Глиф - Антон Фарб

Радомский, по всей видимости, вернулся в башню через ресторан «Сковородка» (там, по идее, должен был быть проход). Но теперь ресторан был заперт изнутри, на витрины опустили железные ролеты, и возможности прорваться внутрь Ника не видела.

Она запрокинула голову и посмотрела на башню. Первые три этажа — темные ряды окон. Последний, четвертый — пляшет огонь, именно живой огонь, не электрический свет, отбрасывая метущиеся тени сквозь грязные стекла.

А над башней — тугая спираль фиолетовых облаков на фоне чернильного неба.

Центр мира. Пуп земли. Или, точнее, пуповина, которую Радомский и Белкин вот-вот обрежут навсегда…

Черт, как же туда войти?!

— Слышишь? — вдруг шепнул Рома.

Ника отвлеклась на секунду от планов проникновения в башню и прислушалась.

— Что? — спросила она.

— Гул…

Точно, гул. Тихий фоновый гул, почти не заметный среди грохота и рева сокрушающих Житомир катаклизмов. Гул, похожий на морской прибой. Нет, стоп, поправка: так гудит стадион перед началом игры — еще не вопли и скандирование болельщиков, но множество приглушенных разговоров, слившихся воедино.

— Что это? — спросила Ника.

— Я, кажется, знаю… — нахмурился Ромчик. — Надо уходить! Быстрее! Смотри!

Ника обернулась вслед за Роминой рукой. Со стороны Старого и Нового бульваров к ним приближались тысячи крохотных дрожащих огоньков, сливаясь в одну огненную реку. Крестный ход? Факельное шествие? Да что же это, черти его забери, такое?!

— Бежим! — Рома схватил ее за руку, но Ника мягко высвободилась.

— Нет. — Она заворожено смотрела, как приближается море огней. Уже можно было различить отдельные фигуры факелоносцев и вооруженные силуэты конвоиров по краям толпы. — Мне нельзя. Мне надо — туда! — она ткнула пальцем вверх, в Башню. — А ты уходи, прячься!

— Я тебя не брошу! — твердо сказал Ромчик. Лицо у него в этот момент стало жесткое, взрослое. — Но нам нельзя тут оставаться. Нас сомнут!

Подчиняясь здравому смыслу, Ника метнулась вслед за Ромой, огибая башню справа — и это оказалось ошибкой. Сбоку от башни, где начиналась улица Пушкинская, толпа факельщиков была совсем рядом — несколько сот человек стояли молча и неподвижно, будто бы поджидая Нику и Рому.

— Бля, — простонал Ромчик, заслоняя собой Нику.

И как по сигналу первые ряды толпы (зомби, подумала Ника, они как зомби! — куклы вуду! — марионетки!) одновременно метнули в них факелы. С рычанием бросились вперед твари, спущенные конвоирами с поводков.

— Назад! — заорал Рома, отталкивая Нику.

Но пути назад не было — там, у центрального входа, собиралась толпа с факелами.

— Забор! — воскликнула Ника.

Забор, пристроенный с тыла башни (метра два в высоту, сложен из красного кирпича, с фигурными вырезами по верхнему краю, украшенными коваными решетками) ограждал территорию примыкавшего к башне пивбара — еще одной малоудачной попытки превратить городскую достопримечательность в общепит. В отличие от застекленной со всех сторон, как теплица, «Сковородки», безымянный пивбар (известный среди местных алкашей просто как «Башня») имел небольшую летнюю (то бишь — без крыши!) площадку с полудюжиной столиков…

 Ромчик все понял с полуслова. Привалившись плечом к забору, он упал на одно колено и выставил вперед сцепленные замком руки. Ника поставила ногу на предплечья, и подросток одним рывком (откуда в нем такая силища? — успела удивиться Ника) забросил ее на забор.

Уцепиться за кованый штырь. Второй ногой — упереться в кирпичную стену. Подтянуться. Оседлать забор (осторожно, не напороться на штыри!) Свеситься. Протянуться руку Ромке. Не упасть, пока он залазит. Спрыгнуть внутрь следом за ним.

Выдохнуть.

— Повезло, — обрадовался Рома.

— Это ненадолго… — покачала головой Ника.

И словно в подтверждение ее слов первый факел (железяка, обмотанная тлеющей тряпкой) перелетел через забор и упал на один из столиков пивбара. Глухо взревела толпа, и факелы полетели один за другим.

Ника инстинктивно втянула голову в плечи. Подсознание услужливо подсунуло картинку из какого-то исторического фильма: осада замка, катапульты запускают огненные шары, защитники героически гибнут в дыму и пламени… Она затравленно посмотрела вверх.

Ха!

Лестница! Над пристроенной к башне пивной была пожарная лестница! Ржавый зигзаг балконов, скелеты ступенек. От крыши пивбара — и до верха башни!

— Лестница! — сказала Ника Ромчику, но тот уже сам все увидел и понял.

Подхватив за ножку круглый стол и подняв его над головой, как зонтик, чтобы укрыться от огненного дождя, Рома уверенно обнял Нику и провел ее через обстреливаемый дворик. С точки зрения Ники сложнее всего было бы залезть на крышу пивбара, но Рома, похоже, проблемой это не считал. Он ловко вставил носок берца в щель между кирпичами, зацепился пальцами за какой-то микроскопический выступ, прижался тазом к стене и ловко, как ящерица полез вверх.

Заворожено глядя на Рому, Ника так увлеклась, что прозевала момент, когда первая тварь запрыгнула в дворик.

Зверочеловек (чем-то похожий на минотавра — бычий горб, длинные руки, низенький лоб, налитые кровью глазки) подкрался так близко, что Ника почувствовала смрад его дыхания. Она успела развернуться и выставить перед собой столик. Минотавр заревел и протянул к ней длинные, слишком длинные ручищи…

Кусок черепицы прилетел ему точно в лоб. От неожиданности тварь села на задницу, своим весом вырвав столик из рук Ники. И тут же другие твари (и люди, люди с факелами тоже!) хлынули через забор. Видимо, чуть замедленно подумала Ника, их там столько — с другой стороны — что они просто идут по спинам друг друга…

— Руку! — крикнул Рома, и Ника послушно вскинула обе руки вверх.

Подросток вцепился в ее запястья и буквально выдернул ее наверх, за долю секунды до того, как твари бросились на нее.

Рома усадил Нику на черепичную крышу (внизу, всего в метре от ее ног клокотало месиво из тварей, людей и факелов) и спросил:

— Ты как, в порядке?

Ника невесело хмыкнула:

— Да уж, в порядке… Надо подниматься, пока они не залезли сюда.

Лестница дребезжала и шаталась под ногами. Хлопья ржавчины сыпались на голову.

Второй этаж. Третий. Передышка между третьим и четвертым. Ветер в лицо. Сильный. Трудно дышать.

Четвертый.

Конец пути.

Забранное решеткой окно.

Замка нет. Простая щеколда. Рома просунул руку и отпер решетку. Противный скрип заржавелых петель. Серое, в потеках грязи окно. За ним — какое-то движение, дрожащий свет.

— Ну, — сказал Ромчик, — с богом. Я первый.

Он отступил на полшага назад и ногой выбил окно.

26

Белкин набросился на карту, как сладкоежка — на коробку конфет. Он вырвал ее из рук Радомского, попутно оттолкнув его в сторону (Радомский стерпел, несмотря на острое желание зарядить хмырю с ноги по яйцам), расстелил на полу, метнулся куда-то в угол, притащил пару обломков кирпичей — прижать углы, встал на четвереньки и завертелся, как собака, пытающаяся укусить себя за хвост.

Радомский усадил пацана (тот уже даже не трепыхался) на пол, бросил рядом коробку с картонными карточками (Белкин не проявил к ней интереса) и огляделся.

За время его отсутствия Белкин умудрился превратить последний этаж башни из обычного, захламленного строительным мусором и засранного голубями помещения, в некое подобие оккультной лаборатории. В первую очередь, конечно же, пол: доски, покрытые слоем серой пыли, Белкин кое-как оттер от грязи и тут же исцарапал глифами. Потом стены: насколько хватило хмырю роста, то бишь практически до невысокого потолка, все вокруг покрывали малопонятные закорючки. Даже на запыленных окнах он что-то накорябал…

Больше всего Белкин напоминал Радомскому того странноватого сисадмина, работавшего в «Радомбуде» на заре становления фирмы. Тот тоже, когда настраивал сетку, превращался в асоциального типа, бубнил себе под нос что-то непонятное, пыхтел, сопел, совершал некие идиотские действия, опять сопел, матерился — и так до тех пор, пока все не начинало работать. Радомского он откровенно бесил, потому что на вопросы не отвечал, а просьбы объяснить, что происходит, игнорировал с видом настолько высокомерным (мол, вам, холопам, все равно не понять), что вскорости пришлось его уволить.

Радомский не любил чего-то не понимать. А еще больше он не любил терять контроль над происходящим.

Но никто не в состоянии знать и уметь все. Иногда приходится обращаться к специалистам. Главное, чтобы этот специалист — будь он сисадмин, сантехник или маг — не считал себя умнее, сильнее и главнее Радомского.

Есть люди-функции, давно вывел для себя Радомский, и есть люди-цели. Главное качество первых — взаимозаменяемость. Главное качество вторых — умение использовать первых…