Освобожденный любовник - Уорд Дж. Р.

— Он прибудет в начале следующего часа, — сообщила Директрикс. — Не тратьте время.

Сердце Кормии замерло в груди. Затем гулко забилось. Расслабленность, вызванная паром и теплой водой, отступила, оставляя болезненное и ужасающее осознание того, что последние мгновения ее прежней жизни подходили к концу.

— А вот и одеяние, — выдохнула одна из Избранных в восхищении.

Кормия посмотрела через плечо. Через широкую гладь мраморного пола, двое Избранных вошли сквозь золотые двери с белой мантией между ними. Одеяние было украшено бриллиантами и золотом, оно мерцало, оживая в сиянии свеч. Избранная за ними держала в руках полупрозрачную материю.

— Несите покров сюда, — приказала Директрикс. — Одевайте ее.

Полупрозрачный покров накинули на голову Кормии, он сел на ее плечи мертвым грузом. Покров упал. Ткань скользнула на ее глаза, и словно туман окутал мир вокруг нее.

— Поднимись, — велели ей.

Встав на ноги, она была вынуждена успокаивать себя; ее сердце громко билось в груди, ладони стали влажными. Паника лишь усилилась, когда две Избранные подошли к ней с тяжелой мантией в руках. На нее возложили церемониальное одеяние, которое сдавило ее плечи, не столько одевая ее тело, сколько стискивая. Ей казало, что какой-то гигант стоял над ней, вжимая огромными лапищами в землю.

На голову накинули капюшон, и все стало черным.

Мантию застегнули до самого капюшона, и Кормия старалась не думать, когда и каким образом ее расстегнут снова. Она пыталась дышать медленно и глубоко. Свежий воздух поступал через входные отверстия на капюшоне, в области шеи, но этого было мало. Воздуха совсем не хватало.

Под этой одеждой все звуки казались приглушенными, и ее саму сложно будет услышать. С другой стороны, у нее не было какой-то определенной роли ни в церемонии представления, ни в предстоящем брачном обряде. Она была символом, а не женщиной, так что ее ответа не ждали, не принимали во внимание. Традиции превыше всего.

— Идеальна, — прошептала одна из ее сестер.

— Великолепна.

— Достойна нас.

Кормия открыла рот, нашептывая себе:

— Я — это я, я — это я, я — это я…

Из глаз полились слезы, но она не могла стереть их, поэтому они стекали по ее щекам и шее, теряясь в мантии.

Ее паника без предупреждения исчезла, уступая место дикому зверю. Она резко обернулась, сковываемая тяжелым покровом, но движимая потребностью освободиться от этих оков. Она метнулась в направлении, как она думала, двери, таща тяжесть за собой. Она смутно слышала возгласы удивления, отдававшиеся эхом в купальне, наряду со стуком падающих бутылок, чаш и кувшинов, бьющихся вдребезги.

Она забилась вокруг, пытаясь стянуть эту мантию, отчаянно желая облегчения.

Желая освободиться от своей судьбы.

Глава 33

В центре Колдвелла, в северо-восточной части клиники Св. Франциск, Мануэль Манелло повесил трубку телефона на столе, ничего на нем не набрав, не приняв поступившие звонки. Он уперся взглядом в системный телефон NEC111. Штуковина была усеяна кнопками, прямо мечта любого помешанного на «Серкит-сити»112, со всеми наворотами.

Он хотел швырнуть устройство в другой конец комнаты.

Хотел, но все же не стал. Он давно завязал со швырянием теннисных ракеток, пультов ТВ, скальпелей и книг, когда решил стать самым молодым в истории, главой хирургического отделения в Святом Франциске. С тех пор его рука бросала только пустые банки и упаковки из торгового автомата — в мусорные корзины. И то, чтобы не потерять сноровку.

Утвердившись поглубже в своем черном кресле из кожи, он повернулся кругом и уставился в окно своего кабинета. Отличный был кабинет. Большой, чертовски модный, обшитый красным деревом, с ковром в восточном стиле. Называемый тронным залом, он служил обителью для главы отделения хирургии в течение пятидесяти лет. Он заседал в этой берлоге уже три года, и если когда-нибудь уйдет в отпуск, то основательно переделает здесь все. Весь это внешний блеск резал взгляд.

Подумав о гребаном телефоне, он уже знал, что сделает звонок, которого делать не стоило. Это так ничтожно жалко, что будет сразу же ясно, даже если он включит привычного заносчивого мачо.

И все же, в конечном итоге он позволит пальцам пройтись по аппарату.

Оттягивая неизбежное, он еще раз взглянул в окно. С точки его обзора он видел как озелененный парадный вход Франциска, так и сам город. Бесспорно, это был лучший обзор больничной территории. Весной вишневые деревья и тюльпаны расцветали посреди подъездной дороги к входу. Летом с другой стороны два ряда кленов покрывались изумрудно-зеленой листвой, которая перекрашивалась к осени в персиково-желтые тона.

Как правило, он не тратил много времени на созерцание пейзажа, но он ценил его. Порой мужчинам нужно отвлечь мысли.

Как, например, ему сейчас.

Прошлой ночью он звонил Джейн на мобильный, решив, что она вернулась с этого проклятого интервью. Без ответа. Он позвонил сегодня утром. Опять тишина.

Прекрасно. Если она не хотела обсуждать это гребаное собеседование в Колумбии, он направится к первоисточнику. Он сам позвонит главврачу. Эго есть эго, а его бывший наставник не станет колебаться и поделится подробностями, но черт, он же хватается за соломинку.

Мэнни повернулся, набрал десять цифр и начал ждать, постукивая ручкой МонБлан113 по блокноту.

Когда на звонок ответили, он не стал дожидаться приветов.

— Фолчек, ах ты бестолковый переманиватель!

Кен Фолчек хохотнул.

— Манелло, ты за словом в карман не полезешь. А так как я старше, то вдвойне шокирован.

— Ну, как там жизнь на заднем плане, старина?

— Неплохо, неплохо. А сейчас, поведай мне малыш: они уже дают тебе густую пищу, или все еще держат на Гербере114?

— Собираюсь прикончить овсянку. И значит, я плотно подкреплюсь, чтобы сделать замещение твоего тазобедренного сустава, когда тебе вконец наскучит твой ходунок.

Это, конечно, чушь полная. В свои шестьдесят два, Кен Фолчек находился в отличной форме и был таким же трудоголиком, как и Мэнни. Они поддерживали отношения с тех пор, как Мэнни закончил его программу обучения пятнадцать лет назад.

— Ну, со всем уважением к престарелым, — протянул Мэнни, — зачем ты переманиваешь моего хирурга? И какого ты мнения о ней?

После краткой паузы.

— Ты о чем говоришь? В четверг какой-то парень сообщил, что она перенесла встречу. Я решил, ты поэтому звонишь. Позлорадствовать, что она отшила меня, а ты смог ее удержать.

Скверное предчувствие обхватило затылок Манелло, будто ему за шиворот запихнули горсть замерзшей грязи.

Он заставил себя спокойно ответить.

— Да ладно, разве я бы так поступил?

— Да. Я обучал тебя, помнишь? И ты перенял все мои дурные привычки.

— Только профессиональные. Эй, а звонивший парень… ты записал имя?

— Неа. Решил, что твой ассистент. Однозначно, это был не ты. Я знаю твой голос, к тому же парень был вежлив.

Мэнни с трудом сглотнул. Окей, пора заканчивать разговор. Господи Иисусе, где же Джейн?

— Манелло, я так понимаю, она остается у тебя?

— Взглянем фактам в лицо, я многое могу ей предложить.

Например, себя.

— Но не место главврача.

Боже, в данный момент это глупое медицинское политиканство не имело значение. Джейн была ПБВ115, насколько понял Мэнни, и он обязан найти ее.

Идеально выбрав время, через дверь просунулась голова ассистента.

— О, извините…

— Нет, подожди. Эй, Фолчек, мне пора. — Он повесил трубку, пока Кен продолжал прощаться, и тут же начал набирать номер домашнего телефона Джейн. — Слушай, мне нужно сделать один звонок…