Цветы Белого ветра - Мария Митропольская

— Который раз тебя спрашиваю: почему ты отказываешься встать в мои ряды? — резкий крик заставил подслушивавшего у двери Лагема нервно дернуться.

— Перед казнью я пожелал бы напиться до поросячьего визга, — мечтательным голосом произнес пленник.

— Крови своей напьешься! Отвечай, какие недобрые дела ты затеял за моей спиной?

— Никаких. Живу в свое удовольствие. А тебе везде заговоры мерещатся?

— При тебе найдена карта! — он вскочил и потряс перед носом Белозора развернутым листом, на котором неровными стрелками был прочерчен извилистый путь в сторону села Летки и вел дальше, в сторону леса. — Почему в углу написано — "В начале зимы"?

— Да просто так накарябал. Хотел посмотреть что там. Знаешь ли, у меня еще наблюдается тяга к открытиям новых территорий.

— Ну, допустим!.. Зачем ты убил Ферруса? — не сдавался Карагган. — Признайся уже!

Северин ничего не ответил, лишь скептически фыркнул.

— С тобой трудно договориться!

— Трудно, но возможно. Отпусти меня на все четыре стороны.

— Отпустить? Не-ет! Есть другая идея. Ты, непокорная голова, поедешь на Фандиан, где послужишь во имя моей славы! Соглашайся! Ты же пленник, дружок. Пленникам не к лицу излишние капризы!

— Значит, не отпустишь?

— Я этого не говорил. Многое зависит от тебя, понимаешь?

— То есть еще не поздно примкнуть к твоим рядам. Ведь могу же я поменять свое мнение?

— Действительно поменять или сделать вид?

— Скорее первое.

— Ты неисправим! Но твое мнение не так уж важно. Будь ты моим сторонником, все равно не отвертелся бы от Фандиана. Видишь, как странно, друг ты или разгневанный пленник, а путь один.

— Мечом обеспечишь?

— Очень даже возможно. И, чуть не забыл, ты будешь ходить вот с этими напульсниками — единственный экземпляр во всем мире. О внешнем виде можешь не беспокоиться, со временем они потускнеют и станут менее заметны.

— Нет, я такие не хочу. Они женоподобные! — он внимательно посмотрел на представшие перед его взором напульсники. — Меня знакомые засмеют, или, что еще хуже, слухи поползут нехорошие.

— Потерпишь. Все забывается, тем более какие-то слухи.

Когда магические напульсники защелкнулись на запястьях мага, Карагган с гадкой ухмылкой спросил:

— Не жмет?

— А если и жмет, разве это что-то меняет?

— Прав, Белозор. Поверь, я часто жалею о том, что мы ходим разными тропами и переправами. Да, кстати, прими совет: не пытайся бежать. Лагем могущественней, чем ты предполагаешь, вдобавок, благодаря сотворенным мною напульсникам, он сможет обнаружить тебя в любой норе, в любой берлоге. Ну что еще сказать?.. Придется ли еще свидеться?.. На всякий случай, прощай. А когда ты покинешь этот мир, я обещаю, что буду всем говорить о тебе только хорошее.

— Представляю, что в твоем понятии означает "хорошее"! И поэтому прошу избавить меня от такой "почести"!

— Договорились! — Старый маг беззвучно рассмеялся. — Прощай.

— Прощай и ты. Да помни, на одной и той же улице не может быть вечного праздника.

Советник еще раз окинул презрительным взглядом белоглазого мага и похромал к выходу. Лагем, в свою очередь, поспешил убраться подальше от двери, дабы избежать шишки на лбу.

Невзирая на обилие роскоши, дом Караггана был пропитан страхом молчаливым, изматывающим, заставляющим верить в то, что вот-вот должно произойти что-то ужасное. Даже слуги имели одинаковое выражение лица — настороженно-пугливое. Нет, в доме не было ни намека на сушеные головы драконов и набитые чучела гигантских крыс, напротив, шелка, дивные ковры и обилие диковинных поделок.

По мнению Северина богатое убранство комнат смотрелось слишком вычурно, особенно в той комнате, в которую его отвели после разговора с Карагганом. Оставшись наедине с самим собой, маг тот час же нашел занятие: он предпринял несколько попыток стянуть с руки хотя бы один напульсник. Ничего не получилось. Не помогли и заклинания — магия рассеивалась до последней капли.

— Ну мы еще посмотрим кто кого! — Белозор, не снимая сапог, с разбега запрыгнул на ворох мягких перин.

Ужин прошел в гордом одиночестве. В компании Северина неизменный страж — Лагем, с некоторых пор, ощущал себя постоянным посмешищем и поэтому избегал общества не в меру ехидного пленника. Ни сколько не опасаясь за качество еды, маг, по его собственному мнению, "наедался на несколько дней вперед". Северин справедливо полагал, что если его и отравят, то не раньше того, как он попадет на Фандиан.

Утром Белозора разбудил топот сапог, грохотавший этажом выше. Он порадовался тому, что за ужином не подали бродилку, то есть она была, но в ничтожно маленьком количестве. Это всего-навсего был проспавший Лагем. Его приглушенный голос разносился по всему верхнему этажу. Кажется, он отчитывал слуг.

Маг помассировал затекшую шею и пошарил взглядом по комнате: его старую, скомканную рубаху забрала служанка, и теперь на сундуке лежала другая, новая. Здесь же, рядом с рубахой находились его отстиранные от дорожной грязи штаны, на полу стояли старательно начищенные сапоги. Карагган был подозрительно гостеприимен. Белозор умылся прохладной водой из кувшина, облачился в штаны, рубаху и неторопливо зашнуровал тесемки на расшитом вороте.

"Здравствуй кочевая жизнь! — думал он, натягивая сапоги. — Ты, кажется, любишь своего покорного слугу больше, чем остальных смертных! Впереди меня ждет остров, на котором суждено очутиться отнюдь не по своей воле, а по воле врага". — И Северин с ненавистью взглянул на широкие рукава своей рубахи, за которыми находились напульсники.

В комнату без стука зашел Вертопрах, за его спиной торчали рукояти двух, вложенных в ножны мечей.

— Собрался? — спросил он сидящего на лавке Белозора и, дождавшись утвердительного ответа, кивнул на дверь. — Тогда следуй за мной!

Небольшая постройка, в которой они вскоре очутились, оказалась чистой и довольно просторной конюшней на десять лошадиных голов. Оседланные гнедые скакуны, привязанные к сделанной из дуба коновязи, шаркали копытами, всем своим видом давая понять, что готовы к дальней дороге. Вскоре Лагем куда-то исчез со старшим конюхом, а Белозор без дела слонялся по конюшне. Правда, под пристальным вниманием двух молчаливых, вооруженных до зубов молодцев.

Помимо стражей и их пленника, в конюшне находилась молоденькая служанка. Она кормила морковкой разномастных лошадей, посматривала на мага, и каждый раз, когда ее глаза встречались с его насмешливым взглядом, кокетливо улыбалась. Именно эту служанку Северин заприметил с первых минут, проведенных в доме Караггана. Румяная, черноглазая, широкая в кости, она сочетала в себе черты западников и рекоставов.