Повелитель Ижоры - Александр Егоров

Спикер был подключен к автомобильной сети. Резиновая жаба заняла свое место на торпеде. Лупоглазый «остин», сам похожий на лягушку, ворчал мотором, готовый увезти хозяйку прочь из дома.

Ленка поправила козырек бейсболки. Кинула взгляд в зеркало и усмехнулась. А потом тихонько нажала на педаль.

Солнце поднималось над деревьями парка, и роса на траве исчезала на глазах. День обещал быть жарким.

Вероятно, был уже полдень, когда Филипп открыл глаза – и тут же снова зажмурился от яркого света. Поморгал, приподнялся на локте и снова попробовал оглядеться, щурясь от солнца.

Он лежал на длинной деревянной скамейке, выкрашенной белой масляной краской, но уже порядком грязной, как если бы по ней ходили ногами; под скамейкой (видел Филипп) валялась пустая бутылка, и не одна. Пахло прокисшим пивом и окурками. Откуда-то доносилась иностранная речь. Возможно, от всего этого в голове гудело.

Фил поднял глаза и вздрогнул: исполинских размеров чугунный колокол возвышался на площади, шагах в тридцати, и два силуэта на верхушке этого колокола, казалось, тянутся к самому солнцу. Один сжимал в руках увесистый крест, другой склонился перед ним, словно ждал наказания. «Это же тот самый памятник, – вспомнил Фил. – Это все еще Новгород». И точно: за его спиной белел Софийский собор (в точности там, где в прошлой модели стоял терем князя Борислава). В стороне, за деревьями, виднелись крепостная стена и башня красного кирпича с устроенным прямо в ней рестораном.

Ресторанная музыка была на удивление знакомой: невидимый шансонье все натягивал свою «ушаночку» – боялся простудиться в разгар лета. Этот новый Новгород был куда беспокойнее старого.

Хотя волноваться не было причин. Вокруг шелестели липы, толковали о чем-то сизые голуби, прохаживались туристы в мешковатых джинсах, с камерами. Кое-кто удивленно поглядывал на встрепанного парня в необычной одежде, растянувшегося на уличной скамейке, как у себя дома. Было даже странно, как это на него не обратила внимания милиция.

Вдруг Фил дернулся, как ужаленный, и сел на своей скамье, поджав ноги.

– Ник, – позвал он. – Ники, ты где?

Но друга рядом не было.

Последнее, что помнил Фил, – это как он крепко схватил Ника за руку (и верно, чего было стесняться?), и как темнота накрыла их, а потом, словно выждав, последняя притаившаяся молния ослепила и оглушила. Его пальцы разжались, и дальше они падали порознь (это необъяснимое чувство свободного падения напомнило Филиппу о чем-то недавнем и неприятном).

И вот теперь он остался один, и было совершенно непонятно, где искать Ника.

Фил нащупал в кармане спикер. Как и следовало ожидать, батарейка была полностью разряжена. На ориентировку ушло слишком много энергии. Опуская спикер обратно в карман, Фил ловил на себе удивленные взгляды туристов.

Пожав плечами, он встал. Оглянулся: скамейка и вправду несла на себе следы чьих-то грязных подошв. Его собственные кожаные башмаки казались частью маскарадного костюма, да и сам он словно только что сбежал со съемочной площадки.

«Вот и славно», – решил он.

Пошатываясь, он побрел к крепостным воротам, ведущим к реке. Почему-то ему казалось, что Ники может отыскаться там.

Дорожка привела его к Волхову. Мутные воды реки, как и тысячу лет назад, неспешно катились мимо, вот только берега стали иными. У бетонного пирса ждали туристов теплоходы, по узкому пешеходному мостику двигался разномастный поток людей, на пляже пили пиво местные жители вперемешку с отдыхающими. У Филиппа зарябило в глазах от голых тел в разноцветных плавках и купальниках.

Он прищурился и перевел взгляд: дрянное летнее кафе, похожее на шатер, было устроено у самого крепостного вала. Под складными зонтиками какие-то бледнотелые бездельники жрали сосиски. В стороне скучал фордовский фургончик, разрисованный рекламой, и лепились друг к другу кабинки туалетов. Дверца одного была приветливо распахнута.

И тут он увидел Ника.

Несколько парней, явно из местных, прижали его к стенке там, за зелеными кабинками. Ник уже лишился своей кожаной куртки, подарка Эйнара, и стоял теперь в одних штанах, беспомощно оглядываясь. Из носа у него шла кровь, и он размазывал ее кулаком. О чем-то его спрашивали, но он, похоже, не спешил отвечать и только морщил лоб, будто не понимал, чего от него хотят. Что и говорить, Ники выглядел очень необычно среди этих короткостриженых гопников. Но не более странно, чем сам Фил в своем обличье юного викинга.

Наверно, поэтому Филипп немного помедлил, присматриваясь, и лишь потом, мягко ступая по песку, подошел поближе.

– Ники, – позвал он, и младший его услышал. Он выпрямился и значительно прибавил в росте. Его обидчики оглянулись.

– Во, еще один клоун, – сказал один. – С одного цирка, бл…дь.

Если бы полупьяные дебилы были повнимательнее, они бы, пожалуй, не стали разглядывать, во что именно был одет приблизившийся к ним высокий, загорелый, изрядно обросший парень. Прежде всего им следовало бы взглянуть ему в глаза. А глаза эти были холодными, как карельское железо, и не обещали ничего доброго.

Двое или трое, впрочем, шагнули навстречу и уже раскрыли пасти, чтобы что-то сказать или просто подышать перегаром, но Фил заговорил первым.

– Жить хотите? – спросил он.

Вопрос был прямым и понятным, но вместо ответа сразу двое двинулись к спросившему, мешая друг другу и бормоча на ходу что-то вроде «щас, епт» – и другое, в том же роде.

Мускулы Фила сами собой напряглись, взгляд заострился. Какое-то новое умение он ощущал в себе: возможно, так чувствует себя неофит, только вчера укушенный вампиром. Теперь он знал все о каждом и видел врага насквозь, вплоть до мятой упаковки презервативов в левом кармане одного из уродов, хотя они ему сегодня вряд ли понадобятся, потому что…

Он вскинул руку и перехватил чье-то запястье, и тут же вывернул, да так, что нападавший взвыл и согнулся пополам. Отскочив на шаг, ребром ладони он огрел врага по шее у основания бритого черепа. Кинув быстрый взгляд на второго, нанес удар ногой (кожаные штаны едва не треснули), и враг охнул и отлетел в сторону, уронив на землю самодельный кастет. Секунды тянулись медленно, будто не в жизни, а в растянутой во времени графике. Вот третий из четверых, оставив Ника, пошел на Филиппа, кривя морду, всю в угрях (что яснее всего говорило о не слишком высоком качестве раствора, который он вкалывал себе в вены), а Фил заранее видел, как на его покрытой язвами руке кое-как напрягаются вялые мускулы – это был не соперник для ярла Филиппа, которого учил драться сам Корби Суолайнен. Свалив придурка на землю боковым ударом, Фил поглядел в лицо четвертому.