Девушка с характером (СИ) - Якобс Анне

Мари остановилась позади Китти как вкопанная и не могла взять в толк, как это здесь, между ветхими деревянными строениями и грязными каменными фасадами, расцветет большая, чудесная свобода творчества. Им попалась пара замызганных неуютных пивных, где, наверное, только вечером становилось многолюдно, а вино было так дешево, что и бедные художники могли себе его позволить. Ну углу яростно спорили между собой трое оборванных мужчин, а возле темной двери на стуле сидела старуха и смотрела прямо перед собой незрячими глазами. Все то же, что и в Нижнем городе. Здесь тоже по ночам девушки, прислонившись к фонарю, предлагали себя? Мари в свое время была рада уехать оттуда. Но, кажется, Китти это все – бедность, грязь, проститутки и всякий сброд – влекло. Художники? Большие мастера? Пока что Мари заметила только нищих пьянчужек, девушек-служанок да сомнительных типов. И редко – галдящих и безвкусно одетых туристов, говорящих друг с другом по-английски или по-голландски. Они занимали все кафе, громко и по-хозяйски заказывали bière[31] или du vin[32], словно им принадлежал тут весь Монмартр.

– Сейчас здесь мало художников. Пока много света, они за работой. Они покинут свои ателье только вечером, чтобы поесть и выпить.

– Ага… Женщины здесь тоже рисуют? Я имею в виду кроме нас двоих.

Китти сказала, что кое-кого знает. Но, по ее словам, они довольно самовлюбленные особы и к тому же состоят в отношениях с каким-нибудь художником, который их ревниво оберегает.

– Настанет время, когда мы изменим эту ситуацию, Мари. Вместе мы сможем обходиться без любовников. А сейчас пойдем, я обещала тебе сюрприз. Ты удивишься, моя маленькая Мари. И мне очень интересно твое мнение!

Она взяла Мари за руку и потянула за собой. На бульваре Клиши было оживленно, люди во все глаза смотрели на колонну марширующих солдат. Девушкам волей-неволей пришлось остановиться, и Китти рассказала, что на прошлой неделе Париж посетила королевская чета. С тех пор такие маршировки стали регулярными – возможно, прекрасные пестрые щелкунчики не могут найти свои казармы.

– Щелкунчики?

– Ну посмотри, как они одеты. Прямо как деревянный солдатик для колки орехов, который папа однажды привез с рождественского базара.

Сравнение довольно верное, поскольку форма французских солдат была не темно-зеленой, какую Мари видела на баварских военных. У этих были голубые пальто, спереди укороченные, а под ними – ярко-красные брюки. Только их винтовки и штыки не выглядели игрушечными.

– Дядя Рудольф, брат мамы, всегда говорил, что французы – картонные солдатики. И что от дождя они прячутся в укрытии…

Мари была рада, что никто здесь не понимал громких рассуждений Китти. Она ловко маневрировала сквозь толпу, улыбалась мужчинам, приветливо кивала женщинам. Даже уличные мальчишки перед ними расступались, а кто-то галантно поклонился.

Перед кафе «Léon» людская толпа поредела. Хозяин выставил на тротуар столы и стулья, на которых теперь сидели английские туристы. Дородная Соланж подавала гостям вино, воду и горячие паштеты. Увидев Мари и Китти, она поманила их.

– Добрая женщина оставила нам столик. Знаешь, Мари, если бы у меня не было Соланж и Леона, думаю, я бы после нашего разрыва вернулась в Аугсбург.

Мари ответила молчанием. Сейчас за стойкой стоял Марсель, рядом девушка с медными волосами мыла пивные кружки. Это была дочка Соланж и Леона Сюзанна. Сам патрон был занят на кухне, его покрасневшее лицо мелькало в проеме двери.

– Ты удивишься, когда он однажды покинет свой карцер и выйдет сюда, – сказала Китти, занимая место за столиком в углу. – Он бретонец, великан и белокурый, как викинг. Я хотела его нарисовать, но он не разрешил. Он, знаешь ли, ужасно тщеславен…

В углу, где они сели, было темновато, и прохожих на бульваре было почти не разглядеть. Зато Мари хорошо были видны фотографии в рамках, украшавшие стены, – видимо, хозяин представил здесь все свое бретонское семейство.

– Возьмем меню номер один, оно тебе тоже понравится. Вино? Нет? Тебе придется научиться пить вино, моя маленькая Мари. Французы все пьют вино, они разбавляют его водой. Даже дети. Так что давай возьмем пол-литра розе и к нему графин с водой… Eh Marcel – deux fois le numéro un, un demi de rosé et une bouteille d’eau…[33]

Интересно, чем она собиралась оплатить свой заказ? У нее были деньги? Или запишет в долг? Мари решила подождать и предложить деньги своей госпоже только в крайнем случае. У нее все равно были только немецкие деньги, их сначала было нужно обменять на французские франки.

Марсель принес напитки и наполнил бокалы. Мари в нерешительности разглядывала вино. От красного быстро пьянеешь, она выяснила это, еще работая в Нижнем городе. Однажды из любопытства она выпила остатки из бутылки, у нее закружилась голова, и ночью она ужасно страдала. Но здесь сейчас было не красное вино, а розовое. Его можно было смешать с водой.

– За нас! – торжественно произнесла Китти и подняла бокал. – За то, чтобы мы ужились, усердно трудились, однажды прославились и чтобы наши картины были нарасхват.

– За нашу дружбу, Китти!

Мари не успела долить в вино воды. Она сделала большой глоток и почувствовала, как алкоголь зажег в ее желудке маленький пожар. Стало приятно. Она сделала второй глоток, чтобы избавиться от угрызений совести. Она сказала «за нашу дружбу». А при этом обманывала Китти, водила ее за нос, пока Пауль и Альфонс нетерпеливо ждали их появления.

– Разве здесь не чудесно? – услышала она воодушевленный возглас Китти. – Мы свободны, Мари. Никто не диктует нам своих правил, мы делаем что хотим. Мы сидим, пьем вино, обедаем, потом поедем в Лувр и будем гулять вдоль Сены. Мы возьмем с собой блокноты и набросаем эскизов. Мне так интересно, что ты нарисуешь. У тебя большой талант, и скоро ты превзойдешь меня, уж я-то знаю!

По телу Мари разлилось приятное тепло, и она выпила еще. Возникло ощущение блаженства, она будто парила. Как жаль, что мечтам Китти суждено рухнуть. Вообще-то жить в такой свободе было заманчивой идеей. Вдвоем, в «птичьем гнездышке» над Парижем. Она сделала бы его уютным, убрала, выкрасила стены в светлый цвет, расставила бы горшки с растениями. Из этой квартирки можно соорудить настоящий ларец с драгоценностями. Они целыми днями ходили бы по городу и рисовали. Людей, дома, Сену, Эйфелеву башню. Квадратами и кубами… Мари ухмыльнулась. Разве Китти не говорила, что это современное искусство?

– А теперь внимание, вот мой сюрприз!

Что она опять придумала? Вскочила и убежала, видимо, в свое гнездышко, оставив Мари одну за столом. Какое счастье, что она всего лишь камеристка, а не благородная юная дама, ведь сидеть в ресторане в одиночестве было бы ужасной непристойностью. Китти со своим сюрпризом не торопилась, Мари несколько раз ловила на себе недоуменные взгляды хозяйки. Когда Китти наконец появилась, на ее платье красовались два больших пятна сажи, впрочем, в возбуждении она их не замечала. Она принесла фотографию, вытерла ее о юбку и положила перед Мари на стол.

– Господи, я уже думала не найду. А она стояла на видном месте – между чашек на кухонной полке. Посмотри, Мари. Правда, интересная?

Фотокарточка была поблекшей – видимо, довольно старой. Однако на ней можно было различить молодую пару, в несколько искусственной позе стоявшую, держась за руки возле искусственно же задекорированного столика. На женщине было светлое платье, слегка подхваченное на талии, волосы заколоты, рядом с ней усатый мужчина, одетый в темный костюм. На столике угадывалась палитра для рисования, стакан с кистями и тюбики краски. Похоже, фото было сделано в ателье какого-то художника.

– Очень мило…

– Да посмотри на нижний край, – нетерпеливо настаивала Китти. – Ты же не слепая!

Мари сделала еще глоток и затем наполнила бокал водой. По нижнему краю фотографии стояла также сильно поблекшая надпись от руки: