Водоворот - Питер Уоттс

— Ты знаешь ее гораздо лучше, чем думаешь.

— У вас же есть... психологические портреты, — сказал Лабин. Он говорил неразборчиво, действие нейроиндукционного поля, похоже, затрагивало лицевые мышцы. — Пшихолог этот. Шкэнлон.

— У Скэнлона свои трудности, — возразила Роуэн. — У тебя и Кларк много общего. Общие взгляды, общее происхождение. Будь ты на ее месте...

— А я на ее месте. Пришел же я сюда. — Кен облизнул губы, струйка слюны заблестела в уголке рта.

— Справедливо. Но представь, что бы ты делал без информации, допуска и без... поведенческих ограниче­ний. Чем бы ты занялся?

Лабин не ответил. В сиянии прожекторов лицо за щитком шлемофона казалось безглазой, высококонтрастной маской, а кожа почти светилась.

Роуэн сделала шаг вперед:

— Кен?

— А эт легко, — наконец произнес он. — Я бы начал мстить.

— Кому конкретно?

— Энергошети. Мы же пытались нас убить.

Линзы Роуэн засветились от резкого притока информации.

— Ее ни разу не видели рядом с офисами Энергосети.

— Она на кого-то напала в Гонкувере. — Тело Лабина прошил спазм. Голова безжизненно поникла. — Ишкала Ива Шкэнлона.

— Насколько нам известно, тот был ее единственной зацепкой. И ниточка никуда не привела. По нашим сведениям, Кларк ушла с Тихоокеанского побережья не­сколько месяцев назад.

— У Лени есть счеты не только к нам. Например, она могла отправиться домой.

Роуэн нахмурилась:

— То есть к родителям?

— Кларк упоминала Су-Сент-Мари.

— Ну а если не сумеет добраться до родителей.

— Тогда не знаю.

— Что бы сделал ты?

— Я бы продолжил искать...

— Предположим, твои родители мертвы, — подала следующую мысль Роуэн.

— Вы что, убили их раньше?

— Нет. Предположим, они уже умерли... умерли очень давно.

Лабин неуклюже покачал головой:

— Люди, которых так ненавидит Лени, живее всех живых.

— Предположим, Кен, — Патриция начала терять терпение. — Теоретически. У тебя есть счеты к Энергосети и к родителям, и ты знаешь, что ни до тех, ни до других не доберешься. Что ты сделаешь?

Его губы шевельнулись, но не вышло ни единого слова.

— Кен?

— ...Я перенаправлю гнев, — наконец выжал из себя Лабин.

— В смысле?

Он дернулся, словно слепая марионетка, большую часть нитей которой перерезали.

— Меня нагнул сам наш мир. И я... хотел бы ему отплатить.

— Хм. — Роуэн покачала головой. — В принципе, именно этим она сейчас и занимается.

Как выяснилось, одного распятия хватило. Ахилл был чист, хотя и не застрахован от инфекции; вторая операционная стояла наготове, но выскоблить ему внутренности не желала.

А желала всего лишь превратить его в камбалу.

Комната ужасов Лабина сбавила обороты. Стол перестроился в кресло; убийца сидел в нем, а механический паук бегал по его телу на ногах, похожих на суставчатые усы.

В соседнем кубе точно такое же устройство блуждало по коже Дежардена. Он уже получил около полудюжины инъекций с искусственными вирусами, и все они содержали код для разных последовательностей белков, устойчивых к воздействию Бетагемота. В следующие несколько дней будут и другие уколы. Много уколов. Через неделю начнется лихорадка; тошнота уже подступала.

Паук собирал образцы: бактерии с кожи и волос, содержимое кишечника, делал биопсию внутренних органов. Время от времени он погружал хоботок толщиной с волос прямо в плоть, вызывая легкую боль. Обратная реконструкция была очень коварным делом. Без мер предосторожности откорректированные гены могли изменить микрофлору в кишечнике столь же легко, как и ткани самого хозяина, а кишечную палочку из симбионта превратить в рак, стоило лишь перевернуть пару оснований. Особо пронырливые бактерии даже научились подсовывать собственные гены вирусным переносчикам и таким образом проникали в человеческие клетки. Де­жарден уже скучал по старым добрым микробам, которые всего-то питались антибиотиками.

— Ты ей не сказал, — произнес Лабин.

Роуэн оставила их на попечение техники. Ахилл смотрел на соседа сквозь два слоя мембран и пытался не замечать, как по коже от страха ползут мурашки.

— О чем? — в конце концов спросил он.

— Что я снял тебя с Трипа Вины.

— Да? С чего ты так уверен?

Паук Лабина взобрался к нему на шею и требовательно постучал по нижней губе. Убийца послушно открыл рот: маленький робот провел по внутренней стороне щеки одной из конечностей и спустился обратно на грудь.

— Иначе она бы не оставила нас одних.

— А я думал, ты у нее на поводке, Горацио.

Он пожал плечами:

— На одном поводке из многих. Не имеет особого значения.

— Еще как имеет.

— Почему? Неужели ты думаешь, что прежде я себя не контролировал? Неужели бы снял тебя с Трипа, если бы искренне считал, что ты пошел бы на утечку?

— Да легко, если сам же планировал ее и заткнуть. Разве не в этом твоя проблема? Ты ведь подставляешься, чтобы убивать людей?

— Значит, я — чудовище. — Лабин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — А ты тогда кто?

— Я?

— Я видел, как ты развлекался при нашей первой встрече.

Дежарден покраснел, ему стало душно:

— Это всего лишь фантазии. В реальности я никогда не делал ничего подобного. В реальности я вообще сексом не занимаюсь.

Лабин приоткрыл один глаз и чуть заметно улыбнулся:

— Не доверяешь себе?

— Я слишком сильно уважаю женщин.

— Неужели? Как-то твои взгляды не слишком вяжутся с твоим хобби.

— Это нормально. Это всего лишь спинной мозг. — Когда он узнал, что агрессия и секс в мозге млекопитающих идут по одним и тем же путям, что его постыдный секрет — это наследие миллионов лет, общее для всех, пусть цивилизованный разум это и отрицает, Ахилл испытал невероятное облегчение. Но Лабин... — Как будто сам не знаешь. Ты же кончаешь каждый раз, когда убиваешь кого-нибудь.

— А, — недоулыбка Лабина осталась на месте. — То есть я чудовище, а ты всего лишь пленник своих внутренних побуждений.

— Я фантазирую. А ты убиваешь людей. Ах нет, про­сти, ликвидируешь протечки в системе безопасности.

— Не всегда.

Дежарден отвернулся, ничего не ответив. Паук побежал вниз по ноге.

— Кое-кто от меня ушел, — со странной мягкостью произнес голос за его спиной.

Ахилл повернул голову. Лабин уставился перед собой, не двигаясь. Даже арахнид замер, словно пораженный некой неожиданной переменой в доверенной ему почве.

— Она ушла, — повторил Кен. Он как будто говорил сам с собой. — Я, можно сказать, ей позволил.

«Кларк», — понял Дежарден.