Взгляни на дом свой, ангел - Томас Вулф

Джон Дорси аккуратно отмечал в специальном журнале малейшее нарушение порядка, каждый плохо выученный урок. Перед концом занятий он под гул невнятных протестов прочитывал список нарушителей и назначал им наказания. Как-то раз Юджин за целый день не, получил ни одного замечания. Он с торжеством ждал, пока Леонард просматривал список.

Джон Дорси испустил глупый смешок и ласково сжал его руку повыше локтя.

— Что же, сэр! — сказал он.— По-видимому, произошла ошибка. Я все-таки оставлю тебя после уроков для поддержания принципа.

Он перегнулся, залившись долгим прерывистым смехом. На отчаянные глаза Юджина навернулись слезы злости и удивления. Этого он не забыл.

Мисс Эми зевнула и улыбнулась ему с медлительным, могучим, ласковым презрением.

— Ну, иди! — сказала она протяжным ленивым голосом. – Мне надоело с тобой возиться. Ты не стоишь даже пороха, чтобы тебя застрелить.

Пошла Маргарет. Ее лицо хмурилось, а в темных дымчатых глазах затаилась нежная строгость и скрытый смех.

— Что происходит с этим шалопаем? — спросила она. – Неужели он не может выучить алгебры?

— Выучить-то он может! — протянула мисс Эми.— Он все может выучить. Он лентяй —в этом все дело. Просто лентяй!

Она ловко шлепнула его по заду линейкой.

— Подогреть бы тебя немного таким способом.— Она засмеялась медлительно и звучно.— Вот тогда бы ты все выучил!

— Нет, нет! — сказала Маргарет, покачивая головой.— Оставь его в покое. Нельзя смотреть фавну за уши. А ты не обращай на алгебру внимания. Она для тех, кто победнее. Там, где дважды два — пять, алгебра не нужна.

Мисс Эми обратила на Юджина красивые цыганские глаза.

— Ну, иди! Ты мне надоел.— Она утомленно махнула могучей рукой.

Он с безумным воплем выскочил без шляпы из двери и прыгнул через перила крыльца.

— Эй-эй! — крикнула Маргарет.— А где твоя шляпа?

Ухмыляясь, он помчался обратно, схватил бесформенный комок зеленого грязного фетра и натянул его на вздыбленные волосы. Из прорех у тульи высунулись кудрявые завитки.

— Поди-ка сюда! — печально сказала Маргарет. Ее нервные пальцы поправили сбившийся под ухо галстук, одёрнули жилет и застегнули пиджак, а он поглядывал на нее со своей странной бесовской усмешкой. Вдруг она содрогнулась от смеха.

— Господи, Эми! — сказала она.— Погляди на эту шляпу!

Мисс Эми улыбнулась с сонной и равнодушной кошачьей нежностью.

— Пора бы уж тебе начать следить за собой, Юджин,— сказала она.— Не то девушки не станут обращать на тебя внимания.

Он услышал странную мелодию смеха Маргарет.

— Нет, ты только представь себе — он ухаживает! — сказала она.— Бедняжка, наверное, подумает, что в нее влюбился демон.

И под луной ущербной плакал голос,

Возлюбленного демона зовущий…

Глаза ее горели, изливая темную тайную красоту.

— Ну, убирайся, разбойник,— приказала она.

Он повернулся и с яростным горловым кличем понесся по дороге огромными прыжками. Сумерки закружились в ее глазах.

— Оставьте его в покое,— прошептала она, ни к кому не обращаясь.— Оставьте его в покое!

Легким апрельский ветер овевал холм. Около школы пахло горящими листьями и мусором. В поле на склоне позади здания пахарь погонял большого коня в свободных позвякивающих постромках вокруг все уменьшающегося квадрата сухой прошлогодней пашни. Но-о! Но-о! Егo сильные ноги шагали следом. Большой лемех чисто впивался в почву, разваливая за собой глубокую плодоносную борозду во влажной юной земле.

Джон Дорси Леонард завороженно смотрел из окна на ежегодное омоложение земли. На его глазах возрождающаяся нимфа сбрасывала жесткую растрескавшуюся кожу ведьмы. Вернулся золотой век.

Дальше по дороге растянувшаяся вереница мальчиков уходила в мир света. Взмокнув честным потом, пахарь остановился на повороте и провел синим рукавом рубахи по обисеренному лбу. Тем временем его разумный конь, воспользовавшись остановкой, с медлительным величием поднял гордый волнистый хвост и добавил свою лепту к плодородию почвы, уронив на нее три влажных, усаженных овсом шара. Джон Дорси одобрительно крякнул. Кто лишь стоит и ждет, тот тоже служит.

— Мистер Леонард,— сказал Юджин, тщательно выбрав момент,— можно, я пойду?

Джон Дорси Леонард рассеянно погладил подбородок и невидящими глазами уставился в книгу. Другие ждут нашего вопроса, ты ж свободен.

— Э-э? — промурлыкал он неопределенно. Затем с визгливым бессмысленным хихиканьем внезапно повернулся и сказал:

— Ах ты, мошенник! Сходи узнай, не нужен ли ты миссис Леонард.

С острым голодом он сомкнул свирепые тиски пальцев на худом мальчишеском предплечье. Апрель — самый жестокий из всех месяцев. Юджин вздрогнул, отступил, а затем спокойно остановился: память о старом бунте прогнала почтение.

Маргарет в библиотеке .читала детям «Речных малышей».

– Мистер Леонард велел спросить — можно мне уйти? — сказал он.

И ее глаза совсем потемнели.

— Да, шалопай. Иди,— сказала она.— Скажи мне, мальчик,— ласково и нежно спросила она,— неужели ты не можешь вести себя чуть-чуть получше?

– Да, мэм,— обещал он беззаботно.— Я попробую.

Не говори, что ничего борьба не даст.

Она улыбнулась его горячей гарцующей нервности.

– В аду тебя поджарят, как селедку,— сказала она мягко.— Убирайся отсюда.

И он умчался прочь от женского монастыря целомудренной груди и безмятежного духа.

Сбегая по ступенькам во двор, он услышал упоенное плещущееся соло Дерка Барнарда в ванной. Милая Темза, тише лейся, пока я песни не допою. Тайсон Леонард, с узкой довольной улыбкой покопавшись во всех грязных уголках природы, вышел из сарая с кепкой, полной свежих яиц. Вслед ему неслось заикающееся кудахтанье рассерженных кур, которые слишком поздно постигли коварство мужчин. У сарая под навесом «Папаша» Рейнхарт подтянул потуже подпругу своей оседланной гнедой кобылы, одним махом вскочил в седло, под жесткое цоканье копыт взлетел на вершину холма, повернул за дом и остановил кобылу возле Юджина.

– Прыгай, Джин,— пригласил он, поглаживая широкий круп кобылы.— Я тебя подвезу до дому.

Юджин, ухмыляясь, посмотрел на него снизу.

– Не подвезешь,— сказал он.— После прошлого раза я неделю сидеть не мог.

«Папаша» басисто захохотал.

— Ерунда, малый! — сказал он. — Ну, проехались мелкой рысцой, только и делов.

– Расскажи своей бабушке,— сказал Юджин.— Ты меня решил прикончить.

«Папаша» Рейнхарт изогнул длинную шею и поглядел на него сверху вниз с невозмутимым сухим юмором.

Давай садись! — сказал он ворчливо.— Я тебе ничего не сделаю, только научу ездить верхом.

Весьма обязан, Папаша,— сказал Юджин иронически.— Но мне на старости лет понадобится моя задница. Я не хочу стереть ее до дыр еще в юные годы.

Довольный и им и собой «Папаша» Рейнхарт захохотал громко и басисто, сплюнул бурую жвачку назад через круп, лихо ударил кобылу каблуками и галопом поскакал вокруг дома к дороге. Лошадь яростно работала ногами, как вытянувшаяся в беге собака. Она обрушивала на гулкую землю четырехкопытный гром — quadrupedanteputrem sonitu quatit ungula campum.

У ворот возле границы владений епископа уходящие школьники обернулись, быстро расступились и начали подбадривать всадника пронзительными криками. «Папаша» пригнулся, подняв над лошадиной гривой руки со свободно висящими поводьями, и пронесся сквозь ворота, как жужжащая стрела арбалета. Затем он сильным рывком осадил кобылу, окутавшись клубами пыли из-под скользящих копыт, и подождал товарищей.

— Э-эй! — Юджин спускался к ним ликующими прыжками. Не оборачиваясь, толстяк Ван Йетс нетерпеливо поднял руку и приветствовал невидимого бодрым

«ура!». Остальные обернулись и встретили его ироническими поздравлениями.

— А, Верзила! — сказал «Доктор» Хайнс, собирая свое маленькое тугое лицо в насмешливую гримасу. — Как это ты выбрался так рано?

Он говорил с искусственной пронзительной протяжностью, подражая негритянскому выговору. Одну руку он держал в кармане и ощупывал кожаный хлыст, утяжеленный дробью.

– Дж. Д. занялся весенней пахотой,— сказал Юджин.

Да никак это наш Красавчик,—сказал Джулиус Артур. Он косоглазо усмехнулся, показав испорченные зубы в металлической пластинке. Его лицо было покрыто мелкими желтоватыми гнойными прыщиками. Как зачат? Как вскормлен?

А не спеть ли нам нашу песенку в честь Красавчика Хела? — сказал Ральф Ролле своему приятелю Джулиусу. На нем был котелок, нахлобученный на самые брови нахальной веснушчатой физиономии. Он вытащил из кармана растрепанную пачку табака и с залихватским видом откусил угол.

– Хочешь пожевать, Джу? — спросил он. Джулиус взял пачку, утер рот в вислогубой мужской усмешке и заложил за щеку большой кусок. Он приносил мне сладостность корений.