Презумпция невиновности - Скотт Туроу

– Ты не стала бы возражать, если б я переехал поближе к тебе, чтобы видеться с Натом? Само собой, жить я буду отдельно.

– Не стала бы.

Я смотрю на голую стену. Господи, чего только не бывает в жизни! Еще раз вспоминаю, как это началось. Каролина, Каролина, что я искал в тебе? Зачем мы встретились? Что я натворил? Вопросы, вопросы, вопросы… И все же я способен отдавать себе отчет в своих поступках.

Скоро мне сорок. Я не могу сказать, что не знаю мир или что мне нравится все, что я видел. Я отец, у меня есть сын. В наследство от своего отца я получил мрачный взгляд на жизнь, понимание того, что и в мире гораздо больше жестокости, чем можно постичь умом. Не буду утверждать, что сам я перенес множество страданий. Однако мне довелось видеть то, что в дурном сне не приснится. Я видел, как величайшее в истории преступление искалечило отцовскую душу. Я видел неисчислимые муки и беспросветную нужду людей. Видел слепой гнев, толкающий на дикие поступки. Как прокурор я должен был бороться против всего, что ломает и губит человека. Но это «все» сильнее меня. Разве можно сохранить оптимизм, когда перед тобой разворачивается нескончаемая панорама горя и зла? А Его Величество Случай? У моего соседа сын родился слепым. Лидия Макдугал с мужем в минуту веселья неосторожно свернули за угол, и машина грохнулась в реку. И если даже пощадит Случай и пронесет лихая беда, жизнь все равно изматывает нас донельзя. Молодежь спивается. Молодые красивые женщины рожают детей, толстеют и с возрастом утрачивают иллюзии. Каждая человеческая жизнь всегда казалась мне непохожей на другие, как непохожи друг на друга снежинки. Мы непохожи в своем горе и в радости. Душа просит света! Но напрасно. Гаснут огни, делается темно. Как я тянулся к Каролине! Тянулся неистово, неотвратимо. Нет, наша встреча не была случайной. Я жаждал близости. Меня тянуло к Каролине.

И вот сейчас, уставившись в стену невидящим взглядом, я начинаю говорить то, что обещал себе никогда никому не говорить:

– Я много думал о причинах того, что произошло, хотя в них вряд ли можно разобраться. Что заставляет одного человека убить другого? Ненависть, затмение мозгов, отчаяние? До конца понять это невозможно. Но я старался понять, правда старался. Я хочу сказать, что прошу у тебя прощения, Барбара. Многие сочтут это смешным, но все равно прости меня. Ты должна поверить мне, Барбара, что ты для меня значишь гораздо больше, чем та женщина. Если честно, мне казалось, что я нашел в ней то, чего нет у других. Это была моя ошибка, признаю это и раскаиваюсь. Ты как-то заговорила о моей одержимости ею. Да, она была как наваждение. Почему – долго объяснять. Она обладала какой-то редкой притягательностью. Сильная она была женщина, а я – слабый мужчина. Мне потребовались бы годы, чтобы излечиться от нее. Возможно, я никогда бы не излечился, будь она жива. Оправдания мне нет. Я всегда считал, что разговоры на эту тему не принесут пользы ни тебе, ни мне. Полагаю, что и ты так думала. Что случилось – то случилось. Естественно, я много размышлял, почему и как это произошло. Не мог не думать об этом. Любой прокурор знает, что зло всегда рядом с нами.

Барбара встала, вцепилась руками в спинку стула, смотрит негодующе. Она не желает слушать моих откровений. Но я продолжаю:

– Никогда не думал, что заговорю с тобой об этом. Однако пришло время поговорить начистоту. Нет, Барбара, я ничем тебе не угрожаю. Одному Богу известно, что может подумать человек в твоем положении. Просто пора выложить карты на стол. Не хочу гадать, что ты об этом думаешь и что я сделаю. Не надо, чтобы это влияло на нашу жизнь. Тому – масса причин, и прежде всего – Нат. Пытаясь понять, почему и как была убита эта женщина, я пришел к выводу: чтобы не разъединять нас, чтобы нам было хорошо. Это убийство – как знак судьбы. Судьба словно отомстила Каролине за меня – пусть это звучит кощунственно.

Наконец я заканчиваю свой монолог и испытываю удовлетворение. Я покончил с затянувшейся историей раз и навсегда. Мне удалось сделать это лучше, чем я ожидал. Барбара молча роняет слезы.

– Что я могу тебе сказать? – тяжело вздыхая, говорит она. – Я сожалею о случившемся. Правда сожалею. Когда-нибудь ты поймешь меня.

– Я тебя понимаю.

– Я все время собиралась признаться тебе, но не хватало духу. Но если бы меня вызвали свидетельницей, я рассказала бы, как все было.

– Но твои показания не спасли бы меня. Кто бы поверил, что Каролину убила ты?

Снова слезы. Слова сказаны, и они в какой-то мере постепенно успокаивают ее. Утирая слезы, она говорит, не поднимая глаз, дрожащим голосом:

– Ты знаешь, что это такое – сходить с ума? Чувствовать себя сумасшедшей? Не отдавать себе отчета в своих поступках? Жить в постоянном страхе? Когда у тебя земля из-под ног уходит? Если я останусь с тобой, я никогда не выздоровею. Понимаю, что это удар для тебя. Но это удар и для меня. Как бы мы ни старались, прошлого не вернуть. Одно скажу тебе, Расти, я не ожидала, что все так обернется. Не понимала до самого суда, что я натворила. До того, как увидела, что они с тобой делают. Я не могу это пережить, не могу оставаться в этом городе. Мне страшно и, конечно же, стыдно, стыдно чувствовать себя… как бы это сказать… виноватой, что ли.

– Мы разделили с тобой и стыд и вину.

Мое замечание действует на Барбару самым странным образом – она закусывает губу, отводит глаза и опять начинает причитать:

– Нет, не надо ничего делить. Суд ведь кончился тем, чем и должен был кончиться.

Вот и все, что она сказала. Я рассчитывал услышать нечто более значительное, но и этого достаточно.

Я подхожу к ней, обнимаю. Через несколько секунд Барбара вырывается и выходит из комнаты. Я слышу, как она поднимается по лестнице. Я знаю свою жену. Сейчас она бросится на кровать, поплачет, а потом встанет и начнет собирать вещи.

Глава 39

Наутро после Дня благодарения я приезжаю в город за рождественскими подарками и на бульваре Киндл вижу Нико дель Ла-Гуарди. Он поднял воротник пальто, из-под шляпы виднеются насупленные брови. Идет мне навстречу, оглядываясь по сторонам, но меня не видит. Я подумываю о том, не нырнуть ли в ближайший подъезд. Для нас обоих лучше, если мы не встретимся. Однако он уже заметил меня и решительно шагает навстречу. Подходит, протягивает руку. Я пожимаю ее. Меня было захлестнула горькая обида, но она моментально испаряется, и я стою, приветливо глядя на человека, который пытался погубить мою жизнь. Какой-то мужчина в вязаной шапочке приостанавливается подле нас, очевидно догадываясь о серьезности встречи, но основной поток пешеходов плавно обтекает нас с обеих сторон.

– Как дела? – серьезно, без тени улыбки спрашивает Нико.

– Мы с Барбарой разводимся, – отвечаю я.

– Слышал, слышал. Жалко, что так вышло. Развод – паршивая штука. Тем более когда есть ребенок. Может, еще наладится?

– Сомневаюсь… Нат сейчас со мной, пока Барбара в Детройте не устроится.

– Да, неважнецкие дела, ей-ей, неважнецкие.

По старой привычке Нико чуть ли не каждое слово повторяет дважды.

Я протягиваю на прощание руку. Он пожимает ее и приближает свое лицо к моему. Сейчас он будет говорить неприятные вещи.

– Ничего я не подстраивал, Расти. Знаю, что думают люди, но вещдоки я не подтасовывал. И не подговаривал Томми. И Кумачаи не подговаривал.

При упоминании имени Мясника меня чуть ли не передергивает от отвращения. Он уже ушел из управления, вынужден был уйти. Он стоял перед выбором: признать либо халатность, либо сговор с обвинением. Из двух зол он выбрал меньшее и более подходящее – халатность. Хотя он, разумеется, насчет спермы не ошибся. Ему стоило бы повнимательнее почитать свои заметки о вскрытии. Но Томми – Томми хорош. Из кожи вон лез, чтобы добиться обвинительного приговора. Мстил мне за Каролину, мстил из зависти и по злобе.

Нико между тем продолжает проникновенно:

– Нет, правда не подговаривал. Я не хотел тебе ничего плохого.

– Я знаю, Нико. Ты делал свою работу. Ты просто не на тех людей поставил.

– Работать мне теперь недолго осталось. Слыхал небось разговоры об отзыве меня с должности? Конечно слыхал, все слыхали… А, какая разница? Все равно моей карьере конец.

Он ждет, что я ему посочувствую. Мол, беда не миновала и его. Каролина всех нас затащила в пучину. Я утешаю его:

– Еще неизвестно, как все обернется.

Нико мотает головой:

– Известно, всем известно. Я теперь козел отпущения, а ты герой. Здорово, правда? – Он горько улыбается. – Год назад ты вполне мог бы победить меня на выборах. И теперь можешь победить. Разве это не здорово?

Он раскидывает руки в стороны.

– Ничего не изменилось, – говорит он, – ничего…

Глава 40

В комнате, где я жил восемь с лишним лет, полнейший разгром. Ящики, выдвинутые из шкафа, картонные коробки со всякой мелочью, разбросанные повсюду вещи. Мебели нет. Диван и кушетку Барбара перевезла в свою новую квартиру в предместье Детройта. Второго января я перебираюсь в город. Агент по недвижимости говорит, что мне повезло: хорошая квартира в хорошем районе. Свой дом я продаю.