Путешествие ко святым местам в 1830 году - Андрей Муравьев

Две трети жителей Назарета христиане, большей частью римского исповедания, и потому духовенство латинское пользуется обширными правами. Оно даже свободно может совершать крестные ходы по улицам в полном облачении: дело неслыханное в Иерусалиме, хотя от того же Блюстителя Святой Земли зависит сей монастырь Благовещения, равно как и все обители Палестины и Галилеи. Но другие, лежащие вдоль поморья Сирии, выше Акры, на островах и во всех пределах Востока, относятся прямо в Рим к пропаганде{97}, которая поддерживает их для проповеди евангельской. В каждом из монастырей Святой Земли всякие три года сменяется по одному миссионеру. Красноречие и образованность сих проповедников действуют на соседних арабов, часто обращая их к христианству, и вместе с тем покровительство Франции при Порте оттоманской и смелость духовных лиц латинских в обхождении с местными властями вселяют в сих последних особенное к ним уважение. Самый Абдалла, паша Акры, в чьих областях находился Назарет, отменно был обходителен с иноками Благовещения. Посетив храм сей, он с благоговением поклонялся Святым местам и не позволил принести себе трубки. За несколько лет перед сим, желая овладеть достоянием древнего монастыря Богоматери на горе Кармиле, он привел в совершенный упадок сию обитель; но впоследствии строго приказал аге назаретскому наказывать своих подданных за обиду христиан, ибо он устрашился Запада по своему приморскому положению и почувствовал все выгоды, которые ему приносят монастыри галилейские.

Чума начиналась в Акре, где Абдалла паша оцепил пятнадцать домов, посылая в них нужные от себя припасы за высокую цену. Все были в смятении в Назарете; многие уже перестали сообщаться, хотя продолжали выходить из домов. Иноки латинские приготовили на монастырском дворе огражденный престол. Миссионеры римские, отделясь от прочей братии, обыкновенно служат на нем во все продолжение чумы в присутствии болящего народа, жертвуя собой для духовного спасения стольких сокрушенных. Слухи о заразе побудили меня оставить путешествие на озеро Тивериадское и искать корабля в ближайшей пристани Каиафы, лежащей за шесть часов от Назарета у подошвы горы Кармила. Там обыкновенно останавливались суда, избегая соседней пристани акрской, чтобы не платить паше лишней подати и не быть в руках его под стражей двух замков, заключающих устье гавани. Равным образом малые суда греческие и арабские, приносящие в Яффу поклонников, отплывают на все время Пасхи в пристань Каиафы; ибо отмели Яффы при сильных западных ветрах, господствующих на Средиземном море, подвергают их опасности быть разбитыми. По истечении срочных дней начальники кораблей ездят сухим путем в Яффу, чтобы условиться о цене с поклонниками, или ожидают близ Кармила и подплывают к берегу Яффы тогда только, когда бывают уверены в числе их.

Игумен латинский послал утром пешего араба к иноку монастыря кармильского, живущему в Каиафе, осведомиться о судах, и сей посланный, избранный по быстроте своего хода, которой отличаются горные жители, возвратился вечером; но он не принес нам удовлетворительного известия, и мы принуждены были искать севернее другой пристани. Между тем пользуясь сим временем, я хотел посетить гору Фавор, отстоящую только за три часа к юго-востоку от Назарета, и на другой день приезда рано утром пустился в путь.

Фавор

Довольно долго подымаясь и спускаясь по Галилейской цепи, я переехал поток Киссон, знаменитый во дни пророка Илии совершившимся близ него закланием жрецов Ваала вокруг их поверженного кумира, и далее у южной подошвы гор достиг я цветущей долины Эздрелонской. Одиноко стоит при начале ее величественный Фавор, как бы огромный пьедестал, избранный для великого события. Только с севера несколько придерживается он к горам, над коими гордо поднимает коническую главу свою, достойную быть престолом преобразившегося Бога. Цветущая зелень трав и дерев облекает его от подошвы до вершины, как бы роскошной ризой. Обилием его пользуются жители соседнего селения Деворы, которое сохранило именем своим память пророчицы иудейской у подошвы Фавора. Менее часа должно подыматься на священную сию гору, которая имеет отвесной высоты до 500 сажень. По мере приближения к ее вершине свежее становится зелень, разнообразнее деревья, прохладным садом венчающие росистое чело Фавора наподобие высокой горы Эдема.

На самой вершине обширная, хотя неровная площадь покрыта развалинами. Еще сохранился вокруг их глубокий ров и приметны остатки ограды с семью вратами; ибо место сие, пустынное во дни преображения, было укреплено иудеями в последнюю войну их с Римом; но твердыня Фавора, почти неприступная и заключавшая внутри стен дождевые колодцы, и поныне утоляющие жажду поклонников, разрушена до основания императором Адрианом. Двумя столетиями позже новые поселенцы уединились на священной горе, воздвигнув храм Преобразившемуся и подле оного еще две обители во имя пророков Моисея в Илии, как бы взамен тех скиний, которые хотел поставить здесь смятенный горной славой апостол. Несколько ниже была еще одна церковь на том месте, где Спаситель, сходя с горы, запретил ученикам разглашать о чудесном явлении. Развалины храма Преображения заметны на восточном, высочайшем, краю Фавора, и еще сохранились своды нижнего яруса, куда прежде ежегодно приходил совершать литургию греческий епископ Птолемаиды.

Ныне же только латинские иноки Благовещения вместе с христианами Назарета стекаются накануне праздника на священную вершину Фавора. Там проводят они в отдыхе или молите летнюю ночь, очаровательную под небом Востока, окруженные течением ярких звезд. Еще до рассвета пробуждается Фавор их торжественным гимном, и солнце, восстающее из-за гор Аравии, первыми лучами озаряет в поднятой священником чаше дивное преображение хлеба и вина в искупительные тело и кровь, и перед сим великим таинством падает ниц смятенный сонм народа, как бы внемлющий гласу: «Сей есть Сын мой возлюбленный, о Нем же благоволих».

Самый пространный и великолепный вид открылся мне с ближнего к развалинам утеса, и, очарованный, я не знал, где и на чем остановиться взором. Глубоко подо мной расстилалась с трех сторон Фавора цветущая долина Эздрелонская, отовсюду огражденная синими горами. Прямо к югу стоял на краю ее двуглавый Эрмон, весь посвященный горькой памяти Саула. На восточной его вершине царь сей, объятый ужасом, вопрошал Пифониссу Эндора, и там подняла она перед ним грозную тень Самуила, обрекшую отверженного владыку на гибель в Гелбоэ у подошвы того же рокового Эрмона. Несколько правее лежал на высотах Наин, город вдовицы, утешенной восстанием ее усопшего сына{98}. На западе одинокий Кармил ограничивал сей хребет, прямым обрывом вторгшийся в море, как могучий щит Галилеи против волн средиземных, Кармил, верный своими вертепами скитавшемуся сокрушителю Ваала{99}. К северу пространная цепь гор скрывала в ущельях Назарет и Кану Галилейскую, издали вознося на главе своей град Иудифи Вифулию{100}, и, спускаясь на восток к необозримым равнинам Харраня, отделяла еще от хребта своего две священные вершины: на одной из них пятью хлебами насытил Иисус пять тысяч алчущих, другая же, несколько ее выше, огласилась проповедью о небесном царствии, и в память блаженства нищих духом и чистым сердцем слывет горою Блаженства в Галилее.

Но всего очаровательнее представлялось на востоке море Тивериадское, из которого стремится Иордан, пробивая себе глубокую долину, приметную в отдалении только по резким изгибам хребтов. Посреди сей горной, разнообразной картины отрадно отдыхают взоры на чистом лоне Галилейских вод, мирно спящих в утесистой колыбели, как бы во дни своих рыбарей, уловивших вселенную. Уже все дышит другою жизнью окрест сего священного зерцала, и, когда в тишине ясной ночи те же яркие звезды дрожат в его волнах и те же давно знакомые призраки гор ложатся на его свежее лоно, оно временем отражает на их вершине враждебные огни бедуинов, и взамен мирных апостольских мрежей длинная тень копья скользит вдоль берега по смятенным струям, когда пустынный всадник приближается во мраке поить коня ночными водами озера.

Акра

Далеко было за полдень, когда я возвратился с Фавора, и в следующий день оставил Назарет. Горами Галилейскими лежала дорога на расстоянии трех часов до большого селения арабского, древней Дио-Кесарии, укрепленной Иродом Агрипою для защиты всей Галилеи и разрушенной при императоре Константине за возмущение евреев. Город сей имел некогда своего епископа, и еще видны на высоком холме остатки крепости и обширного монастыря во имя праведных Иоакима и Анны, ибо здесь, по преданиям, была их родина. Далее спустились мы в приятную долину, усеянную селами и садами; кое-где пересекалась она легкой цепью холмов, простираясь на запад до новых высот, ограждающих равнину Птолемаиды.