Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП) - авторов Коллектив

На геостационарной орбите Гильдара Секундус.

++ Четыре дня спустя ++

— Поднимайся, Портей.

Неохотно взглянув на дверь камеры, Портей встал. Протокол требовал, чтобы он не смотрел прогностикару в глаза, но, по правде говоря, ему не нужно было вспоминать правила. Стыд, который он испытывал после того, как его лишили звания, был слишком велик. С момента прибытия на «Грозное серебро» он не встречался взглядом ни с одним из боевых братьев.

Бранд, все еще хромая, вошел в комнату. Он окинул взглядом избитого и покрытого ссадинами космического десантника. Большая часть его ран почти зажила, но на лице красовалось два новых шрама. Если бы Портей посмотрел на Бранда, то заметил бы понимающую улыбку.

— Я прочел предварительный отчет апотекария Нарина, — официальным, строгим голосом сказал прогностикар. — В… отсутствие… капитана Арруна на меня ложатся переговоры касательно твоего текущего положения.

С момента событий на Гильдаре Секундус прошло четыре дня, и все это время Портей провел в одиночестве. После поверхностного осмотра в апотекарионе его оставили в камере. Запирать дверь необходимости не было. После невероятного унижения Портей пребывал в полной апатии. Поначалу он ходил из угла в угол. Затем утратил желание даже для этого и в конечном итоге большую часть времени стал проводить в бесконечных размышлениях и за чтением литаний. Его благочестие не осталось незамеченным. В ходе наблюдений за бывшим сержантом Бранд успел оценить состояние Серебряного Черепа. Он мог быть сломлен духом, но все еще оставался воином.

— Значит, правда. — Это был не вопрос, а констатация факта, но сержант все равно избегая встречаться взглядом с Брандом. Голос Портея, в котором некогда чувствовалась мощь и властность, звучал теперь пусто и без эмоций. Псайкеру было больно видеть, во что превратился сержант. — Я слышал, будто капитан погиб в бою. Но никто не хотел это подтвердить.

Бранд тихо вздохнул и кивнул. Не было смысла утаивать правду от Портея. Оставаясь в неведении, воин попросту замкнется в себе еще больше.

— Да, брат, как бы больно нам обоим ни было, я подтверждаю, капитан погиб. Но, по крайней мере, возрадуйся тому, что битва окончена. Мы изгнали Красных Корсаров и очистили от них Гильдарскую систему. — От прогностикара не укрылся взгляд Портея, наполненный бесконечным страданием, но он заставил себя продолжить: — Победа далась нам дорогой ценой, но клянусь тебе, они еще нескоро покажут нос из своей дыры.

— А что с Гуроном Черное Сердце? — ненавистное имя сорвалось с губ Портея. — Что с ним?

— К сожалению, Портей, тиран Бадаба сбежал. — Бранд положил руку на плечо сержанта. — Я понимаю, это вести вызывают у тебя скорбь и боль. Твоя ненависть столь глубока, что ее ощущают даже те, кто не обладает психическим даром. Но, брат, тебя не должны волновать эти проблемы. Сейчас это далеко не главная твоя забота.

Прогностикар сложил руки на груди и прислонился к стене. Отчасти он сделал так, чтобы Портей почувствовал себя уютнее и успокоился, но также и для того, чтобы ослабить нагрузку на исцеляющиеся кости. Он получил множество ранений в поединке с Тэмаром, и хотя Бранд быстро шел на поправку, выйти на поле боя ему предстояло еще очень нескоро.

— Я не имел в виду ничего дурного, прогностикар. И спрашиваю только из уважения к своему капитану и боевым братьям. — Наконец в глубине души сержанта вспыхнула искра старого Портея, и он поднял голову.

Сержант по-прежнему старался не встречаться взглядом с Брандом, несмотря на то что глаза прогностикара были скрыты тенью широкого капюшона. Его взгляд был прикован к точке где-то над левым плечом Бранда. Старший воин уважал такую проницательность, не говоря уже про соблюдение протокола. Даже когда ему приказали сдать символы своего звания, Портей не возражал. Он все понимал и соглашался со всем с момента прибытия на «Грозное серебро». После возвращения на Пакс Аргентий о столь достойном поведении не забудут упомянуть.

Портея лишили звания не затем, чтобы уязвить его гордость, но сугубо по необходимости. Существующие правила предназначались для того, чтобы защитить как Портея, так и его братьев. Он пробыл в плену у врага не слишком долгое время, но, по его собственному признанию, был осквернен. В том, что у него изъяли прогеноидную железу, Портей видел ужасный позор и теперь считал себя недостойным сержантского звания. Судя по перешептыванию и увиденным Брандом поверхностным мыслям, не один Портей считал так же.

После прибытия на Варсавию его передадут капелланам на Пакс Аргентий, где он будет подвергнут допросам и ряду физических тестов. Если Портей пройдет их и не будет обнаружено никаких отклонений, его без сомнений восстановят в прежнем звании. Более того, орден нуждался в опытных офицерах.

Именно это Бранд и поведал Портею в первый же час после его заключения. Но это была не вся правда.

Да, его подвергнут дознанию и тестам. Но столь неопределенного будущего, как у Портея, ему прежде не приходилось видеть. Он не мог заставить себя рассказать всю правду, видя, в каком состоянии находится сержант. Депрессия воина казалась практически ощутимой, словно черная тень, запятнавшая чистую душу. Бранд чувствовал стыд Портея как горький привкус, наполнивший психическую ауру сержанта.

Нарин отметил, что в физическом отношении Портей находился в удовлетворительном состоянии, учитывая обширность повреждений внутренних органов. Но с психической точки зрения из-за утраты прогеноидной железы Портей ощущал себя неполноценным и горько сожалел о своей участи. Жалость к самому себе — худшее, что может быть. Этого следовало ожидать, но терпеть подобное было нельзя.

Именно потеря прогеноидной железы так сильно озадачивала Нарина.

— Я не могу сказать, — признал он, когда Бранд спросил его, что в долгосрочной перспективе может случиться с Портеем без Священной Квинтэссенции. — Может, и ничего, но, судя по результатам исследований, которые мне удалось найти…

Нарин тяжело сглотнул, прежде чем продолжить.

— Скорее всего, у него начнется процесс старения. Без Священной Квинтэссенции, без дара наших предков и прогенитора, он — обычный человек. Огромный и сильный, но только человек. Он подвергнется разрушительному воздействию времени и в конечном итоге умрет.

— Все мы умрем, апотекарий. — Мысль о естественном старении, обычно чуждая для космических десантников, ужаснула Бранда куда сильнее, чем ему хотелось бы признать.

— Да, прогностикар. Конечно, этого может и не случиться.

Последние слова Нарин сказал без особой уверенности. Поэтому Бранд решил пока скрыть от Портея правду. Если Красные Корсары приговорили его к смерти от старости, то сейчас лучше почтить его подвиги. Со временем он узнает правду.

— Посмотри на меня, брат. — Голос Бранда звучал мягко, но в нем слышалась настойчивость. Портей снова поднял голову. Прогностикар мысленно потянулся и ощутил чувства Портея. То, что он испытал, лучше всего можно было описать как клубок эмоций, окрашенных блеклыми оттенками темного, угрюмого кроваво-красного цвета. Отстранившись от сопереживания, Бранд воспользовался преимуществами, которые даровали ему вышестоящее звание и мудрость прожитых лет.

— То, что случилось с тобой, — огромное несчастье, — сказал прогностикар. — Пойми, Портей, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но ты не ребенок. Ты — воин Серебряных Черепов. Ты — один из избранных Варсавии. Один из Сынов в Серебряных Узах. Верь в свои силы и в путеводный свет Императора, и ты выйдешь из всех испытаний невредимым.

— Я больше никогда не стану «невредимым», — раздался неожиданно горький ответ. Портей выпалил в прогностикара слова, в них чувствовалась такая печаль, что Бранд невольно отшатнулся. — Кто я без Священной Квинтэссенции, прогностикар? Она делала меня тем, кто я есть. Это символ всего, чем я стремился стать. А теперь я… генетическое чудовище. Тебе лучше убить меня. Лучше, чтобы меня убили на планете, чем терпеть этот позор.

Портей едва ли не слово в слово повторил то, что еще недавно обсуждали относительно его будущего. Бранд выступал за то, чтобы воину сохранили жизнь, и сказанное сержантом ужасно разозлило прогностикара. На этот раз Портей зашел слишком далеко, и Бранд устал терпеть его жалобы.

Прогностикар выпрямился во весь рост.

— Молчать, Портей, — приказал Бранд не только обычным голосом, но и разумом. Несмотря на демонстрируемое ранее неповиновение, Портею пришлось опуститься на широкую койку, которая была в камере единственным предметом мебели.

Откинув капюшон, Бранд задумчиво изучал воина, моложе его самого.