Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

отслеживал это, в том числе и имел беседу с Андроповым по этому поводу, несомненно. Туда мы вложили по возможности все, что хотели для начала деятельности,

— рассказывал Косолапов в интервью[823].

Предшествуя докладу Андропова на июньском пленуме 1983 года (о котором мы подробнее поговорим в следующей части), эта статья в «Коммунисте» впервые формулирует публично оглашаемую программу «андроповщины». Спустя почти тридцать лет в интервью Косолапов вспомнил две главные идеи, которые он и его группа хотели вложить в этот текст Андропова. Помимо «самоуправления народа» (то есть усиления роли трудовых коллективов в формировании местных советов)[824] это было резкое усиление планирования:

Наша общественная система нуждалась в капитальном ремонте, то есть резком изменении самого принципа планирования — по потребностям общества. И ухода по возможности только от рублевых критериев. Конечно, это не требовало ликвидации товарного производства. Подход должен быть гибкий. Изучение потребностей населения по основным параметрам, по мере роста возможностей общества расширение этих потребностей. Планирование жесткое всего процесса. Это не означает, что надо было нормы какие-то вводить, сажать на карточки людей, но меру потребностей в любом случае определить рационально, в соответствии с достигнутыми возможностями[825].

С этими идеями Косолапов в конце 1970-х годов приходил к Романову и даже Федору Кулакову, а также пытался согласовывать с такими важными для себя группами, как консервативно настроенные сотрудники Госплана. В итоге он попробовал реализовать их через Андропова[826].

Однако в статье за подписью Андропова после длинного запева во славу гения Маркса и Ленина конкретные предложения начинаются с другого:

Значительная доля недостатков, нарушающих порой нормальную работу на тех или иных участках нашего народного хозяйства, имеет своей причиной отступления от норм, требований экономической жизни, основа основ которой — социалистическая собственность на средства производства. <…> За нарушения этой нормы приходится расплачиваться всему обществу, и оно вправе строго взыскивать с тех, кто по нерадивости, неумению или из своекорыстных соображений разбазаривает его богатства[827].

Ключевым выражением тут является, несомненно, «строго взыскивать» — как говорилось выше, отражающее ключевой посыл «андроповщины».

Следующий конкретный пассаж касался проблемы инфляции в СССР, которая, однако, не называлась напрямую:

Со всей определенностью выявилась недопустимость нарушения объективного экономического требования опережающего роста производительности труда. Вне теснейшей связи с этим решающим фактором повышение заработной платы, производящее вначале внешне благоприятное впечатление, в конце концов неизбежно оказывает негативное воздействие на всю экономическую жизнь. Оно, в частности, порождает запросы, которые не могут быть полностью удовлетворены при данном уровне производства, мешает устранить дефицит со всеми его уродливыми последствиями, вызывающими справедливое возмущение трудящихся[828].

Таким образом, Косолапов и его окружение предлагали приступить к урезанию разбухших за 1970-е годы зарплат.

В третьем тезисе они указывали на категории работников, которые (помимо расхитителей собственности) должны были оказаться первоочередными жертвами мер на ужесточение:

КПСС постоянно заботится о том, чтобы открытый Марксом принцип социалистического распределения проводился в жизнь повсеместно и неукоснительно, лучше, полнее применялся на практике. Если он нарушается — приходится иметь дело и с нетрудовыми доходами, и с так называемыми летунами, прогульщиками, лодырями, бракоделами, которые становятся, по сути дела, нахлебниками общества, живут за счет массы добросовестных работников. Это нетерпимое явление, своего рода паразитирование на гуманизме нашего строя. Труд, и только труд, его реальные результаты, а не чье-либо субъективное желание или добрая воля должны определять уровень благосостояния каждого гражданина[829].

Фактически это было возвращение к сталинским нормам жесткой привязки зарплаты к норме выработки и било как по брежневским инициативам обеспечения работников сельского хозяйства гарантированной зарплатой, так и по косыгинским попыткам либерализации экономики, обеспечивающим «нетрудовые», с точки зрения «истинных марксистов», доходы.

Ключевой для «прогрессистов» 1970-х годов вопрос о развитии научно-технического прогресса занимал у Андропова, Косолапова и его соратников четвертое место по степени важности, хотя они и осознавали его остроту:

Между тем достаточно представить себе напряженное положение с трудовыми ресурсами, демографическую ситуацию в стране, чтобы стала ясной экономическая недопустимость дальнейшего сохранения значительной доли ручного, немеханизированного труда, которая только в промышленности достигает 40 процентов[830]. Вот почему так актуально сегодня всемерное ускорение темпов научно-технического прогресса, более активное использование его достижений, причем прежде всего на тех участках, где трудовые затраты особенно велики[831].

И, наконец, статья (как и доклад) одобрительно прокомментировала введенные на майском пленуме 1982 года «агропромышленные комплексы» и появление хозрасчетных бригад, а также расширение прав Советов на вмешательство в дела предприятий.

В итоге сформулированная Косолаповым и поддерживаемая сначала Андроповым, а потом Черненко экономическая программа выглядела так: не воровать, больше работать, меньше получать, особенно если ты недостаточно хорошо работаешь. Партия и государство позаботятся о том, чтобы было поменьше труда ручного, побольше механизированного, — в этом им виделся единственный реальный путь повышения производительности. А также они обеспечат общество надежным социальным пакетом — культурой, идеологией, здравоохранением, жильем и качественными, на уровне западных стандартов, товарами отечественного производства.

Косолапов, говоря о своих отношениях с Черненко, демонстрирует эту схему в действии:

[Черненко] работник был жесткий, когда-то державший в кулаке решительно все. Может быть, потому, что он мне ни в чем не отказывал обычно, — не знаю. <…> Важно отметить то, что я никогда не занимался искательством каким-то. Вообще.

— Искательством чего?

— Чего-либо. Должностей, квартир — всего на свете[832].

Сам Косолапов, не занимаясь «искательством», тем не менее бесплатно получил квартиру в роскошном доме для верхушки аппарата ЦК КПСС в одном из арбатских переулков, а рядовым гражданам в докладе Андропова на июньском пленуме 1983 года этого не обещали. Более того, намекнули, что порядок бесплатного распределения квартир по списку очереди на жилье, существовавший ранее, будет меняться:

…Каждая семья будет иметь отдельную квартиру. Но надо обеспечить, чтобы распределение квартир, как и других благ, было справедливым, учитывало, в частности, как человек работает. Возможно, имеет смысл предусмотреть также более широкое развитие кооперативных начал и привлечения средств предприятий в строительстве, — причем не одних жилых домов, но, скажем, пансионатов, домов для престарелых, где это можно и нужно[833].

На фоне намеченных серьезных сдвигов в советской экономической и социальной политике Косолапов «протаскивал» и свои неосталинистские идеи. Правда, он считал их элементарным восстановлением справедливости и исторической памяти, отделяя себя как «истинного марксиста», принадлежащего к традиции трактовки изначальных работ Маркса, от сталинистов-начетчиков, на которых он смотрел свысока[834].

Так, например,