Ведьмин бал (сборник) - Светлана Ольшевская

Ника подняла вышивку перед собой и отошла к окну, любуясь, и мне со стороны изображение показалось живым, словно я смотрела на настоящий храм издали.

– Что, нравится рушничок? – усмехнулась бабушка. – Это я когда-то на Пасху сделала, корзину с пасочками прикрывать, когда святить их носила. А вот, пожалуйста, мой свадебный рушник.

Она достала из середины стопки и развернула длинное, метра в два, пожелтевшее полотенце, на котором переплелись стилизованные ветви дуба и гроздья калины, а по бокам сидели в гнездышках две пары белых голубей.

– И что, на них всегда дуб с калиной рисуют? – спросила Ника, аккуратно складывая вышивку.

– Дуб означает мужское начало, калина – женское, так положено на свадебных рушниках, – ответила бабушка.

Дальше мы уже смело все перебирали и разворачивали. Узоры и рисунки были великолепные, и если при ближнем рассмотрении наблюдалась вышивка крестиком или гладью, то стоило отойти подальше – и все словно оживало.

– Сколько ж ему лет? – пробормотала Ника, разворачивая очередную работу. Тут и я обратила внимание, что узор, на сей раз немудреный, красными и черными нитками, был вышит не на канве, а на серой домотканой холстине.

– Много, – вздохнула бабушка. – Это еще моей прабабки, если не ошибаюсь. Оберег на счастье, чтоб вы знали.

Вышивки были сложены в хронологическом порядке, и дальше обнаружилось много таких домотканых оберегов – и на холстинах, и на белых полотнах.

– Ну что, не передумала убивать время? – спросила бабушка, когда мы, исполнившись впечатлений, складывали все на место.

– Я тоже так хочу! – заявила Ника, и я кивком ее поддержала. – Чтоб тоже было как живое!

– Как живое? Ну, хорошая вышивка это может – сделать картину живой, – серьезно кивнула бабушка.

– Да вам на выставку надо! – продолжала Ника. – Я пару раз видела выставки, где такие вышивки продавались, и недешево!

– Нет. Этого я не продаю. Это – память. А вы – пробуйте, учитесь, может, и деньжат заработаете.

Она достала большую стопку разных схем узоров и картин, мы с Никой выбрали себе для начала по небольшой салфетке и вскоре увлеченно отсчитывали клеточки по белоснежной канве.

– А если понравится, – сказала бабушка, – и если не бросите, то я вам потом еще кое-что покажу.

Мы просидели за работой до темноты. Электричества так и не было, к великой нашей досаде. Мы попытались вышивать при керосинке, но это оказалось очень трудно, глаза быстро устали, и пришлось отложить работу.

– Теперь я понимаю, отчего в деревнях рано ложатся и рано встают, – вздохнула я. – Придется, наверное, и нам на такой график переходить!

– Придется, – кивнула моя подруга.

Мы продолжали сидеть за маленьким круглым столиком у окна. Догорали угольки в печке, керосинка стояла позади на обеденном столе, а мы молча смотрели в окно. Приятно было просто вот так сидеть и наблюдать, как догорает полоска заката, темнеет, высыпают крупные на морозце звезды.

– И кто все же ходит по той дороге? – нарушила вдруг молчание Ника.

– Да что ты к ней прицепилась! Нужна она тебе, та дорога?

– Не все с ней просто, – ответила моя подруга. – Что-то там неладно.

– Это тебе твой кулон подсказывает? – поинтересовалась я.

– Можно сказать и так. Вообще, знаешь, с тех пор как он у меня появился, я стала многие вещи видеть несколько иначе.

– В смысле?

– Скажем так, я стала многое замечать. Такое, на что раньше не обращала внимания. А в последнее время вообще…

Она не договорила.

– И что там такое, на этой дороге? – спросила я после паузы.

– Мне показалось, я кого-то видела.

– Ну, может, там еще кто-то ходил, кроме нас? – предположила я, хотя у самой слегка пробежали мурашки по коже.

– Нет, не так, – помотала она головой. – Не так, по-другому… Мне трудно объяснить это.

– Ну так не ходи туда больше, – пожала плечами я. – Понимаю, ты, конечно, искательница приключений, но раз тебе такое видится, то лучше оттуда держаться подальше. Тем более что по этой дороге действительно почти никто не ходит.

– Ходит! – подскочила вдруг Ника и приблизила лицо к окну. – Смотри, смотри…

Теперь уже и я видела, по улице, от которой наш дом отделял невысокий редкий заборчик, медленно бредет человеческая фигура. Конечно, в этом не было ничего удивительного – мало ли кому вздумалось по улице погулять. Но этот человек шел, низко склонив голову и сгорбившись, со стороны деревни как раз по направлению к той дороге, что вела к курганам. Мне тут же стало не по себе – припомнилась куча голливудских фильмов и деревенских баек о том, кто может ходить по улицам ночью.

– Ника, а ты не чувствуешь, кто это? Ну, человек или…

– Что за глупости, конечно, человек! – фыркнула моя подруга. – Даже имя могу назвать – это Петро Глушенко.

– Петро?! – подскочила я. – Так он же говорил, что соседку в Павловку повезет…

– Ну правильно, – усмехнулась Ника. – Вот только не повез, а пошел пешком. И не в Павловку, а несколько по иному адресу. И обошелся без соседки. А так – все правильно говорил.

– Ха-ха.

Мне было совсем невесело. Куда он мог идти – не к курганам же? За нашим домом стояли еще две или три хаты, и все, село кончалось. Ревность помимо воли одолевала меня. Надо будет разузнать, кто там живет, в этих домах…

С такими мыслями я и уснула.

Глава 9

Сон из прошлого

А ночью приснилось мне село. Наше село – да не такое, как я привыкла видеть. Маленькие белые хатки-мазанки, округлые подслеповатые окошки размером с форточку, плетеные ограды – «тыны», на которых красовались горшки и глечики… Я видела его откуда-то сверху, находясь выше соломенных крыш и высоких закопченных дымоходов. Домишки разбросаны были как попало, но через деревню шла одна широкая, четко очерченная улица – как, впрочем, и в реальности…

Только там, во сне, стояла ночь, и эта ночь была тревожной и недоброй. Повсюду выли собаки, испуганно мычали коровы, ржали лошади в стойлах. Ни одно окно не светилось, все было плотно завешено, но я знала – никто в селе не спит, все приникли к щелям занавесок и дрожат от страха.

На миг я увидела себя маленькой девочкой в длинной домотканой рубахе, я стояла босиком на земляном полу крестьянской хаты и качала большую деревянную колыбель, висевшую на крюке посреди комнаты. Было темно, только в печи тлели уголья, и это немного разгоняло мрак. Женщина, высокая, худая, металась по комнате. Она то припадала к крошечному оконцу размером с форточку, чуть-чуть приоткрыв белую штору, то грохалась на колени перед потемневшими иконами в углу, то выхватывала из колыбели младенца и со слезами прижимала его к себе. Наконец она надолго припала к оконцу, а потом отшатнулась и села прямо на пол:

– Идуть… уже идуть… Хоть бы козаки успели…

И я, снова откуда-то сверху, увидела, как из леса у нашего края села выкатываются, выползают на дорогу, переходящую в улицу, непонятные серые фигуры, скрюченные и уродливые… А далеко за лесом виднеется над верхушками вершина кургана – той самой Лялиной могилы. И эта могила светится изнутри тусклым красноватым светом…

– Мама! – я проснулась с криком и долго лежала, уставившись в потолок и соображая, где сон, а где реальность.

Солнышко снова заглядывало в окно, его лучи нежно пробивались сквозь тюль. А часы-ходики показывали уже почти одиннадцать.

Приснившееся, как ни странно, не показалось мне кошмаром. Скорее это было одним из тех снов, которые я про себя называла «историческими». Было со мной иногда такое – после того как я побываю в каком-нибудь незнакомом месте, потом мне снится сон об истории этого места. Не страшный, скорее интересный – и до жути реалистичный, просыпалась я вечно с мыслью, что видела реальные события. Вот и теперь – сходила я на этот курган, так он мне и приснился.

Причем я до сих пор не знаю, то ли это были действительно когда-то произошедшие события, то ли моя буйная фантазия. Во всяком случае, ни подтверждения, ни опровержения я ни разу не получала.

«Ладненько, пора вставать», – подумала я. Тем более что диванчик Ники давно уже был застелен.

– Вот и Танечка встала, – приветливо встретила меня бабушка, когда я вошла на кухню. – Садись чай пить!

– А где Ника?

– Не знаю, ушла куда-то.

– Ну дела! И ничего не сказала?

– Нет. Встала раненько, помогла мне управиться и ушла. Поболтали мы с ней маленько… Серьезная у тебя подружка, Танечка!

– Куда уж серьезнее…

Позавтракав чаем со вчерашними пышками, я вернулась в нашу спальню. Куда же все-таки пошла Ника? Вечно эта ее самостоятельность!

Как я давно уже убедилась, большинство моих знакомых девчонок не пойдут никуда, если никто не составит им компанию. Даже в школьный буфет три шага не сделают, будут страдать от голода, но тупо дожидаться, пока какая-нибудь подружка не согласится пойти с ними. Признаюсь, мне тоже в компании комфортнее, чем в одиночку. А вот Ника – самое рьяное исключение из этого правила. Она такое «компанейство» презрительно обзывает «стадным рефлексом» или рефлексом «доминантой овцы», и ходить в одиночку для нее – удовольствие, а не проблема. Вот и теперь куда-то слиняла, пользуясь тем, что я сплю.