Вейн (СИ) - Марина Суржевская

      Он уже не целовал, только смотрел ей в глаза, с каждым ударом вбиваясь все сильнее. Да и не нужны уже были поцелуи, казалось, еще лишь одно прикосновение — и мир расколется, взорвется, исчезнет! Они дышали короткими хриплыми вздохами, почти стонами, ловя сухими губами прерывистое дыхание друг друга, не отрывая глаз, с каждым движением взлетая все выше и выше на волне блаженства.

      Еще удар, и Вейн всхлипнула, откинула голову, уже не застонала — закричала от немыслимого, чистого, острого до судорог экстаза и, наверное, упала бы, если бы Ксандр ее не держал. Но он держал крепко, даже когда содрогнулся сам. Только застонал глуше, уперся одной рукой в бортик купели и не отпускал, пока дыхание обоих не стало тише, а взорвавшийся мир не вернулся на свое место.

      Ксандр поднял голову, посмотрел ей в лицо. Медленно слизнул каплю воды с ее губ. Еще одну. Капли были солеными, но он не хотел думать, что это значит… Ни о чем не хотел думать. Хотел только держать в руках Вейн и целовать ее губы. Бесконечно.

      Путница подняла ладонь. Стужа сковала нутро ледяной коркой, забрала боль, остудила пыл живого сердца. Почти убила. Но только так можно не чувствовать. На ее пальцах вырастала ледяная игла, тонкая до прозрачности, острая, как боль… Такая игла входит в сердце незаметно и убивает ласково. Еще один поцелуй, и острие вошло в тело Ксандра. Стужа уже перекинулась с кожи Вейн на воду в купели, замораживая ее. Капли на глазах становились льдинками, колючими белыми шипами холода. Серые глаза мужчины затянулись белой вьюгой, словно буря в Далькотте, в тот день, когда они впервые встретились.

      Путница встала, не оглядываясь вышла из купели. Внутри было холодно и пусто, за спиной обрастал ледяными шипами Ксандр. Она прошла в комнату, быстро одела уже привычное серое платье, обула сапоги. Закрутила в тугой узел мокрые волосы. И пошла вниз.

      Первый шаг в слое оказался тяжелым, даже скованное льдом сердце затрепетало от ужаса. Но чем дальше Вейн шла, тем легче становилось. Без силы хозяина слои тускнели, сворачивались бледными тенями, исчезали.

      Она пересекла двор, никого, кроме личей не встретив, добежала до ворот. Там уже ждал Дир с деревянной клеткой, в которой сидела кьяра.

      — Кхха нашел, но что мы…

      Вейн ударила по клетке, разбив прутья, выпуская птицу на волю. Недовольно заурчав, Кхха уселась ей на шею, но тут же вспорхнула испуганно. Дир посмотрел внимательно, сжал девушке подбородок, заглядывая в глаза. В их зелени уже цвели снежные узоры, словно на весенней листве, прихваченной утренним инеем.

      — Шантар, Вейн! Ты впустила в себя стужу? Ты с ума сошла?! — он злобно сплюнул, скрывая за яростью страх.

      — Найди лошадей, — спокойно сказала Вейн. — Поторопись, Охотник. Я не уверена, что цветок зимы убьет Темного…

      — Зато он убьет тебя! — яростно воскликнул Дир.

      — Возможно. Но прежде я заберу Алекса у Смотрящих. Скорее, Дир.

      Выезжая из Антара, Вейн обернулась. Но во дворе, мощенном брусчаткой, было на удивление тихо и пусто, только у стены стояла маленькая фигурка с веточкой в руках. И у Путницы на миг сжалось сердце, скованное стужей. Трини… Девочка подняла руку и помахала ей, прощаясь.

      ***

      Темный мир.

      Четыре года назад…

      В тот день Путница тоже торопилась, безжалостно подгоняя лошадь. Ведь ее любимому мальчику исполняется два года! И в мешке, том, на который Вейн любовно поглядывала, она везла малышу подарки. Там были сладости, тающие на языке и тянущиеся длинными медовыми лентами; стеклянные магические шары, в каждом из которых заключались невероятные живые пейзажи: цветущие поля с маленькими домиками деревень; озера, с плескающимися русалками; искрящиеся радугой водопады, с пролетающими над ними драконами. И целый ворох игрушек, которые так нравились ее сыну, и книжки с зачарованными страницами, после чтения которых снятся волшебные сны.

      И Вейн улыбалась, представляя, как обрадуется Алекс, и как они усядутся у камина после праздничного ужина, чтобы хорошенько все рассмотреть.

      Вейн вбежала в дом, на ходу скидывая плащ и маску, бросая на лавку перчатки.

      — Алекс, — крикнула она, — Алекс, где ты, малыш?

      В светлых комнатах было тихо, и Путница вдруг забеспокоилась.

      — Кнейш? Дир? Алекс? Где вы!

      Она почти бегом оббежала дом, убедилась, что он пуст. Метнулась к выходу и уже в дверях столкнулась с Охотником.

      — Дир! — с облегчением выдохнула она, — где Алекс? Они с Кнейш ушли гулять?

      Мужчина молча смотрел на нее, не отвечая, и паника снова сжала сердце Вейн.

      — Где мой сын? — резко выкрикнула она.

      — Они забрали его. Смотрящие. Прости… Их было слишком много…

      Она застыла, осмысливая его слова, с недоумением и испугом всматриваясь в глаза цвета меда.

       — Прости, — мучительно выдохнул Дир.— Я ничего не смог сделать… Я ведь предупреждал, что так будет!

      Вейн чуть склонила голову. Внутри разливалась стужа, она давила панику, не позволяя ей взять вверх над разумом, хотя все ее инстинкты требовали выть и кричать. Но этого она не могла себе позволить.

      — Не смог или не захотел, Дир? — холодно спросила она.

      — Вейн!— он вскинул на нее измученные глаза. — Ты что!

       — Что? Разве я так далека от истины? Ты жив и здоров, не валяешься тут с перерезанным горлом. Значит, решил, что без Алекса будет лучше. Тебе. И не будет больше этого напоминания о моей большой любви, которое так тебя раздражало все эти годы. Правда, Охотник?

      Он молчал, на бледных щеках проступили красные пятна, выдавая его чувства. Медовые глаза словно выцвели, пожелтели.

      — Может, все было бы по-другому, если бы ты хоть иногда смотрела на меня не как на бездушного лича, Вейн? — тихо и горько бросил он. — Может, тебе стоило сделать что-нибудь, чтобы я стал частью вашей жизни? Твоей и Алекса? Ты столько лет живешь воспоминаниями, даже не видишь меня, я устал от этого!

      Она отвернулась, подобрала свои перчатки, молча надела.

      — Что не нравлюсь я тебе? — со злостью спросил Дир. — Манеры мои не устраивают? Знаешь, я ведь сразу понял, что мне до тебя не дотянуться, как ни старайся! Хоть как изворачивайся. Легче тебя в свою низость окунуть. Да только все бестолку! Что бы ты не делала, как бы низко не опускалась, ты все равно остаешься благородной лейной. А я — вором и убийцей. И я всегда буду стоять на сотню ступеней ниже тебя…