Царица без трона - Елена Арсеньева

– Где мой супруг? Где Димитрий?!

– Не знаю, – ответил Барбара. – Басманов убит, вот все, что мне извест…

Она не договорила. Слова о гибели Басманова, которого Марина знала как ближайшего друга и наперсника мужа, сразили царицу. Это было все равно что услышать о гибели Димитрия!

У нее словно бы разум отшибло. Оттолкнув Барбару, Марина выскочила из опочивальни, прорвалась сквозь толпу своих женщин – простоволосых, полуодетых, бестолково мечущихся из комнаты в комнату, – и вылетела в сени. И замерла, прильнув к стене: за поворотом гремела сталь о сталь, слышались страшные крики – там сражались. Там уж точно смерть!

Повернулась к другой лестнице, еще пустой, слетела по ней легче перышка.

Позади что-то кричал Осмольский, но Марина не обращала на это внимания.

Пусть кричат, пусть зовут. Где-то здесь двери в подвал. Там можно спрятаться и отсидеться. Там, где они с Димитрием играли в прятки. Ее не найдут, ведь только Димитрий знает, где она пряталась. И когда все кончится, он придет за ней…

Кое-как сдвинула с места тяжелую дверь, проскользнула внутрь, но, сколько ни тащила дверь на себя, плотно закрыть ее сил не хватило. Откуда-то накатило пронзительным криком, и Марина оставила свое занятие, ринулась в глубь подвала.

И замерла. Там было невыносимо, ослепительно темно! Когда они бегали тут с Димитрием, у каждого был в руке факел. А теперь…

Почему кажется, что в этой темноте кто-то затаился? Зачем она пришла сюда? Кто стережет ее здесь?!

– Кто тут? – прошептала Марина, холодея от звука собственного голоса, который с глухим шелестом отражался от стен. – Кто?..

И умолкла – такой судорогой стиснуло горло. Больше она не произнесет ни слова, потому что это слишком страшно.

Марина молчала, но страх не уходил. В щель между неплотно прикрытой дверью и стеной врывались звуки разгоравшегося мятежа. Эхо подхватывало их, начинало гонять по подвальным закоулкам, шелестело ими, словно охапкой сухих листьев. Вскоре Марине почудилось, что со всех сторон на нее надвигаются люди и они что-то шепчут, шепчут…

Нет, здесь оставаться нельзя. Прежде чем Димитрий ее отыщет, она не один раз сойдет с ума от темноты, страха, неизвестности!

А там, наверху, ее не тронут. Кто посмеет поднять руку на царицу? Это она только в первую минуту растерялась от испуга, от криков, от исчезновения Димитрия. Надо вернуться, одеться и сказать этим безумным москалям…

Какое счастье, что дверь осталась открытой и в нее пробивалась тоненькая полоска света, иначе Марине нипочем бы не найти выхода из подземелья!

Опять сражение с дверью, опять вопли в коридоре… Но теперь она увидела тех, кто кричит!

Мужики, московиты. Одетые в простую одежду и люди более богатые – наверное, дьяки. Все куда-то валом валят, у всех безумные лица. Марина вжалась в стену. На нее никто не обращал внимания, она тихонько, бочком-бочком продвигалась к лестнице. По ступенькам вверх-вниз сновали люди. Закрывая голову руками, бежал какой-то обезоруженный алебардщик, за ним гнались московиты, свистя и улюлюкая, как на псовой охоте. Мужики вошли в такой раж, что сшибли Марину со ступенек. Она упала, тотчас вскочила, чтобы не быть раздавленной их здоровенными ножищами.

– Где их поганая царица? – вдруг завопили за поворотом. – Подать сюда проклятую еретичку!

Марину точно ожгло кнутом.

Ее ищут! Ее сейчас найдут, схватят, она почти раздета, ее распнут прямо здесь, на ступеньках, и будут называть курвой [67] за то, что бегает по дворцу полунагая, словно последняя тварь, которая отдается за деньги!

Чувство собственного достоинства, прежде подавленное животным страхом, ожило в ней с такой внезапностью, что у Марины словно крылья выросли. Она побежала по лестнице, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, на кровь, обагрившую стены и ступени.

– Где царица? Подать сюда царицу! – неслось со всех сторон, но Марину словно накрыла шапка-невидимка. Никем не замеченная, никем не остановленная, она воротилась в свои покои – и лицом к лицу столкнулась с Барбарой, которая тут же схватилась за свою госпожу обеими руками и замерла, не в силах совладать с переполнявшими ее чувствами. Слезы так и хлынули из ее глаз, но стоило Марине приказать с привычной холодностью и непререкаемостью:

– Одеваться! – как Барбара мгновенно очнулась.

– Стефка! Платье государыни! – рявкнула она.

Вокруг метались фрейлины, совершенно обезумевшие от царившего вокруг ужаса и исчезновения государыни. Казалось, даже ее возвращение не способно привести их в чувство.

Откуда ни возьмись выскочила зареванная Стефка, умудрившаяся остаться хорошенькой, невзирая на красный нос, мокрые глаза и распухшие губы. На ней, как и на прочих бестолково метавшихся фрейлинах, была только рубашка да нижняя юбка, и Марина почувствовала, как ее переполняет бешенство при виде этих обезумевших телок. О том, что она сама только что надолго потеряла голову от страха, было благополучно забыто.

– Всем одеться, глупые куры! – закричала она во весь свой небольшой голосок, который иногда мог быть пронзительным, будто шутовская дудка, и оглушительным, словно трубы иерихонские. – Пся крев! Вы что, хотите, чтобы москали прельстились вашими нагими телами и изнасиловали вас?!

Барбара Казановская и пани Хмелевская, которые единственные из всех потрудились одеться, спрятали улыбки, несмотря на весь ужас, царивший вокруг, и переглянулись с гордостью за свою нежную и властную госпожу. Да, она истинная царица! Кто еще, кроме нее, мог бы так оберегать достоинство свое и своей свиты?

Между тем Марина с яростью оттолкнула Стефку, которая дрожащими от страха руками (причем было совершенно непонятно, кого она сильнее боится – государыни или мятежников) протягивала ей какой-то пышный наряд. Нашла время выставлять напоказ красоту своей пани, вот же дурья голова!

– Барбара! Подай мне черное платье! Самое простое! – приказала она и снова рявкнула на Стефку: – Сказано – одеваться!

Девушек вымело из комнаты как вихрем.

– Барбара, где Мустафа? – спохватилась Марина о своем арапчонке, подаренном ей отцом. Она выбиралась из вороха юбок и поворотилась спиной к Барбаре, которая проворно начала шнуровать лиф ее платья.

– Не знаю, его никто сегодня не видел. Может быть, спрятался где-то?

– Уж не убили ли, борони Боже? – пробормотала Марина, морщась, когда пани Хмелевская, расчесывавшая ей волосы, слишком сильно потянула щеткой. – Да не надо громоздить никаких кренделей, заплетите косу и сверните узлом, довольно будет на сегодня. Где же бедный Мустафа? Ведь эти москали почитают его за бесенка, как бы и в самом деле не убили! Lacrima Christi! А где же Димитрий, где мой супруг? Нет, что нынче за день, я не могу так много думать, так беспокоиться обо всех сразу!