Африка грёз и действительности (Том 2) - Иржи Ганзелка

Среди ночи мы выбежали на холмик, стоявший над озером. Перед нами разыгрывалась такая же сцена, как прошлой ночью, но в чудовищных масштабах. Лесные пожары образовали непрерывную цепь огней, высоко взлетавших в ночную тьму. На месте, где вчера еще была ровная поверхность, покрытая растительностью, среди огней четко вырисовывался конус вновь образовавшегося вулкана. Регулярно через каждые 10–12 секунд вулкан извергал могучие гейзеры лавы. Звуковые волны, доносившиеся от далекого центра вулканической деятельности после каждой красной вспышки извергаемой лавы, создавали впечатление залпов из тысяч полевых орудий. В бинокль можно было ясно видеть огромные массы лавы, взлетавшие на стометровую высоту и медленно опускавшиеся на землю красными ракетами венецианских фейерверков…

Старожилы Кисеньи и Нгомы единодушно утверждали, что такого зрелища им еще никогда не случалось видеть. Извержение, происходившее 10 лет назад, не могло идти в сравнение по силе огня и звука с тем, которое мы наблюдали при возникновении вулкана. Мы немедленно телеграфно затребовали из Найроби новый запас цветной пленки с доставкой авиапочтой, так как свои скромные запасы мы израсходовали за несколько дней до отъезда в Нгому на съемки зверей.

Новое извержение обещало стать гораздо более знаменательным геологическим событием, чем извержение Ньямлагиры в 1938 году…

Первобытный лес в огне

Каждую ночь мы поднимаемся на вершину горы Нгома, чтобы наблюдать за рождением вулкана и все снова и снова убеждаться в том, что это не фантастический сон. Каждый день мы видим мощный столб дыма и пепла, взлетающий с земли куда-то в стратосферу, сравниваем высоту образующегося вулкана с окружающей местностью и составляем планы будущих съемок. Составляем со связанными руками, потому что до сих пор еще не получили ни кусочка пленки. Дни бегут, а наши камеры простаивают. Мы не можем сосредоточиться над начатыми страницами репортажей; пишущие машинки поминутно замолкают. Да и можно ли сосредоточиться на работе, когда за спиной беснуется стихия, когда в нескольких километрах отсюда Земля приоткрывает краешек древнего своего лика, когда у тебя руки, и ноги, и мысли скованы бессильным ожиданием? Ведь нельзя же допустить, чтобы мы одни остались свидетелями этого поразительного зрелища! Мы обязательно должны запечатлеть его на чувствительной ленте фильма и привезти туда, за океан, домой!

Буйствующий вулкан влечет нас к себе, притягивает как магнит. Мы непременно должны подойти к нему поближе, хоть на один миг. Во всяком случае, надо подготовить сафари, изучить местность, своевременно подобрать себе помощников…

Мы выезжаем 7 марта темной ночью по дороге, ведущей к северо-западу, в Саке, и далее западным берегом озера Киву в Костерманвиль. Луна на ущербе появится только после полуночи. Силуэты лесных великанов черной тушью вчерчены в огненное небо. Красный отблеск пылающего первобытного леса и извергающего пламя вулкана только подчеркивает бездонную черноту ночи. Сегодня нам надо разыскать фермеров и крестьян, живущих в уединенных фермах на побережье озера! Нам надо побывать у всех, кто может нам рассказать подробней о ближайших окрестностях вулкана! Говорят, что каждый вечер народ собирается на вершине холма, который нам в Нгоме частично заслоняет вид на вулкан. Нам нужно разузнать, нет ли в первобытном лесу или в саванне какой-нибудь тропки, по которой можно было бы подобраться поближе к месту извержения!

Отражение огня над девственным лесом разливается по маленьким просекам, растет и усиливается с каждой минутой. После 20 километров пути мы проезжаем по знакомым серпентинам. Где-то под нами лежит круглое зеркало кратерного озерка Луабикари. Тысячелетия, а может быть, лишь столетия назад в этом месте разыгралась такая же драматическая сцена, как та, что в этот вечер с такой неотразимой силой притягивает нас к себе.

Мы приближаемся к пылающему девственному лесу. Нам уже слышен гул пожара, треск горящих ветвей и падающих стволов. Едкий дым окутывает дорогу и закрывает от нас окружающее.

— Что там такое впереди?

— Машины. Остановись!

Несколько легковых автомобилей и легких грузовичков, которыми пользуются в Африке фермеры, стоят на шоссе в ряд, друг за другом. Вокруг них суетится кучка людей. Они взволнованно жестикулируют и ловят ртом воздух. К нам доносятся обрывки взволнованных речей:

— Vous êtes fou! Вы с ума сошли! Ведь мы не сумеем вернуться обратно!

— Но ведь лава течет медленно. Через полчаса мы вернемся.

— Делайте, что хотите, а я не поеду. Ведь это же самоубийство! Почему здесь говорят о лаве? Ведь до вулкана еще несколько километров.

Когда мы вышли из «татры», то после первого взгляда поверх стоящих машин поняли, в чем дело. В нескольких десятках метров от дороги катится медленно, но неудержимо фронт широкого потока лавы. Пламя от него перелетает все дальше и дальше в лес. Один за другим со страшным треском валятся могучие стволы.

Картина полного разгрома, медленного, неотвратимого разгрома.

Было бы безумием продолжать путь, потому что горящий лес может преградить дорогу с одинаковым успехом и через минуту и через полчаса. А через час дорогу зальет поток расплавленного камня. К тому же, даже если бы такая опасность и не угрожала, никто не отважится ехать дальше, ибо никто не видит, где кончается огненная стена. Через дорогу валит туча желтого дыма. Если она не остановится в 100 метрах, то люди, приехавшие в машинах, могут задохнуться. Оставляем машину рядом с другими и поднимаемся на вершину холма у левого края дороги.

В пяти, а может быть, в десяти километрах от нас вулкан извергает в вышину массы огненной лавы. Невооруженным глазом мы следим за падающими каменными глыбами, светящимися в темноте ярким светом и покрывающими южный склон вновь рождающегося вулкана. Еще неделю назад здесь была равнинная местность, покрытая первобытным лесом; сегодня среди пожарища тут вздымается конус вулкана, по склонам которого непрерывно стекает поток пылающей лавы и ползет от подножия по равнине почти до самой дороги, где мы стоим. А с обеих сторон потока — пылающий лес.

Интервалы между отдельными взрывами сократились до нескольких секунд, а гул извержения с такого близкого расстояния слышится гораздо ясней, чем в Нгоме. Трудно оторваться от этого грозного и чарующего зрелища. Вдруг кто-то тронул нас за плечо.

— Простите, господа, я помешаю вам. Моя фамилия де Мунк. Вы — два чехословацких журналиста, приехавших из Нгомы?

— Да, Ганзелка…

— Зикмунд. Enchanté.[62]