Меч времен - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куда… Ясно, куда…
– Милый… — шептала Марьюшка. — Любый мой… любый…
Утром Михаил проводил девчонок да Василия с Трофимом через озеро — на усадьбу бирича Ермолая. Через озеро плыли весело — с шутками-прибаутками, песнями — прощались же на усадьбе с грустью.
– Ну, бывай, — Василий обнялся с Мокшей. — Будешь в Новгороде — заходи. Василия-лоцмана на Федоровском вымоле всякий знает. — Мисаил, ты что — обратно, что ли?
– Да уж… есть кого навестить… — Миша сконфуженно отвернулся.
Лоцман хлопнул его по спине, хохотнул:
– Да уж. Я заметил. Когда вернешься?
– Не знаю. Может, через день, а может — вообще до весны там останусь. Девы теперь в безопасности — воинов в Биричеве много.
– Да и сам бирич скоро появится, — согласно кивнул Василий. — Жаль, что не вместе в Ладогу… Так тебя не ждать?
– Не надо. — Михаил махнул рукою. — Если дня через два не объявлюсь — плывите себе с оказией… Иначе застрянете тут до весны.
– Оно понятно… Ну, на всякий случай — обнимемся. Удачи тебе, друже!
Все девушки — три грации — на прощанье крепко целовали Мишу в губы. Досталось поцелуев и Мокше — ох, как раскраснелся парень, щеки-то стали похожи на волосы — такие же пунцово-рыжие.
Миша улыбнулся:
– Бывай и ты, Трофиме.
– Увидимся в Новгороде… Я провожу до лодки?
– Давай…
Умный парнишка оказался этот Трофим, да и многословием не отличался, все больше помалкивал, да улыбался. И не проговорился никому о том, что Михаил-то — рядович с усадьбы тысяцкого Якуна! Впрочем, никто его ни о чем подобном и не спрашивал, так, разузнали малость — чей, да кто, да откуда? На том расспросы и закончились, да и некому было особенно-то выспрашивать. Тем не менее Михаил испытывал к пареньку благодарность — за то, что тот лишних вопросов не задавал. А вот у самого Миши они имелись — и все как-то времени не было спросить. То некогда, то забывал…
А сейчас вот уселись на бережку — прощаться — Мокша достал плетеную фляжку:
– Пей, Трофиме!
– Ну, за здоровьице.
Парнишка выпил, закашлялся — видать, пошла не в то горло крепкая медовуха.
– Так ты, говоришь, браслетики на вас на всех надевали? — словно бы продолжая начатый когда-то разговор, негромко спросил Михаил.
– Да, на всех, — Трофим кивнул. — На меня, на дев, на Бориса… тогда я еще не знал, что он боярич. Потом, на поляне, сломали — так же вот, как ты… Зачем — не знаю.
– Слушай, Трофим… а ты не заметил, откуда они эти браслеты брали?
Мальчишка пожал плечами:
– Как же не заметил — из большой плетеной корзины. Ее завсегда самолично Кнут таскал, Кнут Карасевич — ух и гнусная же людина, как только таких земля носит?
– Да уж. — Миша согласно кивнул и, хлебнув из фляжки, продолжил беседу: — А корзину эту с самого Новгорода везли? Или, может быть, с Ладоги?
– Не, вроде здесь ее, на Долгоозерской усадьбе брали…
– Угу…
Да, ничего толком не знал парень, как и девчонки — что и понятно, воли-то им никакой не давали. Вот бы с Борисом на эту тему потолковать — с ним, говорят, куда как ласковей обращались, может, он и видал чего? Ладно, может, еще и удастся выспросить.
Допив фляжку, Михаил с Мокшей забрались в лодку — точнее сказать, небольшой баркас — и уселись на весла.
Миша оглянулся, махнул на прощанье рукою. Трофим тоже помахал и долго стоял на берегу, смотрел вслед.
По светло-голубому небу бежали белые перистые облака, погода менялась, и где-то далеко на западе, над дальним лесом, уже синели тучи. Этак задождит — и не выбраться в Ладогу! Хотя, с другой стороны — реки полноводнее станут. Дожди — пусть, лишь бы морозов не было — для тех, кому в Ладогу. А вот для того, кому в обратный — к Долгому озеру — путь, дожди — помеха немалая. Ручьи разольются, лужи, болота опять же — попробуй, пройди!
А нужно! Хоть как — нужно.
Причалив к мосткам, молодые люди привязали лодку и, прихватив с собой весла, пошли по широкой тропинке на холм — к призывно распахнутым воротам усадьбы Онциферовичей, точнее сказать — боярича Бориса.
Михаилу еще издали показалось что-то неладное — слишком уж шумно было на усадьбе, многолюдно слишком, да и много незнакомых воинов возилось на просторном дворе у старостиной избы. Вернулся, что ли, Нежила? Ну, да черт с ним — неприятно, да не смертельно.
Миша все искал глазами Марью — что-то не находил. На болото, быть может, ушла, за клюквой? Да, вроде как вчера собирались девки…
Наверное, если б Марьюшка сейчас вот оказалась здесь, на усадьбе, Михаил и ушел бы тоже сегодня — простился бы, поцеловал накрепко в уста, обнял… ну, может, кое-что еще… сказал бы — что в Новгород, мол, встретимся по весне. В общем, соврал бы. В конце концов, кто ему такая эта девчонка? Раба…
И все же… Все же, все же что-то легло на сердце, что-то такое, чего словами, наверное, и не определишь… Любовь? Да нет, пожалуй, до этого не дошло еще, однако, что-то подобное было, имелось наверняка — как вот только назвать это чувство? Вот оно-то и не давало Михаилу сейчас уйти. Не простившись. Не посмотрев в глаза. Не…
Ладно. Уйти и утром можно.
– Мисаиле? — снова тот белоголовый мальчишка. Или — другой?
– Ну?
– Зовут, — пацаненок кивнул на избу старосты Нежилы — пока что самые просторные хоромы на усадьбе. Именно что хоромы, на высокой подклети, в два этажа, с галереями — в таких и самому боярину при нужде остановиться не стыдно.
Михаил усмехнулся:
– Зовут — так сходим. Кто зовет-то?
– Сказали — ты знаешь.
– Староста, что ли?
– Не, не староста.
Не староста? Хм… уже интересно.
А может, развернуться, да уйти, убежать? Ага… не простившись, не поговорив с Марьюшкой? Да и стражники уже закрывали ворота… Поздно!
Молодой человек быстро поднялся на высокое крыльцо, пригнувшись, толкнул дверь… Миновав просторные сени, вошел в горницу, поклонился:
– Здравы будьте!
– И ты не хворай, — с усмешкой произнес… сидевший в красному углу под образами боярич Борис!
Михаил узнал — улыбнулся:
– Рад видеть тебя в добром здравии!
Боярич поджал губы… на крыльце и в сенях послышались чьи-то шаги.
– Ну, вот он… — Борис смотрел мимо Миши, через плечо.
Михаил обернулся и вздрогнул: как ни в чем не бывало, в горницу один за другим чинно вошли староста Нежила, Страшок… Кнут Карасевич и четверо вооруженных мечами воинов! А за ними — Миша глазам своим не поверил — боярышня Ирина Мирошкинична!
Вошла и, не удостоив Михаила взглядом, уселась на скамью рядом с Борисом.
Глава 19
