ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

ресторан, то в меню написано: «икра черная, икра красная, икра баклажанная» – ну не может такого быть в одном ресторане! Меня такие вещи возмущают. И точно так же, когда я приезжаю в Россию, мне неприятно слушать гадости про Америку.

– Ты поругался с Битовым после того, как он покритиковал Америку.

– Я не ругался! Но я был огорчен тем, что он после грузинской войны подписал коллективное письмо против Америки. Правда, он свою подпись после отозвал, сказал, что невнимательно прочел текст, – а надо читать, что подписываешь. В письме было написано, что Америка – самая тоталитарная страна в мире, – это же чудовищно!

– А случалось тебе поссориться с человеком из-за того, что он ругал Россию?

– Понимаешь, когда с тобой разговаривают американцы, то они про Россию скажут, что любят Прокофьева. Или борщ. Они из вежливости всегда стараются сказать что-то хорошее.

– Но тебе, наверно, кажется дикой мысль поехать в Россию жить. Ты, наверно, думаешь: «Я что, мудак – в России жить? Я что, себя на помойке нашел?»

– Если бы я остался в России, я был бы другим человеком. Тот опыт, который вы получили, живя все это время там, – слишком сильно отличается от моего. Еще пять лет назад я, может, и мог бы вернуться – но не сейчас. У меня тогда были большие надежды… Я был большим поклонником Ельцина. Горбачев был коммунистом, а Ельцин – это человек, который взошел на танк. Как Наполеон на Аркольском мосту – так и Ельцин на танке. На мой взгляд, он достоин истории. Сегодня я потерял ощущение – кто на чьей стороне. Раньше мы думали, что нас ссорит власть, то есть она думала, что ссорит. Мы сидим за одним столом – и какая разница, что скажет Брежнев? А теперь этого нет. Когда я говорю со своими друзьями, я никогда не знаю, на чьей они стороне. Особенно когда речь идет о голосовании, о выборах. Мои друзья в России не ходят на выборы, им неважно, кто придет к власти – потому что «все они воры». А я хожу всегда на выборы в Америке, я еще не пропустил ни одних! Вот и в Веймарской Германии люди считали, то все воры – и потому Гитлер пришел к власти.

– А ты, как я понимаю, за Обаму голосовал.

– Да. Я всегда голосую за демократов.

– И тебе не кажется странным, что негр – президент твоей страны?

– Я был глубоко убежден, что его не выберут.

– То есть ты голосовал безответственно, просто выражал свое мнение? И теперь не желаешь нести ответственности за свой выбор? И ты не разочарован?

– Нет. Притом что впервые на выборы от республиканцев пошел человек, которого я глубоко уважаю: Маккейн. А вот младшего Буша я глубоко презирал и сейчас презираю.

Кто такой?

– Ты кто ваще – писатель, журналист, эссеист?

– Понимаешь, я writer, а это человек, который пишет слова. В этом смысле я писатель, и ничего больше меня не интересует. Ну уж точно я не журналист, потому что журналист – это человек, который занимается фактами. Статья описывает мысль, а эссе изображает, – я бы так это обозначил.

– Точно, точно. И еще у тебя был вопрос, уровня коана: «Я помню чудное мгновенье» – это fiction или non-fiction?» Прокомментируй это.

– Этот вопрос я поставил потому, что поэзия – это то, чего нельзя придумать; чувство нельзя придумать! Стихи не бывают фантастическими. Лирические стихи, они не бывают вымышленными. Там главный персонаж – это «я». Также и с эссе. Эссе тоже нельзя пересказать, только процитировать. Вот есть гора, у нее много склонов. С одной стороны поднимаются те, кто пишет романы, с другой – те, кто эссе.

– А, и на вершине вы должны встретиться?

– Этого я не знаю.

– А роман почему тебе не написать? Раз ты писатель? Много ума на это не надо, вон посмотри, чего только не издают…

– Разница тут в том, есть в тексте персонаж или нет. Либо герой я, либо герой – Каренин (условно говоря). Я никогда не буду писать не от себя. Я не могу пережить за другого. Но я очень уважаю писателей, которые могут писать «про Каренина».

Раззявил мохнатку, засунул голыш

– Вот интересный факт из твоей жизни – как ты жил в деревне под названием Медведь.

– Да, я там собирал фольклор. Новгородская область. Очень интересное место! Туда приезжает много японцев, они помогают теперь местным коровники строить. Потому что после русско-японской войны там содержались японские военнопленные. И там осталось много их потомков. А вообще это старообрядческая деревня. Имена они, как того требует их вера, брали из Библии – Соломон, Исаак… Мужики там с приезжими не разговаривают, а бабки – охотно. Они загадывали мне загадки, им нравилось меня, молодого студента, смущать. Что значит: «сунешь – встал, вынешь – вял»? Я краснею, они говорят – сапог. «Раззявил мохнатку, засунул голыш» – что это? Варежка. Настоящий народный юмор! Старообрядцы, они дольше всех хранили народное слово. Я записал целую тетрадь. И все это меня заставили выбросить, когда я эмигрировал! Рукописное же нельзя было вывозить за границу. Я все эти бесценные тетрадки своими руками порвал. Дневники свои школьные…

– Тебе, значит, отрубили прошлую жизнь, когда ты уезжал.

– А мне-то что, я молодой был! – говорит он с повышенной бодростью.

Раскрутка

На десерт я взял cheesecake.

– О, это чисто нью-йоркское блюдо! – оживился Генис. – Тут неподалеку, 200 миль отсюда, есть монастырь, и там монашенки делают лучший в мире cheesecake. Люди туда специально едут…

Молодец он все-таки, сделал из еды культ и все ею мерит. На таких фанатиках и держится земля!

– По твоим сведениям, любимое слово в России – это «раскрутить».

– Ненавижу его. Я романтик я верю в имманентную ценность каждого творческого сочинения! Я верю, что Бетховен лучше, чем Лимонов, – верю, и всё. И Шекспир тоже лучше. Нельзя никого раскрутить, то есть можно, но ненадолго. Я лично проверял! Когда я приехал в Америку, у меня была бредовая идея – прочитать все бестселлеры, которые вышли за 30 лет. Я ж ничего не знал, думал, что нас советская власть обманывала! Оказалось, что это всё были халифы на полчаса.

Родимые язвы капитализма

– И вот еще насчет чего советская власть нас не обманывала: насчет ужасов безработицы. В Латвии, когда я оттуда уезжал – в отличие от России, были люди, которые помнили, что такое капитализм. Моя тамошняя начальница (я работал в газете, где печатали программу телепередач) пожила в буржуазной, как тогда говорили, Латвии, и она говорила мне: «Куда ты едешь! Ты не понимаешь, что такое безработица! Не скажу, что там все плохо, – но такой лафы, как