Мой безумный Новый год - Наталия Веленская

что я сделал не так? — Костя подходит ко мне сзади, приобнимая и утыкаясь подбородком в плечо.

— Ничего.

— Я не очень хорошо играю в эту игру с угадайкой. Ещё хуже я понимаю намёки, — говорит Захаров и я слышу, как в его голосе, несмотря на бодрые интонации, сквозит усталость. Перелёт все-таки давал о себе знать.

— В том то и дело, что ты ничего не сделал, — злобно скидываю я его руки. — Я спать! Хочешь оставаться — оставайся. Сам себя накормишь и постелешь в гостевой комнате. Если нет — закроешь за собой дверь.

Оставляю на кухне явно не ожидавшего такого радушного приёма Костика, который даже не успел ничего мне сказать в ответ. Стремительно, буквально в несколько шагов добираюсь спальни и с силой захлопываю за собой дверь. Вот этот жирный намёк он точно должен раскусить без проблем — никакого примирительного секса. Бросаюсь на кровать в надежде, что меня быстро сморит сон. Но с тоской отмечаю, что всё равно прислушиваюсь к шагам за стеной. Уйдёт или не уйдет…

Каждая секунда становится вечностью. Каждый шорох, что слышится мне за дверью, отдает внутри обжигающей, острой болью.

Оглушающе громкий грохот входной двери пронзает моё сердце на вылет.

Ушёл.

Закусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать очередной поток слёз. Как будто Захаров мог услышать там за стенкой мои завывания и понять, насколько я сейчас жалкая… От собственной глупости хочется зареветь ещё сильнее, но я делаю обжигающий, глубокий вздох.

Нельзя искать опору в другом человеке. Опора нужно искать в себе и только в себе. Потому что люди — это самый непостоянный элемент в жизни. Они могут умереть, могут уйти, могут… остаться с женой.

Внутренний голос с жестокой усмешкой напомнил, что этого следовало ожидать. Статус любовницы, от которого я так упорно открещивалась, но который на самом деле очень точно описывал моё место в жизни Кости, не предполагал, что ко мне будут срываться по первому зову.

Когда смог вырваться от своей благоверной, тогда и приехал. Скажи спасибо, Лер, что сегодня, а не спустя пару недель, когда ты окончательно увязнешь в эмоциональной яме. Впрочем, сейчас ты сделала всё, чтобы эта яма стала еще глубже, выгнав Захарова. А потом решительно шагнула туда с разбегу.

Громкая поступь шагов кажется мне не более, чем слуховой галлюцинацией, когда мозг пытается выдать желаемое за действительное. Скрип старой двери — почти пугающим бредом. Но чуть прогнувшийся под тяжестью тела матрас, горячие руки, которые притянули меня к себе, обхватив поперёк живота — всё это воскрешало в моей душе чувство спокойствия и защищенности.

Он здесь. Он всё-таки здесь, со мной…

— Если хочешь, можешь на меня орать. Хочешь — вернемся в кухню, можешь перебить всю посуду. Только не гони меня, Лер. Пожалуйста.

Я никогда не слышала у Кости такой голос. Не шёпот, а скорее тихая, настойчивая мольба, каждое слово которой разрывало мне сердце. А вместе с тем выбивало остатки кислорода из моих лёгких.

Горячие губы скользят по моей коже у самого виска. Молчу, пытаюсь сделать отчаянный вздох.

— Лерка… — Захаров замолкает на полуслове и ещё сильнее прижимает меня к себе, утыкается носом мне в макушку. — Лер, не молчи… Если ты действительно хочешь, чтобы я ушёл…

— Нет!

Получается резко, почти грубо. Но Косте хватает и этого, чтобы немного расслабиться и выдохнуть. А я правда никуда не хочу его гнать. Он ничего не изменит и не решит ни одну из моих проблем, но его объятия оказывают на меня какой-то странный эффект, похожий на обезболивание. Но даже если мне станет легче лишь на короткий срок — пусть так. Рядом с Захаровым призраки прошлого теряли надо мной свою власть. И за это я была ему благодарна.

Мы лежим какое-то время молча, не размыкая объятий, прежде чем Костя решается аккуратно выяснить причину моего недавнего «гостеприимства».

— Лер, что-то случилось?

— Сегодня был особенный день. Я бы даже сказала уникальный, — горько усмехаюсь, глядя куда-то в полумрак. — Впервые за восемнадцать лет я нашла в себе силы, чтобы увидеться и поговорить с дядей Женей.

— С кем?!

— Муж моей тёти. Когда-то он был моим опекуном.

— Был? Почему был? — рука Захарова, что ещё недавно скользила по моим плечам замирает на полпути. — Его что лишили опекунства?

— Кость, это долгая и не самая приятная история. И рассказывать её у меня нет никакого желания…

— Лер, что он тебе сделал?! — Костя разворачивает меня к себе за плечи и пристально смотрит в глаза. — Он тебя тогда обижал? Или он тебя…

— Господи, Захаров, успокойся и не придумывай всякие ужасы! — подскакиваю я, вырываясь из объятий.

— Тогда поясни.

— Зачем тебе это надо?!

— Лер, мне важно все, что касается тебя.

Ну да, конечно. Душещипательные беседы — это именно то, зачем он прилетает ко мне каждый раз в Петербург. Смешно.

— Кость, он меня не насиловал. Всё что он сделал — это просто в один день ушёл на работу, а заодно из семьи. Решил начать новую жизнь. Без нас с тётей. С другой женщиной. Молодой, красивой и вероятно, более покладистой. У которой по квартире не слонялся ребёнок-подросток.

— Лерка…

— Допрос окончен?!

— Лер, что… что случилось с твоими родителями?

— Погибли, — глухо отзываюсь я, не решаясь посмотреть на Захарова. Не хочу, чтобы он разглядел мои глаза, наполненные слезами. Странно, но уже много лет, этот вопрос не вызывал во мне столь сильных эмоций, только тупую боль в области сердца. И вот именно сегодня боль решила пробраться наружу и проложила себе выход с помощью горьких слёз.

— Это была авиакатастрофа? — тихо спрашивает Костя.

— Откуда ты знаешь?!

— Лер, когда я приезжал в прошлый раз, ты кричала ночью во сне. И плакала… очень сильно плакала. Я даже не знал, как тебя успокоить. Ты тогда отмахнулась утром, что это просто кошмар и перевела тему. Но я ведь могу ещё несколько таких случаев вспомнить. И каждый раз ты кричишь про самолёт… Что он пада…

— Не знала, что я во сне настолько болтливая, — обрываю я Костю на полуслове.

— Лер, расскажи мне всё… Что произошло, почему ты захотела с ним увидеться, что пошло не так. Малыш, мы со всем разберёмся. Я что-нибудь придумаю, обещаю.

— Да нечего тут разбираться! — огрызаюсь в ответ. — Всё, что мне было нужно, я узнала. Теперь мне просто надо с этим жить. Но ничего — как-нибудь справлюсь!

Со злости отшвыриваю одеяло, которое обмоталось вокруг ноги и поднимаюсь с кровати. Захаров поднимается следом за мной.

— Лер, что он сказал