Юность - Александр Сергеевич Омельянюк

он встанет на ноги и будет больше зарабатывать. Тогда Платон стал тратить их на подарки ей и сыну. Так что финансовый вопрос его пока не волновал.

Кочет даже иногда приходил на работу нарядно одетый, чтобы потом взять отпуск и прямо с работы поехать куда-нибудь в Москву. В Реутове ему было уже не интересно, а его родной город, его родина, манили и завлекали.

А всегда язвительный фрезеровщик Виктор Животов, станок которого вместе со станком Якова Родина был ближе других от станка Кочета, как это уже иногда бывало и ранее, в один из таких моментов завистливо высказал, игнорирующему его, Платону:

— «Ну, ты и побрит!? Прям, как лысая п…а!».

— А интересно! Так можно и отдохнуть и отвлечься от учёбы!? К моим в высотку съездить!? Да и с другими девицами в случае чего познакомиться! — рассуждал сексуально озабоченный юноша.

В осенние школьные каникулы Платон позавидовал сестре. Настя часто гуляла во дворе с подругами и их общими друзьями-ровесниками по дому и двору. Те уже видели, каким внимание парней и молодых мужчин она пользуется, и прониклись к, и так уважаемой, подруге ещё большим, но уже завистливым уважением. Но некоторые парни их двора всё ещё надеялись стать её близкими друзьями.

Во время общей прогулки по начавшему покрываться первым снегом Реутову, друживший с Наташей Ямщиковой Юра Логинов вдруг грубо оборвал её и разразился матерной бранью в её адрес. Тогда возмутившаяся Настя вступилась за подругу, со всего маху влепив хаму пощёчину. Тогда тот полез было драться с Настей, Но их общие товарищи и ровесники Коля Секунов, Валера Антоненко и, примкнувший к их компании, Миша Евдокимов сразу обступили и скрутили Логинова, остановив, остудив и осудив наглеца.

Ноябрьские праздники Кочеты, как всегда, отметили дома за столом и телевизором. После обеда Платон съездил к Гавриловым, а вечером мама побаловала детей сладостями.

Платон раньше не терпел есть вафли из-за их бледно-розовой начинки, вызывавшей у него тошнотворное ощущение. Так что все они доставались Насте. Но когда на их столе впервые появились вафли с шоколадной начинкой, то он стал соперничать с сестрой.

— «Платон, отдай мою долю!» — возмутилась она, когда брат бесцеремонно нарушил равенство.

— «Насть! Ты, что? Забыла, сколько раз до этого ела вафли без меня? За тобой накопился такой долг, что ты его долго не сможешь отдать!?» — привёл он убийственный довод в своё оправдание.

— «Ма-а-ам! А чего Платон ест мои вафли?!» — обратилась уже она за действенной помощью.

И Платон опять выслушал старый, и давно подзабытый аргумент матери, что Настя — девочка и младше него, потому ей надо уступить.

Но уступать Платону приходилось и в другом. Он теперь в цехе негласно стал штатным исполнителем внеплановых частных заказов, а по-простому — халтурщиком. В основном заказы шли через мастера Афиногенова. Но иногда к нему с заказами от руководства непосредственно подходил заместитель начальника цеха Иван Лаврентьевич Минаков.

Он был человеком крупного, даже фундаментального телосложения. Ходил всегда твёрдой походкой с гордо поднятой головой, почти как статуя командора. Был сдержанным, немногословным, даже молчаливым, но с проницательным и даже пронзающим взглядом голубых глаз, который многие не выдерживали и боялись его.

Но Платон его не боялся, Он всегда именно к нему с удовольствием ходил подписывать свои многочисленные административные отпуска, по сути, не влиявшие на его заработок. Он проникся к Ивану Лаврентьевичу уважением, свободно общаясь с ним. И тот почувствовал это, иной раз, с благодарностью глядя на юношу своими голубыми выпученными глазами на большом лбу, преходящим в сверкающую загорелую лысину.

А когда к Платону обращался кто-то со стороны, тем более не работники цеха, то он отправлял их к Афиногенову.

— Если я возьму у вас заказ, то мастер будет ругаться и даже может наказать меня — будет думать, что я так подрабатываю!» — начинал он.

— «А если он мне вручит ваш заказ, то я его обязательно выполню, да ещё получу от мастера спасибо!» — объяснял Кочет заказчикам, никогда не беря с них плату, получая взамен лишь спасибо и уважение.

Наживаться в изготовлении этих заказов из отходов производства ему даже не приходило в голову. И только когда те наглели, обходя мастера и считая Кочета обязанным выточить им деталь, Платон без стеснения отказывал им, ссылаясь на выдуманные причины.

Поскольку Платон часто был без работы, то много времени просиживал в курилке, предназначавшейся для отдыха всех рабочих. Там ему часто приходилось отвечать на многочисленные и различные вопросы рабочих. А началось всё с футбола, потом перейдя на хоккей.

В цехе для Платона проявились ещё два болельщика московского «Динамо». Первым стал токарь и капитан цеховой футбольной команды тридцатипятилетний Евгений Петрунин, ранее живший по соседству со Сталевым и видевший Кочета ещё школьником.

А вторым был слесарь высшего разряда с прецизионного участка их цеха москвич Александр Васильевич Орловский, которого Платон со временем за глаза прозвал «Колчак-Суворов». Это был симпатичный, холёный и интеллигентный рабочий выше среднего возраста. Платона всегда подкупала его неспешная, чуть вразвалочку, и с достоинством походка человека, знающего себе цену. Он был всегда опрятно одет, чисто выбрит и причёсан. Но главное, от него всегда приятно пахло дорогим мужским одеколоном. Он тоже напомнил Платону его отца времён работы в МИДе и в министерствах. И Кочет сблизился с ним. А началось всё с робкой просьбы Александра Васильевича помочь его сыну с решением некоторых трудных задач по математике.

Платон и до этого бескорыстно уже решал и объяснял трудные задачи по математике для детей некоторых рабочих их цеха, чем и прославился.

Теперь он всё чаще решал их и объяснял свои решение для сына Орловского. А объяснения решений задач появились не сразу.

— «Платон! Тебе, конечно, большое спасибо! Мой сын оказался единственным в классе, решившим эту геометрическую задачу! Учитель вызвал его к доске объяснить решение, а он ни бе, ни ме! Пришлось ему сознаться, что у папы на работе есть один студент-вечерник, который её решил легко и быстро! А учитель сказал, что ты гений — решил не решаемую задачу! Так что давай следующий раз напиши мне и объяснение решения!» — попросил Александр Васильевич.

А однажды Платон блеснул своими знаниями геометрии и черчения непосредственно на работе. После длительного и бурного обсуждения чертежа ведущими токарями, руководством и технологами цеха, проходившего около станка Заварзаева, Константин Иванович буквально отобрал чертёж у дураков и подошёл с ним к Кочету. И тот сразу указал на ошибку — отсутствие в нём одной соединительной линии, которую он тут же, не