Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

17_____

Утром поджидал за иконами. Иов пришел и сказал, что никакого «резона» не добился. Попросил у сестры; день ветреный, морозный и очень ясный; до Летнего сада ехал со мной Сережа, не хотевший зайти, т. к. был в теплом пальто Прок<опия> Степ<ановича>. Была масса народа; пройдя раза 3, я сел; Павлик пришел с другой стороны, говорит, что тоже делал тура два; он был с поднятым воротником, покрасневшим носом, un peu fripé[159]. Видели Путца, он раскланялся, мило улыбаясь, жалко, что беззубый. Поехали в «Вену»; рядом с нами сидели Люба Никитина с мужем и братом и еще дама с мужем; я не кланялся. Павлик рассказывал прошлые свои победы, спорил и сердился изо всяких пустяков, был раздражителен и неприятен. Таким же продолжал быть и в театре, и после него; его сердило все: и моя прическа, и мои вопросы, и мой галстух, и мои замечания, и что указал, какие звезды и как красива Мойка, и зачем мы идем по Прачешному, а не по Вознесенскому. Я решительно не знал, что делать; теперь это обычное со мной настроение, и он, не ставя меня в грош, сердится Бог знает на что, что я не богат, что ли? Мне все это очень обидно и, конечно, не увеличивает моей любви, лишая ее легкости и веселости. Сегодня он так меня донял[160], что я был рад, как спасенью, Сомову, которого мы встретили в передней и виделись в антрактах. Балет был очарователен и по сюжету, и по постановке. После третьего дня я был тем более рад видеть Сомова, хотя, конечно, он на все это, вероятно, смотрит как на непредвиденный казус. Он зовет в четверг и просил раньше не читать Ивановым «Эме Лебеф», что меня очень тронуло. Павлик мне показывал какого-то графа (совсем небогатого) с молодым человеком, с которым он живет; таких menage<s>[161] очень много, и это не требует больших денег, <говорил,> что скоро служба его кончится, т. к. заказ от казны, от которой он поставлен, кончается, что не знает, как найти место, как устроиться, что ему немного надо, что он на 30 р. мог бы жить. Чтобы облегчить ему сказать то, что горело у него на губах, я сказал: «Если бы я был богаче, согласились бы вы жить со мной?» — «Я бы и без больших денег бы согласился». У Павлика текли слезы, м<ожет> б<ыть>, от ветра, но момент для такого вопроса после взаимных раздражений был не из удачных. Я без гроша, и вижу, что, даже продав иконы, деньги сейчас же должны быть отданы. Мне ничто, кажется, не поможет; я, конечно, был бы рад иметь всегда Павлика при себе, иметь collage, но его отношение и обращение со мной мне совсем не нравится, грозит вечными ссорами, вечно без денег оба, одному же все ничего[162], но тут может быть и другое с моей стороны, о чем я не должен думать, т. к. это может грозить если не огромным счастьем, то большим горем. Возвращался от Павлика пешком, будучи без гроша, погода была чудная, без ветра, тепло, и всю длинную дорогу я как-то сладко мечтал, будто перед какой-то влюбленностью; Петербург был как Венеция; Италия меня привлекла бы ужасно. И «Эме Лебеф», и все писанья, — если бы не мысли о деньгах. С ними я как окрыленный. Завтра придет Павлик вечером, а летом он был легкий, веселый, любезный, как и теперь с другими, а теперь он не то сердится, не то стыдится меня [перед другими], скучен и делает истории из-за всяких пустяков.

18_____

Сегодня Сережино рожденье. К обеду приехала бабушка. Ходил снова к Иову, но ни его, ни Мирона не было, и лавки были на замках; прошел к Казакову, но на того нет никакой надежды. Играл Россини; пришел Павлик, сначала объяснялись, была сцена, потом он лег, жалуясь на головную боль, я подсел к нему, и было что было. Сегодня Павлик был очень интересен и такой бедный, обиженный, но нужно же ему сказать раньше, что неизбежно должно случиться. Тетя сказала, что волосы нужно прикреплять вишневым клеем. Чудная луна. Как долго еще не увижу К<онстантина> Андреевича!

19_____

Опять возился с этими подрядчиками; я очень жалею, что не отдал тогда иконы. Иов не лучше Казакова — все на одну колодку шиты. Вечером был дома, пришел Тамамшев, Варя была у Крапивиных, Сереже прислали корректуры, я писал «Эме». Приехал Павлик, старался быть веселым, все хвалил, такой быстрый volte face[163], не без влияния вчерашней сцены, может быть, un peu factice[164], но приятен. Потом я узнал, что, м<ожет> б<ыть>, его любезность сегодня имела и другие цели. Одним словом, он был — одна любовь, нежность, веселость. У меня все подушки пропахли его фиксатуаром, и это держит меня в плену. И Павлик плетет сети все больше и больше, чтобы, привыкши, я был крепко связан. Это и сладко, и страшно, не думаю, что опасно, но может быть и неприятным. Он предлагал субботу всю с ним, как же Верховские? я не могу бросать знакомых из-за своей любви. Поехали в «Вену», встретили сестер Тамамшевых с Рукавишниковой, и потом, вдруг, неожиданно, непредвиденно, пришел сам Сомов, очевидно, после эскапады. Павлик дал мне письмо, где просит денег, где же мне их достать? Провожал меня до Знаменской. Ольга Петровна говорила, что меня видели в «Вене», видели меня там и Тамамшевы, в воскресенье же.

20_____

Был у Иова, тот сказал, что потому не зашел вчера, что у него был старик, обещавший прислать в тот же день; хотел опять сходить к ним вечером и добиться «резону», однако и этот вечер никого не было. Принесли белье, я обещал заплатить в пятницу утром, а вдруг и к тому времени не будет, как теперь, ни гроша; у меня осталось 10 коп., которые я и отдал ивановскому швейцару{357}. Павлику хотел сказать по телефону, чтобы он не приезжал в такой дождь напрасно, но толку не добился, вечером он сказал, что не будет. Наши пошли в театр, я писал «Эме», желая кончить, но у меня нет достаточно бумаги и просто-напросто не на что купить таковую. Сережа, чтобы закрыть прыщик, сделал начесы на виски, вроде моих; я ему для рассказа написал стишки{358}. У Ивановых были, кроме Сомова, Волошин, Косоротов и Леман; Волошин читал стихи и толковал об оккультизме, читали стихи Вяч<еслав> Ив<анович>, Городецкий и я; Городецкий читал свой водевиль с пародиями стихов Иванова, Бунина и своих — очень забавно{359}. Волошин нашел какую-то общность моей поэзии с Сомовым, что мне было очень ценно, хотя последний и отрекался из всех сил. Завтра едва не расстроилось из-за Диотимы, уезжающей к сыну в Юрьев{360}, но потом все уладилось, кажется. Конст<антин> Андр<еевич> звал меня раньше на час других. Ах, если бы не деньги, не долги бы всем, я был бы окрылен. Для Павлика опасны мечты о совместной жизни, в таких отношениях, без общности интересов и развития, это часто начало конца. Во всяком случае, мне кажется, цикл «любви этого лета» замкнулся. Весь вечер был дождь. Как мне быть, не знаю решительно. В воскресенье Сомов не идет на балет. Волошин мне показался дешеват, хотя очень симпатичен, похож на Юрашу Верховского.