Загадка Заболоцкого - Сара Пратт

строке, использования анафоры в каждой строке и накопительного эффекта от паратаксиса с союзом и. Глядя на это поэтическое крещендо, кажется, что стихотворение близко к развязке. Действительно, «мерный звук», «разумный труд» и «пенье труб» производят именно то ощущение «разумной соразмерности начал», которое поэт не мог различить с самого начала, и поэтому кажется, что его поиск завершен.

Если принять «советскую» интерпретацию или даже интерпретацию, основанную на философии Федорова, можно счесть, что основная идея стихотворения уже высказана. Поэт успешно продемонстрировал, что в «дикой» природе гармонии нет и что в природе она появляется только посредством преобразующей руки разумного человека. В такой трактовке стихотворение «Я не ищу гармонии в природе» своим поверхностным смыслом было бы похоже на «Лодейникова», но при этом бы выглядело не так диковинно для советского читателя или цензора. Скорее всего, именно опираясь на такую интерпретацию советское издательство поместило его в начале сборника «Стихотворений» Заболоцкого 1948 года.

И все же, как мы видели в «Творцах дорог», некоторые из наиболее идеологически выдержанных стихов Заболоцкого несут в себе наибольшие возможности для подрыва идеологии. Его более нейтральные стихи обычно не совпадают с линией партии, но и не противоречат ей напрямую. Однако соцреалистическая облицовка – слишком большая и хрупкая мишень даже для тех, кто в нее не целится специально. Так, стихотворение «Творцы дорог», будучи сталинистским, одновременно обличает сталинизм, даже если эта атака не воспринимается при первом чтении, и даже если сам автор задавался целью написать произведение, которое могло бы искупить его политическую вину.

Почти то же самое можно сказать о стихотворении «Я не ищу гармонии в природе». Несмотря на всю образность социалистического строительства, которая приводит стихотворение к взрывной кульминации и делает его пригодным для постлагерного дебюта Заболоцкого, факт остается фактом: этот триумфальный момент – всего лишь сон природы: «И снится ей блестящий вал турбины…» «Реальность» – это рассуждения поэта и изображение природы в остальной части стихотворения. Более того, сон как прием привносит примесь анахронизма, уводящую стихотворение назад, прочь от рационалистической, позитивистской тональности советского настоящего. В вечернем чувствительном размышлении сон часто является естественным следствием обращения лирического героя внутрь себя. В некоторых контекстах он вообще умаляет само человеческое существование, как у Тютчева в стихотворении «О жизни той, что бушевала здесь», в котором лирический герой утверждает: «И перед ней мы смутно сознаем / Себя самих – лишь грезою природы» [Тютчев 1965, 1: 225]. Персонифицированная природа у Заболоцкого, казалось, томится в ожидании рационализированного утопического будущего под контролем советского человека, но это томление выражено посредством символа, обращенного в прошлое и несущего мощные коннотации безвременья, нереальности и иррациональности.

Эти намеки на анахронизм и религиозный смысл воплощаются в последней строфе. Строфа функционирует как кода, что отмечено начальной фразой «Так, засыпая», в которой слово так сигнализирует об итоговом характере последующего высказывания, нарушает устоявшийся ямбический ритм и разрушает структурный паттерн анафоры и паратаксиса, которым обеспечивалась связность в предыдущей части.

Так, засыпая на своей кровати,

Безумная, но любящая мать

Таит в себе высокий мир дитяти,

Чтоб вместе с сыном солнце увидать.

На самом очевидном уровне в строфе снова сопоставляются иррациональная и в этом смысле безумная природа и ее разумный отпрыск, житель «высокого мира дитяти». Казалось бы, природа-мать должна учиться у советского человека, становясь гармоничной и разумной. Но все же что-то не сходится. Как мы уже видели, рационализм для Заболоцкого – палка о двух концах, как и «безумие». Слишком много разума ограничивает, а некоторая толика «безумия» помогает свободному интуитивному постижению высшей истины.

Еще одним признаком того, что нужно смотреть глубже верхнего слоя советского смысла, является тот факт, что образ природы как в заключительной строфе, так и в стихотворении в целом предстает с большей интенсивностью и глубиной, чем образ разумного человека, пусть даже на поверхности человек неистово поносит природу, а его доводы тщательно обоснованы. Здесь чувствуется перекличка, возможно, отдаленная, со стихотворением Тютчева «Не то, что мните вы, природа», в котором персонаж сравнивает своего воображаемого собеседника с глухонемым, который не может слышать голос матери-природы по причине своей глупости и чрезмерного рационализма.

Также заметна перекличка с собственным стихотворением Заболоцкого «Засуха» 1936 года – одним из тех, которые, согласно инструкциям Фадеева, нужно было «абсолютно» изъять из сборника стихов Заболоцкого [Заболоцкий Н. Н. 1991: 260–261]. Возражения Фадеева понятны, учитывая его вполне советскую точку зрения, если принять во внимание ту покорность, или даже кенотическую радость, с которой поэт смотрит на засуху. Он не только понимает «бессвязные и смутные уроки» матери-природы, но и находит это понимание «сладким», как и лирический герой стихотворения «Я не ищу гармонии в природе», который в конечном итоге обретает утешение и высшую форму познания от «безумной, но любящей матери». В завершении «Засухи» автор обращается к читателю и, возможно, к самому себе, чтобы напрямую донести идею стихотворения.

He бойтесь бурь! Пускай ударит в грудь

Природы очистительная сила!

Ей все равно с дороги не свернуть,

Которую сознанье начертило.

Учительница, девственница, мать,

Ты не богиня, да и мы не боги,

Но все-таки как сладко понимать

Твои бессвязные и смутные уроки!

[Заболоцкий 1972, 1: 192]

Ближайшие параллели, здесь, однако, – с «Творцами дорог», особенно с мощной концовкой первоначальной третьей песни. В главке создается образ природы, представленной населяющей тундру тварью земной, которая засыпает и свидетельствует о существовании гармонии, которую человек вспоминает редко.

И засыпая в первобытных норах,

Твердит она уже который век

Созвучье тех мелодий, о которых

Так редко вспоминает человек.

[Заболоцкий 1972, 1: 238]

Первая строка четверостишия «И засыпая в первобытных норах», что совершенно очевидно, почти совпадает по смыслу, лексике и ритму с первой строкой последнего четверостишия «Я не ищу гармонии в природе» – «Так, засыпая на своей кровати». Более того, земная тварь в «Творцах дорог» утверждает существование именно той гармонии природы, которая обычно не воспринимается человеком – «Созвучье тех мелодий, о которых / Так редко вспоминает человек». В обоих стихотворениях природа спит и несет в себе гармонию, тогда как человек пытается воплотить свое видение рационального переустройства природы и оказывается не в состоянии постичь гармонию, которая уже существует.

Образ матери-природы в стихотворении «Я не ищу гармонии в природе» теперь напоминает природу, которая своей мощью и превосходством над человеком вдохновила Батюшкова в стихотворении «Есть наслаждение и