Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев

— А ты надолго уходишь или насовсем?

— Да ты что?! — чуть громче прошептал Вадим и заговорщицки подмигнул Вареньке. — У нас же такой маленький город… Разве в нем можно от вас спрятаться?

Однако реакция на его слова последовала совершенно иная, нежели та, на которую рассчитывал молодой человек. Девочка прикрыла глаза, некоторое время молча шевелила губами, словно подсчитывала что-то про себя, а затем рассудительно произнесла:

— В нашем — можно. И есть другие города. Значит — насовсем.

— Вот еще глупости, — поспешно стал переубеждать ее Вадим. Но тут же осекся, натолкнувшись на строгий, внимательный взгляд детских глаз, которые теперь казались еще больше из-за тени, отбрасываемой ночником позади постели.

— Папа тоже так говорил. Примерно так, — поправилась она, не сводя глаз с мужчины, застывшего в кресле. — А потом сбежал в другой город.

— Почему же — сбежал? — проснулась в молодом человеке извечная мужская солидарность. — Просто уехал. Так было надо, наверное. Обстоятельства ведь разные бывают в жизни.

— Бывают, — кивнула она. — Только не с нашим папой.

— Зря ты так, — Вадим покачал головой, чувствуя, как она вновь начала наливаться тяжелой, болезненной мутью. — Папа тебя любит. И мама тоже.

— Я понимаю, — согласилась она. — Просто у папы не было другого выхода. И он убежал.

— Почему же — убежал? Разве можно так говорить? — Вадим невольно подобрался, чувствуя неловкость от соприкосновения с чужой жизнью, и одновременно — близость разгадки хотя бы части того, что занимало теперь его сердце.

— Папочке ничего не оставалось делать, — вздохнула девочка. И Вадим вдруг еле удержался от того, чтобы не подойти к ней, поправить одеяло, приткнуть его со всех концов, приласкать это маленькое и теплое шелковистое существо в шелковой пижамке под шелковым одеялом. «Вот так и приручаешься», — буркнул он мысленно сам себе. Но эта резонная, как могло показаться на первый взгляд, мысль ему чем-то не понравилась, даже вызвала отвращение. И он постарался тут же отбросить ее и забыть.

— Ты уверена? — только и спросил он, старательно изображая сильного, уверенного в себе и очень доброго мужчину, с которым можно и нужно советоваться. И в особенности — таким не по возрасту рассудительным и правильным детям.

— Папа не умеет видеть, — рассудительно сказала Варенька. — Наверное, он так и не смог научиться.

— Что видеть? — не понял Вадим.

— Не что, а как, — строго поправила его Варенька. — Папа не смог видеть, как умеем мы с мамой.

— А как умеете вы с мамой? — Вадим явственно почувствовал, как по спине побежала тонкая струйка сухого, как искусственный лед, холодка.

— Как-как? — чуть ли не передразнила его девочка. — Ты что, такой непонятливый? Видеть — это значит не только снаружи, но и внутри. Ты же теперь это сам знаешь, чего ж тогда врешь!

— Я? — Вадим вскочил. И торопливо шагнул к ней.

— Конечно, — засмеялась Варя его беспокойству. — И нечего обманывать. Меня же ты не обманешь!

— Постой-постой! — нервно пробормотал Вадим, отчаянно собирая путающиеся, бегущие в разные стороны мысли. — Так мама что, не знала об отце?

— Знала, — вновь вздохнула Варенька. — Я ей тыщу раз пыталась это объяснить. В тот день, когда они поссорились, папа почему-то увидел маму как-то… не так.

— А как?

— Ну, не знаю, — Варенька явно почувствовала затруднение. — Наверное, что-то страшное ему почудилось. Как в сказках… Поэтому папочка очень испугался. Наверное, он мог бы ее даже убить, — с какой-то странной, неуместной сейчас гордостью произнесла девочка. — А потом он просто никак не мог забыть. То, что увидел.

— А мама?

— Мама думает, что папа просто чокнулся, — грустно сказала Варенька. — Этих родителей никто не разберет. Они и сами между собой разобраться никак не могут. Потому что не умеют даже слышать.

— Что — слушать? — тут же опять насторожился Вадим.

— Не слушать, а слышать, — девочка состроила уморительную гримаску, выражавшую, должно быть, у детей крайнюю степень ангельского терпения. — Если не умеешь видеть, попробуй хотя бы слышать. Это гораздо легче. Нужно только сильно стараться.

— Час от часу не легче… А я смогу слышать? — осторожно спросил молодой человек.

— А зачем тебе? — тихонечко засмеялась Варенька. — Ты же уже видишь!

— Чего-то я запутался тут с тобой, — напряженно проговорил Вадим. — А откуда ты-то знаешь, что со мной? Что я умею так… видеть?

— Для этого даже не надо знать, — заметила девочка и, выбравшись из-под одеяла, села на кровати, закутавшись в шелковые края. — Я, например, много слышу, что в тебе…

— Вот как? — озадаченно произнес Вадим. — И что же ты… там… услышала?

— Ничего страшного, — заверила его Варенька. — Одни только мысли. Разные.

— А что, мысли — это не страшно? — против желания улыбнулся такой наивности молодой человек.

— Пока они не выбрались наружу — нет, — покачала головой девочка, и от этого спокойствия и серьезности ребенка, рассуждавшего о таких странных и взрослых вещах, Вадиму стало не по себе.

— А можно разглядеть… или услышать мысль, которая выбралась? Наружу?

— Да, иногда, — сказала Варя. — Особенно когда она очень сильная. И человек только ее и думает. Вот ты, например: пока тут со мной сидишь, постоянно думаешь о том, что тебе надо уйти.

Вадим смущенно улыбнулся. А она показала ему язык, дразнясь и тем самым напомнив, что она — всего лишь маленький ребенок. Девочка, которая еще только играет в жизнь, вертя и примеряя ее к себе со всех сторон. Не подозревая, что эта жизнь — уже давно ее, только ее и больше ничья.

— Да ты не бойся, я это уже давно знаю, — сообщила девочка. — Поэтому и попросила маму, чтобы она позвала тебя, прежде чем ты пойдешь.

— А может, ты знаешь, и куда я пойду? — тихо спросил Вадим, тщетно пытаясь приглушить внутри искорку вдруг затеплившейся надежды. Как хотелось, чтобы вдруг пришел кто-нибудь, взял за руку и отвел…

— Ну, как же… — задумалась она на мгновение. — Конечно же, ты пойдешь к себе. Понимаешь? Просто к себе. — И поскольку Вадим все смотрел на нее, ни говоря ни слова, она нахмурилась. — А куда тебе еще идти? Конечно, к себе обратно. Ведь уже так поздно и темно.

Вадим почувствовал, как горло перехватывает тонкая и гибкая петля. Он непроизвольно коснулся шеи кончиками пальцев, отер подбородок, затем лицо, ощущая адский огонь под кожей и ледяную стужу — в висках. Он понял, что услышал ответ, который, если вдуматься, действительно лежал на поверхности и его мыслей, и ее слов. Простой и логичный: куда же еще идти, кроме как к себе самому… Он теперь для себя — самая большая и опасная загадка. Там и поджидай ответов!