Не пытайтесь это повторить - Надежда Первухина

– Лалит?

– Ты знаешь, как ее зовут?

– Да. Тьфу! Извини. Эти кукурузные рыльца…

– Ничего, скоро это кончится.

И тут мы попались.

Бантик нас вывел аккурат на идеально круглую поляну в зарослях кукурузы. На поляне, разумеется, зарослей не было. Зато тут были люди.

Ну людьми их можно было именовать с некоторой натяжкой.

Потому что это были сатанисты.

Как в моем сне.

– Приветствуем вас! – насмешливо раскланялись сатанисты. – Наш отец знал, что нам как раз требуется в жертву девственница и две кошки!

– Я не девственница, – немедленно огрызнулась я.

– А я не кошка, – пояснил Бантик.

– В конце концов, это только формальности – девственность, пол, – протянул вожак сатанистов. Голову его лысую украшала обширная татуировка.

На площадке стояли три африканских (или не африканских, а грузинских?) барабана. Трое сатанистов по команде принялись лупить в них со всей мочи, а девушка (среди сатанистов оказалась и девушка!) стала высвистывать на флейте довольно противную мелодию.

Подпрыгивая и покачиваясь в такт барабанному бою, ко мне подошли трое несимпатичных парней и окружили меня.

– Отвяжитесь! – грозно приказала им я. – И не вздумайте трогать моих кота и кошку!

– Девочка! – сказал мне один сатанист. – Отринь все земное. Сейчас ты будешь принесена в жертву Великому Полуночнику!

– Это мы еще посмотрим! – взвизгнула я, сиреневея от ненависти.

Мне надоело бояться каждого шага!

Ближайшему ко мне сатанисту ударом кулака я раскрошила нос и порвала верхнюю губу. Он, пошатываясь и воя, удалился в кукурузу – видимо, жаловаться своему рогатому покровителю. Предводитель сатанистов кинулся на меня с чем-то, сильно напоминающим монтировку, и отлетел на добрых пару метров от моего удара. А монтировку (или что это было) я скрутила и завязала узлом.

– Еще кто хочет получить моего не девственного тела? – валькирически возопила я, развахивая, то есть размахивая монтировкой.

Что удивительно – они не сдались!

Девушка с флейтой подскочила ко мне и ударила меня своим инструментом по голове:

– Сдохни, гадина!

Ах ты еще и ругаешься! Получай же!

Флейта от соприкосновения с моей головой развалилась на куски, а я даже не почесалась. В боевом пылу я была просто неузнаваема.

– Дура! – сказала я опешившей сатанистке. – Я уже давно сдохла. А флейту новую купишь. Только играть тебе на ней не придется.

После чего я сломала девушке руку.

Открытым переломом.

А какого!.. Нечего было лезть!

Бантик и Астарта с восхищением следили за мной. Я прошлась по кучке сатанистов, как гребень по плеши. В конце концов они, с ранениями разной степени тяжести, принялись просить у меня пощады.

Я вспомнила, кстати, Уму Турман из любимого мною фильма «Убить Билла». Встала в ее боевую стойку и сказала:

– Ваши жизни отныне принадлежат мне. Подчинитесь мне или погибнете!

Сатанисты завыли. И выли они следующее:

– Приди, приди, Владыка Тьмы, и спаси нас от этой твари!

– Прекратите вой! – сурово сказала я. – А то я вам еще что-нибудь сломаю. Дождетесь вы своего владыку, как же!

– Идем отсюда, Тийя, – величественно обошла сатанистов Астарта. – Они получили достаточно.

– Я еще на обратной дороге всыплю, – пообещала сатанистам я. – Лучше запишитесь в колхоз и сейте рапс.

Ответом мне были стенания и проклятия. За это я разбила еще парочку особо щедрых на проклятия ртов.

А потом покинула поле боя, идя вслед за Бантиком и Астартой.

По кукурузному полю мы шли долго, но я не замечала времени. Во мне бродил боевой пыл и ухали барабаны. Я снова чувствовала себя живой! С кровью и сердцем!

Поле оборвалось так же внезапно, как и началось. Сразу за ним образовалась жилая местность, состоящая из частных приземистых домиков и панельных пятиэтажек. Это и был поселок городского типа под названием Рохлино.

– Мы почти пришли, – сказал Бантик. – Здесь по прямой, а потом надо свернуть в переулок Трубопрокатчиков.

Мы с Астартой повиновались указаниям Бантика.

Переулок Трубопрокатчиков состоял из двух рядов одноэтажных частных домов разной степени ветхости. Бантик подвел нас к одному наименее ветхому. У этого деревянного сруба с облезшей краской даже имелись три пластиковых окна. Два других были закрыты облупившимися ставнями.

– Пришли, – сказал Бантик. – Постучись, Тийя.

– А не получится так, что мы не вовремя? – спросила на всякий случай я.

– Нет. У нас срочное дело. Стучись.

Я повиновалась.

Дверь не сразу, но отворилась. Над крылечком зажглась лампочка ватт пятнадцати. На пороге стояла сухонькая старушонка из разряда божий одуванчик.

– Вам чего? – неожиданно сурово спросила «одуванчик».

Астарта высунулась передо мной.

– Здравствуйте, матушка, – сказала она. – Нам надобно к старцу по очень важному делу.

– По неважным делам его и не беспокоят, – как-то смягчилась старушка. – Посидите в коридорчике, обождите. У него сейчас посетительница. Выйдет, тогда я вас приглашу.

Старушка провела нас темными сенями и посадила на старом сундуке в крохотном коридорчике. В него выходили три двери. За одной раздавался женский плач.

– И не реви! – услышала я громкий, немного визгливый, но несомненно мужской голос. – Кто тебе дал право обеты нарушать?

Плач прекратился. Женщина сказала в ответ:

– Но я очень люблю его, дядюшка!

– Не любовь это, а похоть одна у тебя! Не гневи Господа!

– Я в Господа не верую.

– То-то и плохо. Самовольничаешь все, а того не понимаешь, что возлюбленный твой обет безбрачия дал.

– Как будто нельзя нарушить этот обет!

– Нельзя. Грех.

– Грехов нет, есть одни недостатки!

– Ух ты, все знаешь! Тогда зачем ко мне пришла?!

– Я хочу, чтобы вы мне судьбу предсказали и помолились за меня.

– Я судьбу не предсказываю, а помолиться – помолюсь.

– Как вы судьбу не предсказываете? А Маше Мясновой предсказали!

– Та Маша, а ты – Параша. С Парашами у меня другой разговор.

– Никакая я не Параша! Меня Аделаидой зовут.

– Прости, Господи, грешную рабу Твою Аделаиду и усмири ее гордыню! Укроти похоть! В церковь тебе надо ходить, Аделаида, и каяться.

– Хорошо, я пойду в церковь, только сделайте так, чтобы Коля на мне женился.

– Говорю тебе, нельзя ему. Обет он дал. И станет монахом.

– Но я же люблю его!

– Он Господа больше, чем тебя, любит. Не греши, отпусти его. Он поедет на Афон-гору, будет за тебя молиться. А ты себе нового полюбовника найдешь.

Женщина снова заплакала. Но теперь как-то неуверенно.

– Не реви. Вот тебе святая водичка. Попей ее, дьявола от себя прогони, все в доме покропи. Икону себе купи и крест нательный.