Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович

Было видно, что Шираэн хотела отказаться от «надсмотрщика», но она уже начала понимать, каков её нынешний наниматель, что он будет терпеть, а что — нет.

— Слушаюсь. Э… повелитель, прежде чем вы уйдёте… белый орк, я хорошо помню его. А что…

— Сегодня в город прибыла Верховная мать Самшит, глава моего культа — сказал Туарэй, — вы знакомы, я слышал.

— Да, и с ней одноглазый наёмник…

— Она наверху, — продолжил он, — устанавливает связи с новыми верующими. Думаю, твоя просьба о встрече будет удовлетворена, Самшит ответит на все вопросы… или на те, которые сочтёт стоящими ответов.

С этим он покинул территорию фабрики и полетел к ближайшим вратам, ведшим за пределы подземного Охсфольдгарна. Он думал, что нашёл существо, которое смог бы призвать извне и не убить своей испепеляющей энергией.

Стояла поздняя ночь, когда Доргон-Ругалор призвал к себе одного из самых преданных слуг. Хиас услышал призыв во время молитвы и воспринял его как откровение. Он облачился в серую дорожную робу и вышел из небольшой комнатёнки, которую попросил себе, когда пришло время располагаться в этой огромной крепости. Раньше комнатёнка была чуланом при богатых покоях, местом хранения инструментов уборки, как раз то, что нужно для человека вроде Хиаса.

Прежде чем выйти во внешние галереи он отправился сообщить Верховной матери, хотя она наверняка уже сама знала: Самшит находилась гораздо ближе к богу, чем скромный пророк, исполнивший своё предназначение.

Ныне охрану Верховной матери несли, как и прежде, Огненные Змейки, два могучих Огнерождённых, а ещё к ним прибавился один из полубогов, прекрасное существо, избранное самим Доргон-Ругалором. Огромного роста воительница с топором, покрытая чешуёй, наделённая крыльями и благородным обликом дракона, преисполненная мощи и изящества. Воистину пришли чудесные времена, когда подобные ей могут ходить по земле и парить в небе.

Преподобная мать Самшит находилась в будуаре, — роскошно обставленной комнате, стены которой были усеяны световыми кристаллами, а в центре стояла ажурная кованная беседка, увитая цветами. Хиас замер, увидев, что Самшит была не одна, рядом находилась другая женщина, пророк узнал её. В прошлый их визит её семья оказала большую услугу, заплатав это чудовище Маргу. Волшебница, верно, Шираэн Гурдвар.

Они сидели на низком мягком диване в объятьях друг друга, на лицах блестели слёзы, а на мраморном столике стояла открытая бутылка и бокалы.

— Наверное, глупо, но я часто вспоминаю, как эльфка прокляла его. Кажется, у них остался общий ребёнок.

— Гелантэ? — тихо переспросила волшебница. — Та ещё сука.

— Она предрекла ему скорую смерть, — роняя слёзы, продолжала Верховная мать, — в одиночестве.

— Ты была рядом.

Хиас удалился также тихо, как пришёл, никем незамеченный. Вскоре он уже торопился по величественным галереям крепости мимо одиночных стражников из числа полубогов. С постаментов и барельефов на него смотрели грозноликие гномские владыки прошлого, на фресках, выложенных полудрагоценными камнями, изображались какие-то важные события, до коих пророку не было ни малейшего дела, он спешил на встречу с высшей сущностью. То и дело с воем проносились стылые вихри, проникавшие через колоссальный пролом в стенах, огонь в жаровнях трепетал, но световые кристаллы горели ровно тут и там. К Хиасу присоединилось четыре брата, самые старшие, самые опытные, также призванные богом, каждого из них он знал много лет.

Постепенно золотые монеты и самоцветные камни стали попадаться под ногами, спешащие монахи встречали по пути всё больше гномов, сидевших на рассыпанных повсюду сокровищах с пустыми глазами. Эти несчастные ослепли от блеска презренного металла и потеряли волю к жизни, вероятно, кто-то должен был привести их в чувство рано или поздно.

В тронный зал монахи вошли без препон и представления. Помимо Доргон-Ругалора, восседавшего на троне, присутствовал его благословенный чемпион Фуриус Брахил, замерший у пьедестала. Монахи Звездопада опустились на колени.

— Жаждем служить, мой бог, — сказал Хиас, улыбаясь.

— И вижу я, что это хорошо. У тебя остались связи в этом городе, не так ли, Хиас?

— Как и везде, где я когда-либо задерживался дольше, чем на день, мой бог. Осведомителей в Охсфольдгарне предостаточно даже после славного завоевания. Я налаживал связи с номхэйден, пока рунные кузнецы чинили это проклятое чудовище Маргу; думаю, сейчас большинство из них ещё живы и могут согласиться пойти в услужение, если им пообещают безопасность и достойное обхождение в вашей империи.

— Верность станет залогом их безопасности, — пророкотал Фуриус Брахил, — и сговорчивость тоже.

— Вот поэтому, легат, отныне и вовек твоё дело — война. Ни ты, ни другие Верные непригодны для соглядатайства. Пророк, найдя Верховную мать Самшит и приведя её в Астергаце, ты исполнил своё предназначение на службе высшему благу. Но это не значит, что нет иной пользы, которую ты не можешь принести.

— Я жажду служить вам, мой бог.

— И послужишь. У империи будущего есть сильный культ, есть всесокрушающий молот Первого легиона, однако, необходимо ещё кое-что, — кинжал для проведения быстрых, скрытных, точных ударов.

— Правильно ли я понял, что вы говорите о тайной службе, мой бог?

— Именно, Хиас.

Пророк воспринял за большую честь звуки своего имени из уст Доргон-Ругалора и в сердце его разгорелась радость.

— Твой орден был создан для того, чтобы следить за небесами, он выполнил своё предназначение, заметил красную «звезду», когда она только появилась, и принял меры. Мне больше не нужны монахи ордена Звездопада, Хиас, но мне нужны агенты Дорговари, которые будут хранить покой империи во множестве грядущих ночей. Мне нужны соглядатаи, хамелеоны и убийцы, способные пожертвовать собой ради высшей цели, обученные искусству боя и духовным техникам, делающим вас, монахов, такими… взрывными.

Дорговари — Зубы Дракона от грог. «доргон» — «дракон» и «вари» — короткий кривой меч, а также глазной зуб.

— Мы исполним волю со всем рвением, мой бог.

— Несомненно. Для начала нужно избавиться от этой яркой метки, мои будущие шпионы и убийцы не должны слишком выделяться.

За спиной Хиаса раздались сдавленные стоны, он не обернулся посмотреть, ибо ничто, происходившее по воле Доргон-Ругалора не могло быть неправильным.

— Сделано. Теперь ты, пророк… нет, Вершитель.

Гладко выбритый череп охватило пламя, Хиас сжал челюсти до зубовного скрежета от ужасной боли, чувствуя во всех подробностях, как вскипала влага его кожи, как вздувались волдыри везде, от носа, щёк и скул, до затылка. Божественное касание продлилось недолго, иначе он умер бы.

— Хорошо, скоро всё заживёт, и метка полностью оформится. Ты пронесёшь её до конца дней и передашь достойному, которого выберешь сам перед отходом. Никто кроме тебя не будет иметь права сделать этот выбор, даже Верховная мать или легат. Разве что… бог.

— Лучший из дней, — прошептал Хиас, прилагая все силы, чтобы не потерять сознание.

— Первый приказ тебе, Вершитель: найди среди уцелевших гномов соглядатаев горного престола, найди тайные тропы и способы, которыми они выносят сведения вовне, поймай, допроси, узнай правду.

— Будет исполнено, мой бог.

Братья попытались помочь ему подняться с колен, однако, Хиас отказался и справился сам. Весь обратный путь он тоже проделал самостоятельно, почти ничего не видя от боли, которая становилась лишь сильнее.

— Вы знаете, что делать, действуйте, братья, — сказал он слабым голосом, садясь на пол в своём чулане. — Я… немного отдохну.

— Повинуемся, Вершитель, — ответили те, удаляясь с поклонами.

Лица и головы всех братьев были целы, ни следа от старых татуировок, ни единого волдыря. Тем временем Хиас чувствовал, что вся его голова стала одним сплошным ожогом, но не искал зеркал или лекарей. Как и всё, что нисходило на него свыше, эту боль Хиас принял покорно; закрыл глаза и стал глубоко дышать.