Собрание сочинений в двух томах. Том I - Довид Миронович Кнут

«сияющий» снят, может быть, из-за слишком явной ассоциации с блоковскими стихами: «Когда твое лицо в простой оправе Передо мной сияло на столе»), а 3-й и 4-й стихи последней строфы звучали так: «Горит на фоне дыма, труб, ненастий Сплав: солнца, неба, снега, чистоты».

101. НЛ, с. 32–33. По сравнению с первоначальной публикацией в Ч (1933, № 7–8, с. 12–13) текст подвергся некоторым изменениям: первый стих: «Все те же декорации — забытых переулков»; начальная строка третьей строфы: «Я ждал тебя давно…»; третью позицию в четвертой строфе занимал снятый впоследствии стих: «И ток души живой и человечьей»; начало пятой строфы: «Вокруг — все то же: ночь, глухие зданья» и далее: «Но грусть — без дна — непримиримых глаз (Их гордое, мятежное бессилье!..), Но грусть и страсть неутоленных глаз»; предпоследняя строчка заключительного четверостишия: «Для темного безвыходного счастья». В ИС (с. 141–142) под назв. «Городское счастье».

102. НЛ, с. 34. В ИС (с. 143–144) под назв. «Ничего не поймешь». В стихотворении ощутим некий ритмический импульс, идущий от «В ресторане» Блока, что подчеркнуто не случайным, по-видимому, сходством блоковского начала — «Никогда не забуду…» и завершением первой строфы у Кнута: «…не забыть никогда», а также совпадением обозначения в том и другом случае художественного времени — «этот вечер» (блоковские интертексты вообще занимают большое место в поэзии Кнута, чаще всего как «забытые цитаты» [в том понимании термина, которое придавала ему З. Г. Минц, см. в ее статье: «Забытая цитата» в поэтике русского постсимволизма. IN: Тр. по знак. системам. 25. Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Вып. 936. Тарту, 1992], см. в рецензии на МТ Сосинского, одним из первых отметившего «сильное и благородное влияние Блока» на молодого поэта).

103. НЛ, с. 35–36. В Ч (1934, № 10, с. 9) без назв.; в первом стихе второго катрена: «В мире ходит беда, бродит ветер и зреет ненастье», а в первом стихе катрена заключительного: «И от нашей любви, и от радости нашей жестокой». В ИС (с. 145–146) под тем же назв., но с отсутствующим в нем многоточием. Не исключено, что этот текст строится как ритмическая цитата из Б. Поплавского — стихотворение «Восхительный вечер был полон улыбок и звуков» (1928) (сб. «Флаги», 1931).

104. НЛ, с. 37–38. ИС, с. 151–152. Первоначально в ПН, 1932, № 4236, 27 окт., с. З. В СЗ (1937, кн. 64, с. 160) с опущенной предпоследней строфой. Заключительный стих — «Любовь — любви — любовью — о любви», — где модуляция чувства, выраженная посредством падежных изменений слова ‘любовь’, возможно, отсылает к стихотворению Дон-Аминадо «Amo Amare» («Люблю любить»):

Забыть ли счастливейших дней ореол,

Когда мы спрягали в угаре

Единственный в мире латинский глагол —

Amare, amare, amare?!

105. НЛ, с. 39–40. Первоначально в ПН, 1932, № 4194, 15 сент., с. З.

106. НЛ, с. 41–42. Первоначально в «Прожекторе» (Шанхай), 1933, № 43, с. 18. ИС, с. 147–148. Говоря о подстерегающей Кнута опасности декламационно-риторической поэзии, Бицилли-СЗ (с. 452) иллюстрирует этот свой тезис последней строфой данного стихотворения.

107. НЛ, с. 43–44. Первоначально в ПН, 1932, № 4264, 24 нояб., с. З. ИС, с. 149–150. В РЗ (1937, № 1, с. 133–134) в составе двучастного цикла «Разлука», вместе со стихотворением «Как в море корабли… Как волны в океане…» В журнальном варианте было (третья строфа): «В твоем теле — любви незабвенной, В твоем сердце — последней любви», здесь же в 3-м стихе: «Кровожадной, горячей, смиренной»; в заключительной строфе: «Будешь помнить полночные сферы». Со стороны ритмики этот текст живо напоминает стихотворение Ю. Мандельштама «Мы с тобою — в трагическом мире» (написанное примерно в то же время, что и кнутовский текст), вошло в его посмертный сборник «Годы. Стихи 1937–1941» (Париж, 1950, с. 34–35); при обширных контактах, человеческих и творческих, которые существовали между этими поэтами, не исключен ритмико-мелодический импульс, воспринятый одним у другого, хотя бы и бессознательно, ср. в сопоставляемых текстах не только ритмо-метрическое, но и в известном смысле структурно-синтаксическое соответствие: «Озаряла любовная ложь» (Кнут) — «Осеняла порой благодать» (Мандельштам).

108. НЛ, с. 45. Первоначально в «Прожекторе» (Шанхай), 1933, № 28, с. 16. ИС, с. 153–154. Современный исследователь А. И. Чагин не без основания отмечает оживление в этом тексте ритмов и интонаций «Последней любви» Тютчева, см.: Писатели русского зарубежья (1918–1940): Справочник. Ч. II. М., 1994, с. 21.

109. НЛ, с. 46. ИС, с. 157. В Ч (1933, № 7–8, с. 13) без назв. и деления на строфы (от основного текстового массива графическим пробелом отделено лишь заключительное двустишие). Н. Берберова пишет об адресованности ей этого стихотворения (Берберова, с. 318).

110. НЛ, с. 47. Первоначально в «Прожекторе» (Шанхай), 1933, № 14, с. 8. ИС, с. 155–156.

111. НЛ, с. 48. Первоначально в ПН, 1933, № 4628, 23 нояб., с. 3.

112. НЛ, с. 49. ИС, с. 158. См. коммент. к стихотворению № 107. В архиве Е. К. этот текст, написанный рукой Кнута на отдельном листе, датирован 12.XII.36.

113. НЛ, с. 50. Первоначально в ПН, 1933, № 4628, 23 нояб., с. 3.

114. НЛ, с. 51. В СЗ (1937, кн. 64, с. 161) под назв. «Одиночество», под этим же назв. в ИС (с. 159–160).

115. НЛ, с. 55–60. В ИС (с. 161–167) под назв. «Поездка». Рецензируя НЛ, Бицилли-СЗ (с. 452) особо выделил «Поездку в Сэн-Реми», вещь, как он выразился, «во всех отношениях образцовую, в которой „форма“ и „содержание“ совпадают нацело, в которой все слова „настоящие“ и которая дает одновременно полное и эстетическое, и нравственное, и умственное удовлетворение». В журнальной публикации (З, 1933, кн. 52, с. 188–192) под назв. «Поездка в ‘Les-Chevreuse’», с иной разбивкой на строфы и разночтениями в датировке художественного сюжета поэмы (см. в первом стихе: «Это было первого апреля», далее же, что совпадает с последующими «книжными» редакциями текста в НЛ и ИС: «Это было третьего апреля»). Другие отличия НЛ от СЗ и ИС: в 1-й гл.: «Трепетали: о судьбе и смерти, О борьбе, о тайне, о любви»; отсутствует строка «Явственно шатались государства» (СЗ). Во 2-й гл.: «О жалкие любовники, как жалок…»; обратный порядок строчек: «Весь день склоняться над какой-то блузкой, Или томиться где-нибудь в конторе»; на месте «Бездушных и заплесневелых слов» был стих с другим подбором эпитетов: «Вот этих нищих зачерствелых слов»; еще некоторые расподобления: «От долгого и душного объятья»; «О шляпе, башмаках иль о погоде» (СЗ); отсутствуют строчки: «Тому, кто даст тебе немного денег», «И ничего ей не уметь сказать» (ИС). В заключительной, 3-й, гл.: «Сквозь серые невзрачные предметы»; «Они ж, со мною рядом… видели такое, Такое слышали, и знали о таком, Что я…»; «Мой милый кролик, дорогая крошка»; «От сердца — к сердцу шли большие токи»; финал: «Кондуктор что-то крикнул. Поезд стал. Я долго шел. Быть может — за любовью…» (СЗ); «И