Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий

4. За свою власть сражаются люди в настоящее время с опасностью для государства. Ибо, если защищается государственный строй, почему он не был защищен, когда он сам1240 был консулом? Почему я, от дела которого зависело спасение государства, не был защищен в следующем году? Почему ему продлили военную власть и почему тем способом1241? Почему боролись с таким трудом, что обсудить вопрос о нем в его отсутствие1242 предложило десять народных трибунов? Вследствие этого он настолько усилился, что теперь от одного гражданина1243 зависит надежда на противодействие. Я предпочел бы, чтобы он в свое время не дал ему таких сил, а не противодействовал ему теперь, когда он так силен.

5. Но раз дело довели до этого, я не спрошу, как ты пишешь:

Где корабль Атридов?1244.

У меня будет один корабль — которым будет управлять Помпей. Что же касается твоих слов: «Что будет, когда скажут: „Скажи, Марк Туллий“?». Коротко говоря: «Соглашаюсь с Гнеем Помпеем».

Однако самого Помпея наедине буду склонять к согласию; ведь я полагаю так: положение чрезвычайно опасное. Вы, находящиеся в Риме, разумеется, — больше. Все же предвижу следующее: мы имеем дело с чрезвычайно отважным и вполне подготовившимся человеком, причем все осужденные, все обесславленные, все достойные осуждения и бесчестья — на той стороне, почти вся молодежь, вся та городская падшая чернь, влиятельные трибуны1245 с Гаем Кассием, все обремененные долгами, которых, как я понимаю, больше, нежели я полагал; только оправдания нет у той стороны, все прочее в изобилии. На этой стороне все делают все к тому, чтобы не решать силой оружия; исход этого всегда неверный, а теперь даже следует более опасаться, что он будет в пользу той стороны.

Бибул выехал из провинции, во главе ее поставил Вейентона; при обратной поездке он, по слухам, будет более медлителен. Катон, когда возвеличил его, объявил, что не завидует одним только тем, которым к их достоинству нечего или только немного можно прибавить.

6. Я почти ответил на твое письмо о положении государства, на то, которое ты написал в загородном именье, и на то, которое ты написал затем; теперь перехожу к частным делам. Еще одно — о Целии. Он настолько далек от того, чтобы повлиять на мое мнение, что ему, по-моему, следует сильно раскаиваться в том, что он отступил от своего мнения. Но по какой причине ему присудили доходные дома Лукцея1246? Меня удивляет, что ты это пропустил.

7. Что касается Филотима, то я, конечно, последую твоему совету; но я рассчитывал получить от него не счета, которые он отдал тебе, а тот остаток, о котором он в тускульской усадьбе высказал желание, чтобы я занес его в записную книгу своей рукой, и о котором он же дал мне в Азии собственноручную запись. Если бы он выплатил те деньги, которые, как он показал, мне следуют с тебя, он сам был бы мне должен столько же и даже больше. Но в этом отношении, если только положение государства позволит, меня впредь не будут упрекать, и я, клянусь, не был небрежным и ранее, но был занят многочисленными друзьями. Итак, буду пользоваться твоей помощью и советом, как ты обещаешь, но, как надеюсь, не буду тебе этим в тягость.

8. Насчет лубков1247 для моей когорты тебе огорчаться нечего, ибо они сами подтянулись от удивления перед моим бескорыстием. Но никто не поразил меня в такой степени, как тот, кого ты не ставишь ни во что; он и вначале был выдающимся и теперь таков. Но при самом отъезде он дал понять, что на что-то надеется, и на короткое время не соблюл того, что внушил себе; но вскоре он пришел в себя и, побежденный почетнейшими услугами с моей стороны, оценил их выше, чем все деньги.

9. От Курия я получил завещание, которое ношу с собой. О завещанном Гортенсием я узнал. Теперь хочу знать, что это за человек1248 и что продает с торгов; ведь я не вижу оснований, почему бы мне, если Целий занял Флументанские ворота, не овладеть Путеолами1249.

10. Перехожу к “Piraeea”1250; тут я заслуживаю порицания более за то, что я, римлянин, написал “Piraeea”, а не “Piraeum” (ведь так говорили все наши), нежели за то, что прибавил “in”; но я поставил его не как перед названием города, но как перед названием местности, — и притом наш Дионисий и Никий Косский, находящийся вместе со мной, не считали что Пирей — город. Но об этом я подумаю. Правда, если с моей стороны есть погрешность, то она в том, что я говорил не как о городе, но как о местности, и я следовал, не скажу — Цецилию1251 («Утром, когда я высадился в Пирее», Piraeum), ибо это плохой латинский автор, а Теренцию, комедии которого за изящество языка приписывали Гаю Лелию; он говорит: «Вчера сошлося несколько нас, юношей, в Пирее»1252, а также: «Купец еще прибавил, что будто бы они ее похитили из Суния»1253. Если мы признаем демы городами, то Суний город такой же, как и Пирей. Но раз ты грамматик, то, разрешив мне эту задачу, ты избавишь меня от большой трудности.

11. Он1254 шлет мне ласковые письма; то же от его имени делает Бальб. Для меня же дело решенное — от честнейшего мнения ни на палец. Но ты знаешь, как я ему обязан в остальном. Итак, нужно ли, по-твоему, опасаться, как бы кто-нибудь не упрекнул меня в этом, если я буду слишком вялым, или не потребовал назад, если буду слишком смелым? Что на это придумаешь? Говоришь: «Уплатим». Ну, что же, займем у Целия1255. Все-таки обдумай это, пожалуйста. Думаю, если я когда-нибудь произнесу в сенате прекрасную речь в защиту государства, этот твой тартессец1256 скажет мне при выходе: «Вели, пожалуйста, выплатить деньги».

12. Что еще? А вот: зять приятен мне, Туллии, Теренции; сколько угодно ума и обходительности — этого достаточно. Прочее, о чем ты знаешь, следует переносить. Ведь тебе известно, кого мы имели в виду; все они, кроме того, о ком мы через тебя вели переговоры, привлекли бы меня к суду1257: ведь им никто не даст взаймы. Но об этом при встрече, так как оно требует длинного разговора. Надежду на поправку Тирона возлагаю на Мания Курия, которому я написал, что он этим очень обяжет тебя. Послано за четыре дня до декабрьских ид от Понция, из требульской усадьбы.