Опаленные крылья любви - Самсон Агаджанян

Умар хотел возразить, но понял, что это бесполезно. Он вспомнил, что именно такой же разговор состоялся у него когда-то с сыном Асланом. Перед ним стоял представитель нового непримиримого поколения чеченцев, готовых в любую минуту на самопожертвование во имя своей новой родины — Ичкерии. И, чтобы избежать дальнейшей бесполезной полемики, он спросил:

— Вы моего сына знаете?

— Знаю, товарищ генерал. Он возглавляет президентскую охрану. Перед отъездом я был у него.

— Как он?

— В зените славы. На днях Дудаев ему присвоил звание майора.

По лицу Умара пробежала горькая улыбка.

— Он знал, что вы едете ко мне?

— Да. Я ему об этом сказал.

— Как он среагировал на это?

— Он передал вам большой привет, а мне сказал, что зря еду к вам.

— Надо было прислушаться к его голосу.

— Я выполнил приказ генерала Дудаева. Товарищ генерал, простите за бестактность, но не кажется ли вам, что своим отказом вы закрываете себе дорогу на свою родину?

— Нет, капитан, мне так не кажется. Дудаев своими действиями толкает чеченский народ на войну с Россией, а война без человеческих жертв не бывает. В этой войне в основном пострадает ни в чем не повинное гражданское население. В Афганистане я видел разрушенные кишлаки,* слезы женщин и стариков. Не хочу, чтобы и с Чечней это повторилось… Прощайте, капитан. Не держите на меня зла, но я не хочу строить баррикады между русским и чеченским народами.

Капитан ушел. Умар с тоской посмотрел ему вслед, сел за стол. Рука непроизвольно потянулась к телефону, хотел позвонить Наташе, успокоить ее, но в последний момент передумал, «Дома скажу». Взял папку с документами и стал их изучать. Надо было подготовиться к встрече с пакистанцами. Зазвонил телефон,

— Умарчик, это я. Как у тебя дела?

— Дела, как у прокурора, — смеясь, ответил он. — А как твои дела?

— У меня все нормально.

— Я рад. Звонила Мария Петровна, она полчаса меня отчитывала, как нерадивого ученика, за мою нечувствительность к тебе в твоем положении.

— Прости, это я виновата.

— Наоборот, просить прощения должен я.

— Умарчик, вчера я была не права. Ты поступай так, как велит твоя совесть.

— Если моя совесть скажет, что надо ехать в Чечню, как ты на это ответишь?

— Ответ простой. Я поеду следом за тобой.

— Ты шутишь?

— Нет. Я хочу быть рядом с тобой.

Некоторое время он молчал. Молчала и Наташа. В трубке было тихо.

— Я уже дал отрицательный ответ.

Она все равно молчала.

— Наташа… — он услышал, как она заплакала.

Умар понимал ее состояние и терпеливо ждал, когда она успокоится.

— Я люблю тебя, — сквозь слезы сказала Наташа и положила трубку.

Умар задумчиво смотрел перед собой и не заметил, как в кабинет вошел полковник Максимов, а вслед за ним пакистанцы.

— Товарищ генерал! — подал голос полковник.

Умар вздрогнул, быстро встал, подошел к пакистанцам и, радушно улыбаясь, стал пожимать им руки. Пакистанцы, глядя снизу вверх на гренадерского роста генерала, отвечали ему крепким рукопожатием и широкими улыбками.

Однажды за обеденным столом Наташа завела разговор про будущего ребенка.

— Умарчик, как ты думаешь, где мне его рожать?

— Как где? — машинально ответил он. — Здесь.

— А, может, я поеду к маме в Волгоград? Первое время она мне поможет

— А не лучше, если она приедет к нам?

— Нет, она старенькая, не сможет приехать.

— Тебе виднее. Как считаешь нужным, так и поступай.

— Я передумала. Рожать буду в Москве.

— А почему в Москве, а не здесь?

— Во-первых, я прописана в Москве, а во-вторых, местом рождения ребенка будет столица России. И родится он гражданином России… Умарчик, а как у тебя с гражданством?

Тот неопределенно пожал плечами.

— Не знаю. На днях замминистра тоже такой же вопрос мне задал. Мол, пора вам определиться с гражданством.

— А что он этим хотел сказать?

— Напрямую не сказал, но его намек я понял: первый замминистра обороны Узбекистана не может быть гражданином другой республики.

— И что ты ему ответил?

— Ничего. Хотя рано или поздно надо определяться с гражданством.

— И ты согласишься принять гражданство Узбекистана?

В ответ он отрицательно покачал головой. Наташа некоторое время пристально смотрела на него и неожиданно спросила:

— А ты бы согласился вернуться в российскую армию?

Умар грустно улыбнулся.

— Пока Президент России Ельцин и министр обороны Грачев, мне России не видать, как своих собственных ушей.

— Что касается твоих ушей, то подойди к зеркалу и любуйся ими. Они у тебя красивые… А Ельцин и Грачев не вечны на своих постах. Но ты не ответил на мой вопрос: ты бы согласился вновь вернуться в российскую армию?

— Думаю, это пустой разговор.

Наташа улыбнулась, хотела ему сказать, что поживем — увидим, но передумала. Идея помочь Умару вновь вернуться в российскую армию пришла ей в голову неожиданно, и она решила пока не раскрывать ее. Чтобы отвлечь его от этой гемы, вернулась к прежнему разговору о месте рождения ребенка.

— Умарчик, а ты согласен, чтобы я его родила в Москве?

— Не возражаю, но тебе одной там будет трудно.

— Одна я там не буду. Я уже говорила с Марией Петровной и она согласна в это время пожить со мной в Москве.

— Я уже тебе ответил: поступай так, как считаешь нужным.

— Спасибо, милый. Еще один вопрос надо решить. У нас две квартиры в Москве. Может, одну продадим?

— А какая необходимость в этом?

— Но две большие квартиры ни к чему. Хочу одну из них продать и на эти деньги открыть салон красоты.

От удивления Умар чуть не подавился косточкой от рыбы.

— Ты что, решила бизнесом заняться?

— При чем здесь бизнес? Я не ради этого. Просто давно мечтала открыть свой собственный салон красоты.

Некоторое время он молчал, потом встал и нервно заходил по комнате. Наташа знала, что его беспокоит, и не ошиблась.

— А обо мне ты подумала? Что буду делать я? — он хмуро посмотрел на ее улыбающееся лицо.

— Я знала, что ты задашь этот вопрос.

— И что ответишь?

— Поживем, увидим, — уклонилась она от прямого ответа.

— Ты хочешь, чтобы я уволился из армии и стал сторожить твой салон красоты?

— Почему мой салон? Наш салон.

— Я так не думаю, — буркнул он.

Она недоуменно посмотрела на него. Хотела высказать свое недовольство, но, немного поразмыслив, поняла, почему так болезненно он отреагировал на ее слова, и спокойным тоном произнесла;

— Давай уясним наши имущественные дела и раз и навсегда поставим точку. То, что принадлежит мне, но праву принадлежит и тебе. Если я отдала тебе себя, то всякое барахло, которым владею, по сравнению со мной и ломаного гроша не стоит. Ты с этим согласен?

Он молчал. Она взяла его руку, положила себе на живот.

— Здесь твой сын. Скоро ты услышишь его позывные и мне не безразлична ждущая его судьба. Все, что я имею, принадлежит вам двоим. Надо радоваться, что мы с тобой живем в достатке и во взаимной любви. Я знаю твою кавказскую гордость и честолюбие. Только ответь мне, что здесь плохого, если жена богата и безумно любит своего мужа? Молчишь? А молчишь потому, что я права!

Наташа прильнула к его губам, но ответной реакции не почувствовала. Она отодвинулась от него и, глядя ему в глаза, сказала:

— Ты любишь меня сердцем, полюби и разумом. И тогда мы заживем с тобой прекрасной жизнью. По существу настоящую жизнь я еще так и не видела. Переезды из гарнизона в гарнизон, тревожное ожидание и постоянное нервное напряжение. Я хочу, чтобы мы с тобой поехали в круиз, хочу и мечтаю увидеть Париж, Рим. Позагорать на золотистых пляжах Карибского моря.

— Ты много хочешь. — Умар наконец оттаял.

— Разве это много? Это совсем мало. А что ты видел, кроме солдатской казармы? Ты даже ни разу за границей не был.

— Как не был? Был.

— Если имеешь в виду Афганистан, то и врагу не пожелаешь такой заграницы… Как только ты уйдешь на пенсию, мы сразу же поедем по туристической путевке в Париж.

— Почему именно в Париж?

— Не знаю, я с детства мечтала увидеть Париж. А тебе куда хочется?

— В Египет.

— А что там хорошего?

— Просто хочется посмотреть на пирамиды и прикоснуться к древней цивилизации.

— Я не возражаю. Поедем в Египет.

— А еще куда?

Наташа увидела в его глазах смешок.

— Ты что, сомневаешься?

— Все твои мечты в необозримом будущем. Как же ты собираешься по белому свету путешествовать с грудным ребенком?

Довод был убийственный, но Наташа не растерялась:

— Ему будет два года и мы его возьмем с собой.

— К этому времени много воды утечет. Неизвестно, что будет через месяц, а ты уже загадываешь на годы вперед. Поживем — увидим.