Эдем в подарок - Инна Зинченко

— Так, — грозно произнёс я, — значит, по-хорошему мы не понимаем, да? Что ж, будем по-плохому! Вирка, — скомандовал я таким голосом, что сам себя не узнал, — бери этого троглодита и неси ко мне в каюту. Попытаемся допросить его с пристрастием.

Самое смешное во всей этой ситуации то, что в тот момент я был уверен, что смогу это сделать, как будто всю свою жизнь только тем и занимался, что загонял людям иголки под ногти и гладил им живот раскалённым утюгом.

Тем временем встревоженная Нида, сорвалась с места и преградила вирусу дорогу. Её красивое лицо выражало в эту минуту гнев и отвращение. Без лишних слов, она ударила Вирку в пах, но на этот раз её любимый приём не дал нужных результатов — вирус просто не почувствовал то, от чего я бы на его месте взвыл. Но, тем не менее, он остановился и растерянно посмотрел на меня.

— Чего стоишь? — Крикнул я. — Давай, неси его ко мне, раз уж он сам не хочет идти. Я его в блин раскатаю, но он мне всё расскажет!

Настроение у меня было боевое. Не знаю, то ли я вспомнил, как эти ребята чуть не сожгли меня заживо, то ли просто надоела вся эта бессмысленная игра в благородство, но настроен я был более чем решительно. Это поняла и Нида. Облив меня с ног до головы холодным презрительным взглядом, он процедила сквозь зубы:

— Я была о тебе лучшего мнения…Лёлик, — в это «Лёлик» она вложила максимум презрения, как будто выругалась на незнакомом языке. — Ты же сам видишь, что с ним что-то не так!

Я разозлился. Куда-то исчезло робость и восхищение перед этой женщиной, осталось только раздражение и злость. Без слов, отодвинув её в сторону, я приказал вирусу:

— Вперёд!

И тот, послушно, будто робот, двинулся к моей каюте. Несчастный пленник болтался на его могучем плече, как тряпка, не подавая признаков жизни, на всё согласный и со всем смирившийся. Шаманка засеменила следом, всё ещё не веря своим глазам. Видимо она пыталась понять, что это такое вдруг произошло со мной, какая такая эдемская муха меня искусала.

А я просто устал быть вечным неудачником. Мне давно надоело плясать под чужую дудку и соглашаться со всеми подряд, лишь бы избежать конфликта. Нет уж, пусть потом я буду чувствовать себя виноватым, но на этот раз сделаю всё так, как считаю нужным! И, если эта экзотическая дамочка решит закатить мне скандал, то ей придётся немного прогуляться по Эдему, до тех пор, пока не успокоится! Я так решил! Достали они меня все!

Мои друзья остолбенели от такой наглости. Вирка даже не сразу нашёл слова, чтобы выразить своё возмущение. После недолгого молчания последовала гневная тирада:

— Лёлик, ты с чего это так озверел? — Голос вируса дрожал от возмущения, мой бесчувственный друг с большим трудом себя сдерживал. — Может, скушал что-то не то?..

— Да, — спохватился я, — насчёт "скушал что-то не то", запомни, зараза, если ещё раз ты захочешь продемонстрировать своё превосходство надо мной и вместо: "Я вам не повар", подашь мне плохо приготовленную пищу, я больше цацкаться с тобой не буду, а сразу превращу в краснозадого павиана и мне плевать на твоё уязвлённое самолюбие! Значит так, — остановиться я уже не мог, — для тех, кто ещё не понял: мы на корабле и мы — команда. А я в этой команде, хотите вы этого или нет, командир! Ясно? Мои приказы не обсуждаются!

Дальше мы уже шли в полнейшей тишине. После своего демарша, я чувствовал некоторую неловкость, но и облегчение тоже. Наконец-то я сбросил с себя этот никому не нужный груз придуманной вины! Всё встало на свои места. На войне, как на войне! Теперь я уже и сам не сомневался, что смогу, если понадобиться, вытащить из пришельца не только слова, но и душу.

Уже у меня в каюте Нида непривычно робко призналась:

— Лё… Олег, мне ты такой не нравишься.

— Извини, дорогая, но я пока тебе не предлагаю выйти за меня замуж, поэтому свои чувства можешь оставить при себе.

Видя, как на глаза у неё навернулись слёзы, я смягчился, — ненавижу, когда женщина плачет, всегда чувствую себя виноватым во всех смертных грехах и не знаю, как мне на это реагировать.

— Нида, пойми, это не команда, это какой-то дурдом! Каждый считает себя главным, но никто не хочет при этом ничего делать. Так мы ничего не добьёмся. Нравится вам это или нет, но с этого момента всю ответственность за исход этой миссии я беру на себя, а вы будете чётко и без этих вечных пререканий выполнять мои команды! И так будет до тех пор, пока мы не вернёмся домой!

Сбросив с плеча бессловесного пленника, Вирка вытянулся в струнку, щёлкнул каблуками и, не без издёвки, сказал:

— Яволь, мой генераль!

— Так, — усмехнулся я своим мыслям, — а вот за это, дружище, ты будешь у нас теперь и за повара, и за горничную! — Я повернулся к чужаку и с незнакомым садистским удовольствием протянул: — Ну, вот, а теперь мы с тобой поговорим, мой драгоценный гость!

Пенёк — пеньком, а он тоже почувствовал, что я настроен серьёзно, вжал голову в плечи, и попытался заползти под кровать. Вот чудик! Я схватил его за ногу и вытащил на белый свет. В глазах у парня плескался ужас и тут же я по старой доброй привычке почувствовал болезненные уколы совести, но в срочном порядке, пока они не стали слишком уж чувствительными, задушил в себе эти "прекрасные порывы", отметив лишь про себя: "Вот так человек и становится сволочью".

— Как тебя зовут? — Обратился я к гостю, как будто он мог меня понять. — Меня, — я хлопнул ладонью по груди, — зовут Олег! А тебя как?

Он молчал минуты три и, когда терпение моё уже почти иссякло, вдруг похлопал себя тонкой четырёхпалой ладонью и выдал:

— Иёса.

Я оглянулся на друзей, ожидая их комментариев, но они, обидевшись на меня, стойко молчали. Ладно, с этим мы разберёмся позже, а сейчас надо выяснить отношения с этим… Иёсой.

— Кто ты такой и что здесь делаешь? — Продолжил я свой допрос.

Пленник внимательно вслушивался в чужую речь, как будто пытался найти хоть какие-то знакомые слова, потом вздохнул обречённо и быстро-быстро застрекотал, защёлкал, засвистел. "Если это у него язык такой, то я его никогда не освою, даже с бактериями, — расстроился я, — не способен человеческий язык воспроизвести эту чехарду нечеловеческих звуков". И тут же услышал у себя в голове нормальную речь — это мои малютки-бактерии принялись за работу:

— Ты не можешь взять меня в рабство, — сказал чужак, — у меня уже есть хозяин. Видишь это? — Он коснулся пальцами своего ошейника.

Он неожиданности я замер и не сразу нашёл, что сказать. Он, что же, раб? Ну, тогда ясно, почему у этого бедолаги такой непрезентабельный вид!

— Что это? — Стараясь сохранить строгий и неприступный вид, спросил я. — Как работает эта штука?