Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здесь нет такого обычая, — отвечал владыка, — а хорошо и чужого человека выкупить, чтоб и другие поучались[65]. Следовательно, с одной стороны рабство не одобрялось Церковью, с другой — народ неудобно поддавался ее поучениям. Об этом неблаговолении к рабству в тех же "Вопросах" встречается, что самое душегубство, совершенное рабом, не вменяется в грех; и если господин бил паробка своего за вороство, то это не препятствует даже к поставлению во священники последнего. Но христианские понятия, укрепившись в народе, смягчили его нравы впоследствии; и в Новгородской Земле, как вообще на Руси, существовал благочестивый обычай — перед смертью отпускать всех рабов своих.
II. Вече
Вся автономия Великого Новгорода опиралась на вече — народном собрании. По старым русским понятиям, вече, в обширном значении, не было чем-нибудь определенным, юридическим; под этим названием вообще разумелось народное сходбище, и потому вечем называлось и такое сходбище, которое, с нашей точки зрения, может назваться законным, то есть правосознательное собрание народа, рассуждающего о своих делах, и такое, которое выделяется из прочей массы народа, кружок, иногда и в противоречии с общею волею народа — мятежный скоп. Так в Киевской летописи под 1169-м годом записано, что новгородцы начали веча деяти по дворам тайно на князя своего [66]. В Новгородской летописи назван вечем заговор недовольного кружка черни против архимандрита Есипа[67] В этом смысле и сходбище военной рати на поле войны также называлось вече [68]. Когда случались разноголосицы в Новгороде.и разом возникали противные друг другу собрания народа, каждое из них, равным образом, называлось вече. Так в 1342 году составилось два сборища, враждебные одно другому, — одно на Ярославовом дворе, другое на Софийском, и оба назывались вечами. То же в 1384 году, по поводу спора о князе Патрикии: одно вече собралось, по обычаю, на Ярославовом дворе, другое — на Софийской стороне; то же повторилось по поводу посадника Ехипа Захарьина в 1388 году, когда Софийская сторона была против посадника, а Торговая за него. При такой неопределенности значения вече немудрено, что тогда, как единодержавный порядок стал брать верх, понятие о вече переходило в понятие о мятеже, и слово вечники в Москве стало значить то же, что буяны, разбойники. Но при неопределенности общего значения слова вече существовало однако в Новгороде, отдельно от всякого веча, большое вече, т.е. полное законное собрание и оно-то юридически составляло верх законной власти и правления Великого Новгорода. К сожалению, подробностей, относящихся к его существованию, так мало, что многие важнейшие вопросы остаются пока неразрешенными. Право собрания большого веча представляет ту же неопределенность. Это право не принадлежало только сановникам, облеченным властью или правительственною обязанностью. Созвать вече — значило представить дело на обсуждение народа, и потому всякий, кто считал себя вправе говорить пред народом, мог и созвать вече. Удар в вечевой колокол был знаком, что есть требование народного голоса. Случалось, созывал вече князь; но это не по какому-нибудь особенно признанному за ним праву, а потому, что князь, как правитель, естественно, имеет и поводы, и необходимость говорить с народом. Вероятно, веча собирались и посадниками, которые, будучи предводителями, находились в необходимости советоваться с народом. Неизвестно, существовали ли какие-нибудь правила, чтобы не допускать неправильных созывов веча; могли не существовать вовсе; предполагалось, что с таким делом шутить было опасно, и следовательно всякий побоялся бы беспокоить напрасно весь народ. Случалось, однако, что смельчаки, надеясь на подобранную заранее партию, созывали вече и, поддерживаемые своими сторонниками, проводили свои планы — низвергали власти, устаналивали иные. Таких называли коро-мольниками. Таким-то образом созывались веча тогда, когда восставшая толпа, по наущению умевших ее возбудить, ниспровергала власти и преследовала партии, к которым была нерасположена.
Вече устанавливало приговоры по управлению, договоры с князьями и с иностранными землями, объявляло войны, заключало мир, призывало князей, избирало владык; делало распоряжения о сборе войска и охранении страны; уступало в собственность или в кормленье земли; определяло торговые права и качество монеты; иногда ставило миром церкви и монастыри; устанавляло правила и законы: было таким образом законодательною властью, а вместе с тем являлось судебною, особенно в делах, касающихся нарушения общественных прав. Относительно права участия на вече и порядка собрания нет таких подробных сведений, которые бы могли дать об этом ясное понятие. Все граждане, как богатые, так и бедные, как бояре, так и черные люди, имели право быть на вече деятельнымии членами. Цензов не существовало. Но только ли одни новгородцы, жители города, или всей Новгородской Земли, могли участвовать на вече — не вполне известно; из классов народных, упоминаемых в грамотах, видно, что там участвовали посадники, бояре, купцы, житые и черные люди. Оставляем в стороне посадников: они могли участвовать потому, что были прежде сановниками — тут ясно само собою. Бояре-землевладельцы были, сами собою, уже представители не города, а всей земли; боярин мог жить в своем имении где-нибудь на Води, или на Двине, и приехать оттуда подавать голос на вече. Отход из Новгорода в Новгородскую Землю не лишал права гражданства: мы видим пример, что, отошедши на Вагу, Онисифор Лукич был после воеводою и посадником. Жившие на Двине, в отдаленной земле, бояре назывались все-таки новгородцами, и были между ними дети посадников, сохранявшие это наименование. Точно так же и купцы составляли класс по занятию, а не по месту жительства и, следовательно, могли проживать не в Новгороде, а в пригороде, и также подавать голос; так точно мы и встречаем купцов, называемых новгородцами, но которые проживали в Торжке и в Русе, — потому что там строили церкви. Житые люди участвовали на вече как жители концов, потому что при отправке посольств обыкновенно выбирались житые люди от концов (хотя, впрочем, есть примеры, что и бояре от концов выбирались). Что касается до черных людей, то участие их несомненно; но как оно совершалось — неизвестно: те ли участвовали, — кто был в городе, или из волостей присылали как-нибудь выборных. Неизвестно, в какой степени, и когда, и как участвовали в новгородском вече пригороды и волости. Есть указания, что вместе с новгородцами участвовали а решении дел и пригородные жители; напр., когда Всеволода изгоняли, то призывали псковичей и ладожан. В 1270 г. совокупилась в Новгороде, —- говорит летописей,, — вся новгородская волость: ладожане, корела, ижо-ра, вожане, плесковичи. Когда пригорожане были недовольны князем Патрикием, то сошлись в Новгороде и подняли на себя половину города. Эти неясные указания не позволяют сделать заключения, что пригороды постоянно участвовали на вече корпоративно; но несомненно, что жившие в пригородах могли участвовать как новгородцы, а не как пригорожане. Неизвестно, был ли какой-нибудь способ поверки приходивших на вече, для предупреждения прихода тех, которые права на это не имели. Едва ли был. Место отправления собраний на воздухе и способ сзыва звоном колокола заставляют предполагать неудобство к этому; притом же, когда веча собираемы были частными людьми, там уже не могло быть поверки. Итак, естественно, что масса решала дело. Неизвестно, был ли какой способ сбора голосов или дело решалось par acclamation. Судя по чертам описания последнего веча во Пскове, возвышение, куда вели ступени, служило трибуною. С него говорили к народу. Оно находилось у вечевой башни; в ней помещалась вечевая изба, т.е. канцелярия веча. Решение веча называлось приговором и записывалось в грамоту: для этого существовала должность вечного дьяка (секретаря). К грамоте прикладывалась печать.
Печати были свинцовые и привешивались к грамотам снур-ками. Едва ли существовали постоянно одинокие печати для веча. На договорной грамоте с тверским великим князем Борисом, XV века, две печати, на одной надпись: печать новгородская, а на оборотной стороне изображение животного, похожего на лошадь; на другой печати надпись: печать Вели-каго Новагорода, а на оборотной стороне ее изображение животного, которое, как кажется, хотели изобразить львом. На разных грамотах по нескольку печатей разных: иногда владычная, иногда посадников и тысячских. На грамоте 1317 г. число печатей простирается до одиннадцати. В старину грамоты писались с именем того князя, который на ту пору княжил в Новгороде. Но с тех пор, как Новгород признал над собою верховное первенство великого князя, вечевые грамоты писались без имени князя — от имени степенного посадника, тысячекого, бояр, житых и черных людей и всего Великого Новгорода, а иногда с приписью в начале благословения владыки. Выше было рассказано, как великие князья в XII-м веке претендовали за такое отсутствие своего имени в грамотах. Независимо от большого веча, каждый конец должен был иметь свое частное вече: это видно из того, что концы писали свои грамоты, имели свои печати, в случае недоразумения переговаривались друг с другом: это было бы невозможно без собраний. Обыкновенно большое вече сбиралось на Торговой стороне, на Ярославовом дворище; но также — на Софийской у св. Софии, особенно когда дело шло об избрании владыки, или вообще о делах церковных; часто пред таким вечем собиралось предварительное вече на Ярославовом дворище. Должно быть, вечевой звон имел что-нибудь особое, почему можно было узнать его среди множества колоколов: колокол висел на Ярославовом дворе, на башне; когда вече собиралось на Софийском дворе, Детинце, созывали вече звоном софийского большого колокола.