На широкий простор - Якуб Колас

— Для меня теперь ясно одно: не Савка, а кто-то другой передал Талашу и про Савку и про нас.

Эти слова произвели впечатление молнии, ударившей в трубу войтовой хаты. Бирка задрожал, а войт еще больше потемнел лицом. Войт вспомнил Авгиню, вспомнил тот вечер, когда она выходила из хаты Талаша. Видно, недаром назвал Бруй имя Талаша… А перед глазами Бирки тоже промелькнул образ Авгини, и с поразительной ясностью представилось, как он вошел в эту самую хату, увидел хлопотавшую возле печи Авгиню и сказал ей: «Холодно, Авгинька. Нельзя ли погреться возле тебя?» И еще другую свою фразу припомнил теперь Бирка: «Воевать я не пойду, мы за себя вояку поставим».

Раннее и внезапное наступление белопольской армии, наступление на широком фронте, захватило и Полесье. На его оккупированных землях белополяки провели мобилизацию. Тысячи молчаливых, суровых сынов Полесья против своей воли и желания вынуждены были под охраной белопольской военщины идти в глубокий тыл. Там из них формировали новые части для пополнения войск на фронте.

Проводя мобилизацию, командование белополяков рассчитывало уменьшить размеры партизанского движения. Однако мобилизация дала как раз противоположные результаты. Прежде всего значительная часть крестьян, вместо того чтобы явиться на сборные пункты, сразу же подалась в леса. А другие, силою загнанные в казармы, ненавидя оккупантов, бежали из своих частей при каждом удобном случае. Их ловили, с ними жестоко расправлялись, но и жестокие наказания не могли остановить бегства из частей насильственно взятых в белопольскую армию крестьян. Весна и тепло содействовали тому, что лесные недра становились надежными убежищами для всех, кто вырвался из лап оккупантов, отказываясь воевать за враждебные им интересы панской Польши. Леса укрывали мятежных людей, которых преследовали панская злоба и полицейская месть. Эти леса стали школой их классового сознания. Вслед за крестьянами приходили в леса большевики-подпольщики, вели пропаганду за Советы, разъясняли политику Коммунистической партии, ее задачи и цели. Большевики придавали стихийному партизанскому движению организационные формы, разъясняли смысл начатой белополяками войны, разоблачали тех, кто стоял за спиной панской Польши и фактически руководил ею. В этих лесах быстро вырастали партизанские группы и целые партизанские соединения, разбрасывая свою сеть по далеким и близким тылам белопольского фронта.

На песчаном пригорке близ опушки леса, где, словно овечки на лугу, рассыпались молодые раскидистые елки, тихо, уютно и хорошо. С одной стороны расстилается широкое поле, окруженное бором и окаймленное по краям ельником. По другую сторону пригорка — смешанный лес, густой и сумрачный. И поле и лес, в свою очередь, окружены непроходимыми болотами. С какой стороны ни возьми, этот пригорок — отличная позиция: ты стоишь на нем, и никто тебя не видит, но сам ты обозреваешь отсюда и поле, и дорогу через него, и все подступы, и, кроме того, ты можешь погреться здесь на весеннем солнышке как нельзя лучше. А если ты любишь пофилософствовать на разные высокие темы или погрузиться в волны приятных мечтаний, то и этому твоему занятию никто здесь не помешает.

Вот почему дед Талаш и выбрал себе это место для своего временного пребывания. Но теперь дед Талаш не один: с ним неразлучный его друг и товарищ Мартын Рыль. Не для того, чтобы просто провести время, пришли сюда дед Талаш с Мартыном Рылем, — здесь должны собраться и остальные их товарищи: Тимох Будик, Никита Самок и Кузьма Ладыга из Вепров. Может, даже придется провести здесь широкий сход — есть важные вопросы, их надо обсудить. Пора приниматься за серьезную работу. Сюда же, к этому пригорку, идут отовсюду свои люди с разными известиями и новостями.

Словом, пригорок этот — временный штаб деда Талаша.

И по внешнему виду дед Талаш похож теперь на военного человека. На голове у него красуется красноармейская шапка. Вместо заплатанного, истрепанного, заношенного кожушка носит он трофейный мундир военного покроя. Правда, от формы польских военных остались только покрой и сукно. Воротник и пуговицы с белыми орлами дед отпорол и заменил их своими самодельными, полешуцкими. На ногах у него не лапти, а щегольские сапоги и брюки из добротного сукна да с лампасами, как у казака или у генерала. Разве не заслужил дед Талаш, партизанский командир, такую форму? Она ему очень к лицу и выгодно выделяет его из партизанской массы. Да и самим партизанам она вполне по духу.

Мартын Рыль, опершись на локоть, лежит на пригретой солнцем траве. Мысли его улетели куда-то далеко от этого пригорка.

— И когда ж это мы — провались он в болото! — за работу возьмемся? Самое время сеять, — громко размышляет Мартын.

— Будем живы и возле землицы походим, голубе, эге ж! Пускай пока женки да кто дома остался справляются с работой. А наша, голубе, работа только теперь и начинается.

— Теперь куда больше разгона, — оживляется Мартын. — Весной и сам черт нам не брат. Знай только лес да из леса налетай… А смотри ты: пан, падла, попер.

— Погоди немного, голубе, расшибет он себе лоб, — авторитетно и многозначительно произносит дед Талаш.

Трудно догадаться, на что намекает дед. Можно подумать, что он имеет в виду широкие партизанские операции. Так оно и есть, но не на одних только партизан надеется дед Талаш. До самого последнего времени он не терял связи с Красной Армией. И он узнал от командиров, что ничего страшного и неожиданного для Красной Армии в наступлении белополяков нет. Красная Армия на некоторое время отойдет на восток: многие красноармейские части сняты с этого фронта и переброшены на юг, чтобы добить Врангеля. А потом дойдет очередь и до белополяков. Между прочим, дед узнал, что и та рота, где служил Букрей, поехала бить Врангеля.

— А там кто-то вышел из лесу, — поднимает голову Мартын и показывает на лесную опушку по ту сторону поля.

Дед Талаш и Мартын всматриваются в показавшуюся впереди человеческую фигуру. Человек остановился, оглядывается по сторонам.

— Видно, не наш, — говорит Мартын.

— Это мы узнаем: на дороге наша охрана стоит, — спокойно отвечает дед Талаш.

Неизвестный идет дорогой через поле.

Дед Талаш и Мартын выжидают, не спуская с него глаз. Он уже прошел половину поля, приближается к лесу, где стоят партизаны. Идет размеренным, ровным шагом.

— Сдается мне, что я где-то видел