия рабы Твоея Елисаветы в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, печаль и воздыхание; всякое согрешение, содеянное ею словом, или делом, или помышлением, яко Благий Человеколюбец Бог, прости: яко несть человек, иже жив будет и не согрешит, Ты бо Един кроме греха, правда Твоя – правда вовеки, и слово Твое – истина. Яко Ты еси Воскресение и Живот, и Покой усопшия рабы Твоея Елисаветы, Христе Боже наш, и Тебе славу воссылаем, со Безначальным Твоим Отцем и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне, и присно, и во веки веков».

– Аминь, – нежным, почти детским голоском пропела мать Херувима.

Я смотрела на пламя свечи и ощущала себя так, словно это пламя сжигает меня. Тлеют руки, горят пальцы, искры сыплются на преклоненные колени…

– Я горю, – прошептала я. – Господи, спаси меня!

А батюшка продолжал:

– «Молитву пролию ко Господу, и Тому возвещу печали моя; яко зол душа моя исполнися и живот мой аду приближися, и молюся, яко Иона: от тли, Боже, возведи мя».

От «тли» – это значит, от тления?

От смерти.

Молитву пролью ко Господу и Тому скажу мои печали, ибо душа моя исполнена зол и жизнь моя приблизилась к аду…

– Аминь!

Пламя, неистовое пламя охватило мое сердце, но я не чувствовала боли и страха.

Я вижу Свет, Господи, я вижу Твой Свет! Я больше не боюсь смерти!

Смерти нет, это всем известно!

– «Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоея, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.

Сам Един еси Бессмертный, сотворивый и создавый человека: земнии убо от земли создахомся и в землю туюжде пойдем, якоже повелел еси Создавый мя и рекий ми: яко земля еси и в землю отыдеши, аможе вси человецы пойдем, надгробное рыдание творяще песнь: аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа»…

– Господи, – прошептала я и сгорела.

…Очнулась я в комнате, которую сначала не признала. А потом поняла: это та самая церковная сторожка, в которой отец Емельян пил чай.

Но ведь я сгорела! Почему же я… дышу?

Я дышала! Когда я была умертвием, необходимости в дыхании не было, я могла не дышать сутками и не замечать этого, но сейчас я дышала, и какой же это сладкий был воздух!

Я поднесла к глазам пальцы. На них не было и следа ожогов.

– Ну что, милая, очнулась?

Это был голос отца Емельяна.

– Помогите мне сесть, – попросила я.

Тут же подошла мать Херувима (какое имя!) и помогла мне приподняться.

– С возвращением в мир живых людей, милая, – сказала она.

Я не поверила своим ушам:

– Я – живая?!

– Да, – кивнул отец Емельян. – Сердце теперь у тебя новое и плоть новая. Господом сотворенная.

– А можно зеркало? – срывающимся голосом спросила я.

– Вот.

Монахиня протянула мне небольшое круглое зеркальце.

Я пристально вгляделась в отражение своих глаз.

Зрачки больше не были вертикальными! Да и на лице сиял румянец!

Я уронила зеркальце, оно разбилось.

– Ну к счастью, – улыбнулась монахиня.

А я приложила руки к груди.

В моей груди билось сердце.

Неистовое, бешеное, живое!

– Я не понимаю, – прошептала я.

– А и не надо, – сказал отец Емельян. – То все Божье дело, а мы только дети Его. Чайку попьешь, Елизавета?

– Меня так давно никто не называл, – проговорила я. – Я уже и забыла о своем настоящем имени. – И заплакала.

Теперь по моим щекам струились слезы. Настоящие слезы.

И они не прожигали дорожек на коже.

– Чайку, чайку, – засуетилась монахиня Херувима. – Попей, милая. Мы его на целебной воде завариваем, от источника святого целителя Пантелеимона.

Она протянула мне чашку с чаем.

– Раньше мне нельзя было воду…

– То было, да прошло, – улыбнулся отец Емельян. – Пей.

Я отпила. Чай был изумительно вкусным.

Я и не заметила, как осушила всю чашку и попросила новую.

Мы долго сидели в сторожке и чаевничали. Отец Емельян многое открыл мне. Но это тайна. Все равно как тайна исповеди.

– Заходи к нам почаще, – на прощание сказал мне отец Емельян. – Душе своей тоже волю давай.

Я вернулась домой поздно, и родители были потрясены тем, что впервые за столько времени я улыбаюсь.

– Я живая! – сказала я им. – Понимаете?

Они всмотрелись в мои глаза и ахнули.

– И что же теперь, дочка? – спросил отец.

– Ничего, – пожала плечами я. – Будем просто жить.

Незаметно подошла весна, и, когда первые зеленые листочки тополя пробивались к голубому небу, пришло мне письмо от Елены Федоровны Варламовой, моего преподавателя и научного руководителя диссертации. Ну эльфийка, помните?

«Дорогая Тийя, – писала мне Елена Федоровна. – Я слышала, что ваша диссертация о священной горе Кайлас находится в состоянии глубокого ступора по причине ваших недомоганий. Предлагаю вам вот что: в июне я с группой старшекурсников собираюсь совершить восхождение на Кайлас. Присоединяйтесь к нам. Это будет потрясающий материал для вашей диссертации. Заодно развеетесь».

Интересно, откуда многомудрая эльфийка узнала о том, что мне действительно пора развеяться?

Я списалась с Еленой Федоровной и стала готовиться к долгой далекой поездке. Шутка ли, мне предстоял путь в Тибет, на самую загадочную и таинственную гору мира!