Тайная дочь - Шилпи Сомайя Гоуда

родителях или ком-то другом. Но все пережитое за последний год убедило ее в том, что мир не так прост, как она думала. Она начала свой путь с поисков одной семьи, а закончила тем, что нашла для себя другую. Аша приехала в Индию, не зная своих настоящих родителей, но имея представление о своем будущем. Теперь все изменилось с точностью до наоборот.

Блуза дадимы, скроенная по фигуре родившей и выкормившей детей женщины, конечно же, велика Аше. Когда девушка предлагает надеть вместо нее подходящую футболку, дадима сначала возражает, но потом сдается и признает, что получилось очень неплохо.

— И почему мы все так не делаем, — бормочет она себе под нос, закалывая сари Аши. — Так нам не пришлось бы оголять перед всеми свои старческие талии.

Когда дадима заканчивает, Аша поворачивается к зеркалу и застывает в полнейшем потрясении. Сари очень идет ей, и в нем удивительно удобно.

После приезда пандита все собираются в гостиной, чтобы обсудить, как будет проходить кремация. У Аши урчит в животе, но бабушка сказала, что им нельзя есть до завершения церемонии. Как только дадима сообщает пандиту, что его помощницей во всех ритуалах будет Аша, он яростно протестует.

— Сарладжи, ты ведь не хочешь навредить душе своего мужа. Выбери родственника мужского пола.

Бабушка устало вздыхает. Прежде чем она успевает ответить пандиту, Аша произносит:

— Пандитджи, со всем уважением к вам, но это дело семьи. Мы с дадимой обе желаем, чтобы погребальный костер поджигала я. Это решение нашей семьи.

* * *

У места, где проходит церемония, они обнаруживают сотни людей. Десятки медиков в халатах. Аша находит глазами Нимиша, Прию и Бинду, других двоюродных братьев и сестер, тетушек и дядюшек, с которыми она виделась летом. Санджай стоит рядом с родителями, его глаза тоже покраснели от слез, как и у нее. Среди собравшихся она узнает соседей по дому и даже торговца овощами, который ежедневно приходит к ним. Мина, Нейл и Параг из газеты тоже здесь. Большинство скорбящих приветствуют Ашу, склонив голову и сложив руки в намасте. Некоторые из них в знак особого уважения кланяются, касаясь ног дадимы.

На поленьях погребального костра, сложенных высотой почти в ее рост, покоится завернутое в белый саван тело дададжи. Аша стоит рядом с пандитом и внимательно смотрит, как он начинает песнопения и чтение мантр. Погружая пальцы в емкости со священной водой, рисом и лепестками цветов, он кропит погребальный костер и жестом показывает девушке, что она должна делать так же. Вскоре размеренный ритм читаемых пандитом мантр успокаивает Ашу и она перестает думать о собравшихся вокруг них людях.

Наконец пандит говорит девушке несколько слов на гуджарати и показывает на огонек масляной лампы. Аша смотрит на морщинистое лицо дадимы, в ее мокрые от слез глаза и делает шаг вперед. Она берет факел, поджигает его от масляной лампы и осторожно подносит к поленьям. Руки девушки дрожат, но она не убирает факел до тех пор, пока языки пламени не начинают лизать ветки.

Аша кладет факел, отступает назад и смотрит, как пламя медленно поглощает поленья и добирается до укутанного белой простыней тела. Сквозь огонь Аша видит лица кузин, тетушек и дядюшек. Моя семья. Нет только отца, но она знает, что ему хотелось бы, чтобы она была сейчас именно здесь. «В какой-то мере семья, которую ты создаешь, важнее той, в которой ты рождаешься», — когда-то сказал он. Аша протягивает руку к узловатой руке дадимы, крепко сжимает ее, а по лицу девушки катятся слезы.

54

НЕОБЫЧАЙНО СПОКОЙНО

Дахану, Индия, 2005 год

Кавита

— Ты знала, что это лежит тут? — спрашивает Кавита, держа в руках потрепанный номер журнала «Стардаст» за 1987 год.

— Нет. Зачем он был нужен ба? Она ведь даже читать не умела.

— Не знаю. Может быть, ей нравились фотографии? — Кавита пролистывает мятый журнал о кинофильмах. — Арре! Глянь на их одежду, какое все старомодное. О боги!

Рупа подходит к сестре, становится на носочки и заглядывает в металлический буфет, который разбирает Кавита.

— Бхагван! Да их тут сотня! — смеясь, она вытаскивает стопку связанных веревкой журналов.

— Поверить не могу, что она тратила деньги на журналы, да еще и про Болливуд. Наша бережливая мама, которая экономила каждую сахаринку. Интересно, почему она все это хранила? — говорит Кавита.

— Кто бы мог подумать, что ба была такой киноманкой? — Рупа кладет журналы на кровать рядом с сари их матери.

— Ой, как же здорово посмеяться. А то такое ощущение, что, приехав сюда, я только и делала, что плакала, — говорит Кавита, слабо улыбаясь сестре и опять чувствуя себя виноватой.

— Да. Утром и правда было тяжело. А уж бапу…

Рупа вспоминает прошедшую в центре деревни церемонию кремации. Отец упал на колени и заплакал, как только увидел их мать на погребальном костре. Его тщедушное тело сотрясалось от глухих рыданий. Никто из них не смог успокоить его. Видеть его страшное горе и полное отчаяние было для Кавиты невыносимо. Она не могла сказать, на что ей было больнее смотреть: на завернутое в саван тело матери или на обезумевшего от горя отца. Кавита была благодарна Джасу, который обнимал ее сильными руками, пока она рыдала как ребенок. Какое-то время все они просто стояли и смотрели на огонь, пока не погасли последние угли. Пандит собрал пепел маленькой лопаткой, ссыпал в медный сосуд и отдал им. Отец ничего не говорил и не ел с тех пор, как они пришли домой. Позже, когда Кавита обменивалась словами и объятиями с гостями, она поймала себя на том, что объясняла отсутствие Виджая так коротко, как только могла, хотя на самом деле ей хотелось кричать во весь голос. Нет, моего сына здесь нет, но здесь его деньги, они в этих гирляндах из бархатцев и конфетах с начинкой из пасты кешью!

— Да, — говорит Кавита, — очень тяжело. Я рада, что он уснул. Может, для него даже лучше, что память его подводит. Возможно, он уже и не вспомнит ничего, когда проснется.

— К сожалению, та часть его памяти, в которой хранятся воспоминания о ба, похоже, единственная, которая не дает сбоев. Это дорогого стоит, правда, — отвечает Рупа. — Только представь, когда они поженились, ба было шестнадцать, а ему — восемнадцать. Они прожили вместе полвека. Возможно, он и забыл, как жил до нее.

Кавита кивает в знак согласия. Она не может подобрать нужные слова, потому что вот-вот опять расплачется.

* * *

Этим утром река необычайно