Меч времен - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дорога! — когда подошли к деревне, предостерегающе выкрикнул Михаил, показывая рукой на большую горку… по которой, натужно рыча двигателем, поднимался желтый школьный автобус. Лучи фар шарили по дальним соснам, поднимаясь к синему, быстро темнеющему небу.
– Эх, — разочарованно выдохнул Веселый Ганс. — Опоздали! Теперь одна надежда — на Серегу… Да — сейчас позвоним.
Он кинулся наперерез вышедшей на улицу старушке:
– Бабушка, в какой избе телефон?
– А вон… — Старушка показала, куда идти и повернулась к Мише с Трофимом. — Эко, мокрой-то какой… и босиком… В ройке, что ли, перевернулись?
– Ну…
– Вижу, что ну…. Парнишка-то совсем замерз. А ну, пошли-ка ко мне в избу.
– Да неудобно…
– Пошли, пошли… Ужо чайку горяченького попьете… Да и окромя чайку чего-нибудь есть…
– Вася, мы в избу, — крикнул Михаил вослед уже стучащему в окно крайнего дома оперу.
Тот махнул рукой — мол, слышу. Ему навстречу как раз вышел из избы какой-то кудлатобородый дед…
– Здравствуйте! Мне позвонить бы…
В избе Анны Осиповны — так звали гостеприимную старушку — оказалось тепло и чисто. Жарко натопленная печь, домотканые половики, ситцевые занавески. Посреди горницы — большой овальный стол, в углу — старый ламповый радиоприемник и цветной телевизор «Рубин», как тут же не преминула похвастаться бабушка — подарок дочери.
– Ну, что встали? Проходите к столу, садитесь…
Попили чаю с местными ржаными лепешками с картошкой — калитками, Анна Осиповна еще угостила белым и красным киселем, разваристыми щами с мясом, капустником и бутылкой мутного самогона.
– Зять с дочкой на выходных были, вот, осталось, — усаживаясь рядом, пояснила старушка. — Ну, будем, что ли?
И налила самогон в голубые толстостенные рюмки. Трофиму — тоже.
Миша было запротестовал:
– А…
– Парень большой — можно немножко-то, — хитровато прищурилась хозяйка. — Чай, в гостях воля-то не своя.
Вот уж — не своя — точно!
Отрок конечно же поперхнулся, аж до слез и потом уже опасную жидкость не пил, с видимым удовольствием пробавляясь калитками и чаем. А Михаил не отказывался — кто их, местных вепсов, знает? Откажешься — кровная обида!
– С города, чай? — улыбалась хозяйка.
– Да, из Петербурга.
– Из самого Ленинграда? И чего вас сюда тянет?
– Охота у вас знатная… рыбалка…
– Это уж да. Машина-то где у вас?
– На турбазе.
– Хо! — старушка удивленно поставила стопку. — Это на Долгом озере, что ль?
– Там.
– И как же вы туда доберетесь? Босые да мокрые?
– Так…
– Ну сеночь-то ночуйте… Постойте-ка…
Покопавшись за шкафом, хозяйка вышла в сени и вскоре вернулась, неся в руках старые кроссовки, джинсы и свитер:
– А ну-ко, померь, парень. Должны подойти — внуковы. Померь, померь, что сидишь?
Трофим, конфузясь, зашел за занавеску, переоделся — джинсы оказались тесноваты, зато кроссовки пришлись вполне впору — Миша самолично завязал шнурки и улыбнулся:
– Ну, теперь хоть куда!
По телевизору начался какой-то утомительный сериал, и гости уже начали подремывать, когда в избу заявился Василий, несколько утомленный, но довольный.
– Дозвонился, — здороваясь с хозяйкой, радостно пояснил опер. — До местного отделения милиции, тут недалеко, километров с полсотни. Обещали помочь, выслать на перехват наряд.
Хозяйка, Анна Осиповна, конечно, предложила чайку. Василий чаек выкушал, а от чего покрепче — отказался.
– Местным сказал — пусть, ежели что, водилу моего сюда отправят. Так что — дождусь, да за дела. Могу и вас с собой захватить. — Опер все ж таки махнул стопку, правда — одну. Заел калиткой, да пояснил, что обошел уже всю деревню в поисках хоть какого-нибудь транспорта, так и не нашел — выходные давно закончились и все, кто приезжал навестить своих, ясное дело, уехали. Идти же километров пятнадцать пешком… не было не то что желания — смысла. Покуда дойдешь — часа три, как минимум — только к шапочному разбору и явишься.
– А паренек-то ваш, вижу, в сон клонится, — кивнув на сопевшего носом Трофима, хозяйка вышла из-за стола. — Посейчас, направлю постелю.
В этот момент в сенях послышались чьи-то шаги, дверь — по-деревенски, без стука — открылась, и на пороге возник тот самый кудлатобородый дед, из той самой избы, куда ходил звонить опер.
– Здорово, Осиповна. — Дед подсел к столу и обрадованно уставился на бутылку. — Так и знал, что милиция у тебя.
– Ох. — Старушка подбоченилась, — знал он. Выпьешь с нами?
– А как же! Грех обижать.
– Только больше не проси, нету.
Она ловко налила стопку деду, ну а заодно и всем остальным.
Чокнулись, выпили, закусили…
– Ты, Федор, зачем пришел-то? — строго поглядев на нового гостя, поинтересовалась хозяйка. — Просто так, аль с делом каким?
– Дак, с делом, с делом, — дед повернулся к Василию. — Тут с Пашозера звонили, милицией назвалися… какого-то капитана спрашивали… сказали — перезвонят минут через двадцать.
– Перезвонят?! — Веселый Ганс резво вылетел из-за стола. — Так пошли, пошли, дед… я ж — капитан и есть.
– Да ты иди, иди, — дед Федор хитровато прищурился. — Я ведь избу-то сноровку не запер… Сыщешь? Не заплутаешь?
– Да не заплутаю, — опер в единый миг вылетел из избы, и слышно было, как побежал по улице.
– Вот и я говорю — верно, ему и звонили.
Мотнув головой, дед разлил остатки пьянящей жидкости и, не дожидаясь тоста, молча выпил.
– Заешь хоть калиткой, — Анна Осиповна сердобольно покачала головой.
– Спаси тя Бог, соседушка, — ухмыльнулся старик. — Осиповна… что, точно ничего больше нету? Ну хоть чекушечки?
– Хвостом тебе по голове — чекушечку! — наконец, возмутилась хозяйка. — шел бы ты, Федя, к себе, спать.
– А и пойду… Пойду… — старик, похоже, и не думал уходить. — Раз уж у тебя ничего больше нету…
Тут в сенях снова загрохотало, и в избу вбежал опер.
– Взяли! — радостно сообщил он с порога. — Всех взяли! То есть… почти всех. Серега за нами едет, будет вот-вот. Так что, собирайтесь, парни — поедем!
– А, так вы на машине, что ль? — полюбопытничал дед.
Веселый Ганс улыбнулся:
– Ну да. Приедут за нами сейчас.
Старик покачал головой:
– Эх… жаль, раньше-то не знал, люди вон, пехом пошли.
– Что за люди? — быстро переспросил Василий. — Куда пошли?
– Да на Долгое, — Дед Федор пригладил кудлатую бороду. — Вот только что встретились, когда сюда шел. Четыре парня и с ними девка… красивая такая, гордая. Одеты чудно в рубахи длинные, как вот батюшка наш, отец Геронтий… Окликнул их — так и разговаривать не стали, оглянулись, да еще быстрей пошли — как раз на долгоозерскую дорожку. От, чудаки — на ночь-то глядя!
